Так уж получилось, что пишу...
Дамы и господа, поздравьте - это мой первый день и мой первый пост на этом замечательном сайте. Мое увлечение - "синтез пера и мысли", хотя для моего проекта это чрезмерно пафосно. Решил поделиться с широкой (да уж, кто там доберется до этого поста) публикой прологом к своему труду, и очень жажду критики. Судите, как пожелаете, буду благодарен.
Пролог: Заключенный 395
Тусклое освещение. Холодные бетонные стены и пол. Непросвечиваемое стекло, через которое все равно ощущаются чьи-то надменные изучающие взгляды. Металлический стол, привинченный к полу. Кресло с модными встроенными наручниками, все в рамках вкуса матерого тюремщика. Да уж, атмосферка-то способствует продуктивной и приятной беседе.
Несмотря на всю серьезность и критичность ситуации, на вышеупомянутой мебели вполне расслабленно и непринужденно восседал человек, которому, судя по его вальяжной позе, все эти организационные мероприятия не доставляют никаких неудобств. Комфорт - превыше всего, даже если ты на допросе, так что сядь поглубже, запрокинь голову кверху, приятно размяв шею , вытяни ноги под столом до появления приятных ощущений в районе бедер, сладко зевни, улыбнись и уложи руки на подлокотники, сам обнаружишь, что чудо-кресло крепко держит тебя за запястья, из чего делаем вывод, что проектировщики не рассматривали ему иного способа применения, а значит, ты все делаешь правильно. За исключением одного - если бы ты все делал правильно, то не оказался бы на допросе. На самом деле все просто.
Совершенно не смущенный ни прикованностью к чертовой мебели, ни гнетущей атмосферой, ни целым коллективом наблюдателей за стеклом, вышеупомянутый индивид просто требует, чтобы я описал его поподробней. Признаюсь - я благодарен ему за это, ведь в этой крохотной комнатке три-на-три я уже описал все наиболее важное, и только его персона удерживает меня от увлеченного расписывания лампочек и камер наблюдения по углам. Раз уж была поднята тюремная тема, начну в темпе протокола. Пол - мужской, рост - 191 , вес - 86. Еще белые волосы и бледная кожа. "Бледная"... Это прилагательное обычно идет в комплекте с "мертвенно", но на этот раз я вас разочарую - объект моего словоблудия действительно был обделен экзотическими оттенками и, судя по всему, все лето просидел дома за компьютером, но его цветовая гамма не соответствовала столь гнетущей и могильной характеристике, как "мертвенно-бледный".
При высоком росте, вес в 86 килограммов говорит лишь об одном - ни обильными мышечными массами, ни жировыми наростами данная персона не обладала. Он был довольно худощав, это факт, но явно был в форме и до характеристик из серии "дохляк", "дрыщ", и "дистрофик" не дотягивал.
Недлинные светлые волосы явно были ему к лицу, которое я, честное слово, опишу ниже. Состояние его прически говорило, что в принципе он любит покороче, но в связи с некоторыми обстоятельствами, которым мы, между прочим, стали свидетелями, он слегка оброс.
Выполняя обещание коснусь его лица. Фигурально, естественно. Я бы описал его, как змеиное, но раз уж есть вероятность, что наше с вами понимание в области змеиных черт в человеческой внешности разнится, перейду к подробностям. Глубоко посаженные глаза, узкий нос с легкой горбинкой, скулы, создающие эффект, будто он постоянно немного щурится, слегка впалые щеки, тонкие губы и острый подбородок. Понятия не имею, что заставило провести меня ассоциацию со змеями... Может, лучше назвать эти черты мефистофельскими?
Если бы описывающего нашего креслового всадника спросили, есть ли в его внешности что-то особо примечательное, то, что полицейские расценивают как особые черты, по которым хоть опознание проводи, то от обилия таких черт у несчастного просто глаза бы разбежались. Вот с глаз и начнем. Правый - зеленый, левый - желтый. Гетерохромия во всей красе! Однако цветовая гамма все равно змеиная, так что будем считать это причиной ассоциации. Все, закрыли тему пресмыкающихся!
Дополняли его образ черты, приобретенные явно не естественным путем. Узкий вертикальный шрам, протянувшийся от губ, до подбородка, и след от ожога, расположившийся на нижней части левой щеки. Спускаемся ниже и обнаруживаем шею - вот так неожиданность - которую овивает черная колючая проволока. Своеобразный, однако, вкус, относительно татуировок. Пресловутый рисунок, помимо шеи, окупировал левое плечо и закончил свой путь, обмотав предплечье вплоть до запястья, покрытого следами от попыток вскрыть вены. Такие следы были и на правой руке, шрам на груди образовывал выражение "HATE ME", а беспорядочная сетка неглубоких порезов покрывала спину.
