девчачьим паническим атакам посвящается
и страшно мне случайно увидать,
спросонок, краем глаза, без желанья,
как множится клубится во мне рать
нечеловеческого, взрослого отчаянья.
все потому что знаю я уже,
что горестей охапку нам собрали
и на проверку смелости в душе
вручают нам, без продыху, печали -
друзей, что нас украдкой предадут,
родню, что позабудет в час ненастья.
и хочется укрыться, сгинуть тут
в углу широкой ванны. сжать запястья
руками крепко поверху колен,
сидеть, слегка качаясь в такты пульса,
подальше от людей и от систем,
что до любого нынче доберутся.
и я сижу, покуда стынет день,
и множатся, клубятся эти мысли
во мне, познавшей толику страстей
своей, внезапно ставшей взрослой, жизни.
и кажется, что мир мой однобок,
что боли в нем не счесть простому счету,
и что меня одну оставил Бог,
принявшись за искуснее работу,
что больше он не выглянет ко мне,
помочь и поддержать рукой большою,
что больше нет ни смелости в душе,
ни сил, чтоб управлять своей судьбою.
вот тут-то небо шлет ко мне тебя,
к любой охапке горя прилагая,
как подорожник к ране, и любя
ты снова от меня меня спасаешь.
включаешь свет, там холодеет пол
широкой ванной, где сижу, немая.
от ужаса несовершенных зол
ты вновь меня спасаешь,
обнимая.
спросонок, краем глаза, без желанья,
как множится клубится во мне рать
нечеловеческого, взрослого отчаянья.
все потому что знаю я уже,
что горестей охапку нам собрали
и на проверку смелости в душе
вручают нам, без продыху, печали -
друзей, что нас украдкой предадут,
родню, что позабудет в час ненастья.
и хочется укрыться, сгинуть тут
в углу широкой ванны. сжать запястья
руками крепко поверху колен,
сидеть, слегка качаясь в такты пульса,
подальше от людей и от систем,
что до любого нынче доберутся.
и я сижу, покуда стынет день,
и множатся, клубятся эти мысли
во мне, познавшей толику страстей
своей, внезапно ставшей взрослой, жизни.
и кажется, что мир мой однобок,
что боли в нем не счесть простому счету,
и что меня одну оставил Бог,
принявшись за искуснее работу,
что больше он не выглянет ко мне,
помочь и поддержать рукой большою,
что больше нет ни смелости в душе,
ни сил, чтоб управлять своей судьбою.
вот тут-то небо шлет ко мне тебя,
к любой охапке горя прилагая,
как подорожник к ране, и любя
ты снова от меня меня спасаешь.
включаешь свет, там холодеет пол
широкой ванной, где сижу, немая.
от ужаса несовершенных зол
ты вновь меня спасаешь,
обнимая.