Человек, сидевший в кресле для допросов вызывает у меня диссонанс. Внешне - мученик, оказавшийся в критическом положении, но чувствует себя абсолютно расслабленно и непринужденно. Ни увечья, ни психологическое давление и стресс не могут согнать с его лица дурацкую надменную улыбку, напоминающую оскал.
***
Дверь открылась, и в сопровождении двух вооруженных охранников в комнату вошел лысый мужчина лет сорока, одетый в недорогой бежевый пиджак. Меня всегда раздражал этот цвет, простите за отступление. Громко вздохнув, он положил толстую папку, переполненную всякой макулатурой на стол и сел напротив вышеописанного человека-диссонанса.
-Позвольте представиться, - честь начать разговор выпала только что севшему, для компактности повествования назову его пиджаком, - Меня зовут Мартин Арендт, я психолог.
Неловкая пауза. Пиджак был пронзен острым, пренебрежительным взглядом, отчего понял, что доверительная беседа вряд ли получится. Несмотря на вид, не излучающий ни жесткости, ни уверенности, голос психолога был спокойным - пиджака не пробирал холодный взор и ухмылка хищника. Важности Арендту придавало еще и характерное немецкое произношение - четкое, резкое, конкретное. Недаром немцы умеют все раскладывать по полочкам, наводить порядок в любом смысловом и техническом хаосе.
-Моя очередь. Я Снайдер, - слегка трещащим, говоря вокальным языком, с ноткой штробаса, баритоном, с явным шеффилдским акцентом, ответил допрашиваемый, - Хотя, учитывая всю официальность мне стоит представиться Кристофер Честертон. Называйте меня, как вам удобно, только умоляю, не по фамилии. Она меня искренне злит.
Слегка улыбнувшись, пиджак кивнул, ненадолго отведя взгляд и негласно проиграв визуальную дуэль. По крайней мере, так решил Честертон. Бога ради, только не говорите ему, что я время от времени буду называть его так, ибо я против его фамилии ничего не имею.
-Кристофер, - приступил к содержательной части беседы Арендт, - Вы знаете, где вы находитесь?
Англичанин с едва заметной усмешкой покрутил головой, отрывисто осматриваясь. Он заранее успел изучить все наиболее важные детали помещения, так что данное телодвижение - не более чем аксессуар к дальнейшей реплике.
-Понятия не имею. Но учитывая тот факт, что мне отказали в смертной казни - где-то в самой заднице мира. Судя по путевке и комментариям моих конвоиров, это место построено, не иначе, как на границе с первым кругом ада. Боюсь, что географическое расположение на пограничье не соответствует наполнению, ибо первый круг не про меня. По мне плачет седьмой, если я ничего не путаю.
-Я вижу, - выдержав небольшую паузу, прокомментировал Арендт, - вы довольно религиозны.
-Отнюдь, - парировал Снайдер таким же отсутствующим и немного пренебрежительным тоном, - Я не религиозен, а эгоистичен, поэтому мне любопытно, куда же меня занесет в будущем.
Во взгляде пиджака появилось легкое недоумение. Да уж, сидевший перед ним человек - явно псих.
-Мистер Че... Пардон. Кристофер. У меня в бумагах сказано, что вы страдаете от запущенной формы социопатии. Что у вас периодически бывают припадки, во время которых появляется тяга к насилию. Что вы совершали ужасные злодеяния, вдохновляясь темой страха. Что вы скажете по этому поводу?
Взгляд англичанина стал уставшим и отсутствующим, будто беседы на подобные темы ему порядком наскучили. Ну извини, Крис, никуда тебе не деться.
-Страх. Страх - великая вещь. Самый сильный движущий механизм, который заставляет человека шевелиться. Нет ничего влиятельней страха. Мы всю жизнь живем под его пятой. Ходим в школу, потому что боимся получить оплеуху от родителей. Получаем высшее образование, потому что боимся остаться без работы. Ходим на работу, потому что боимся, что завтра в холодильнике будет пусто, а на следующей неделе общество будет потрошить тебя, лишь бы вытянуть полагающийся ему процент денег. Мы боимся, и пока мы боимся - мы живем. Видите ли, я сторонник позиции "обращайся с людьми так, как хотел бы, чтобы они обращались с тобой". Я вывел из этой мудрости следующее - если боишься чего то, не делай другого жертвой предмета своего страха. Боишься высоты - не тащи другого на крышу небоскреба. Боишься пауков - не кидайся в людей членистоногими. Боишься смерти - не убивай. Если ты применяешь такое понятие, как страх, настолько относительно, что избегаешь этого правила, тогда о какой, к черту, морали может идти речь? - постепенно повышая градус экспрессии, Снайдер перешел практически на крик, но поймав себя на этом, резко сбавил ноту, - И вот в чем проблема, по которой, собственно, я и оказался здесь. Видите ли, мистер Арендт, я не боюсь ничего. Абсолютно ничего. Я бы сейчас сделал решительный жест, которым бы перечеркнул воображаемые причины, но, боюсь, руки мои обездвижены. Зря, между прочим. Вам бы я не причинил никакого вреда, даже если бы у меня была такая возможность.
-Вас описывают, - снова взял слово пиджак, - как человека в высшей степени жестокого. Откуда такое снисхождение?
-Мы забываем, - Честертон принялся за новый монолог, вооружившись интонацией опытного лектора, - Что человек не только социальное существо, но и вполне себе животное. А животным свойственно применять насилие, как средство решения проблем. Человек же, совместив в себе социальное и животное начало, открестился от этого. Насилие - великолепный способ достижения цели, но не решение проблемы. Идея об обратном - и есть проблема. Но вся гнусность в том, что беспринципность нашей природы заставляет нас балансировать, примеряя маски, скрывающие этот порок. Для уточнения я возьму понятие культуры. Что есть культура? Можете не отвечать. Культура есть синтетика. Культура есть то, что отличает людей от животных. И сразу же хочу взять за горло слово "культурный", которое обычно применяют к интеллигентам. Если носишь штаны и не пьешь из лужи - уже культурный. Да, можешь гордиться собой. Культура - не понятие из разряда "да" или "нет", это степенная характеристика из серии "более" и "менее". И вот я возвращаюсь к затронутому ранее балансу - когда человеку выгодно, он обращается к культуре, натягивает маску социальности и открещивается от всего дикого. В другой момент, когда он чувствует низменное превосходство, он выпускает своего внутреннего зверя погулять. И так всю жизнь - лицемерие стоит у нас в приоритете. И если я вижу того, кто больше походит на животное, - Снайдер окинул взором охранников, а голос его стал тихим, даже мурлыкающим, - Я не брезгую применять животные средства решения разногласий. Ежели предо мной человек - то и взаимодействовать я планирую как человек с человеком. Культурно. На данный момент вы - единственный здесь, кто напоминает человека. Так что если бы мои руки были свободны, - и вновь улыбка, только на этот раз жуткая, улыбка настоящего психа, - Этих двоих я бы растерзал мгновенно, а после этого продолжил бы нашу с вами беседу.
Не отводя взор от этого ненормального, Арендт пытался переварить то, что услышал. Культура? Социальность и дикость? Как это связано с тем, что сидевший перед психологом человек - убийца, который оказался в руках органов правосудия после того, как убил прямо на улице около сотни человек?
-И вы считаете, - немец старался не подавать виду, что псевдо-философия Снайдера ему омерзительна, - что это оправдывает ваши злодеяния?
-Я считаю, - наконец лицо Криса приняло гримасу презрения, тело его угрожающе подалось вперед а взгляд источал ненависть, - Что понятие "злодеяние" здесь не уместно. Я попробую объяснить, да только поймете вы вряд ли.
-Уж попытайтесь, - светясь скептицизмом ответил пиджак.
-Вернемся к теме страха, - Снайдер принял свою прежнюю позу, хотя было видно некоторое напряжение, - К какой категории относится страх? "Да -нет" или "более-менее"? Скажите мне, господин Арендт.
-"Да-нет"? - предположил немец.
-Ничерта подобного. Ты всегда боишься. Каждый миг. Только страх подавляется побочными факторами. Боишься смерти - но возраст говорит, что рано еще на тот свет, так что чем меньше живешь, тем меньше боишься. Ты боишься нищеты, но стабильный заработок слишком хорошее обезболивающее. Ты боишься, что я вырвусь из долбанного кресла и выпотрошу тебя, но эти двое обезьян с пистолетами и надежность конструкции обещают тебе, что такого не случится. Но ты не перестаешь бояться. Ибо ты еще жив. А пока ты дышишь, твои инстинкты будут создавать иллюзии и образы, которые вызывают отторжение и отвращение настолько сильные, что ты расцениваешь их переход в категорию "реальность" как конец!
-И что вы хотите этим сказать, мистер Честертон? - Мартин не забыл, а намеренно пренебрег просьбой Снайдера.
-То, что страх - сильнейшая система, на которой построено все. Выживание. Управление. Быт. Религия. Делопроизводство. Абсолютно все. Система работает на страхе, и пока страх манипулирует обществом, это самое общество не превращается в вонючий разлагающийся кусок мяса. Но что есть общество? Совокупность индивидов, совместно взаимодействующих друг с другом и окружающей средой. И год за годом общество, объединенное незримым коллективным разумом, устанавливает новые правила для своих единичных компонентов. Стремясь найти замену страху, людям подкидывают все новые и новые жвачки для мозгов, но при это себестоимость человека резко падает. Общество нынешнего образца давно стало монополистом. Если ты объявишь себя главным на некоторой территории и будешь требовать с ее обитателей процент с любой денежной операции, угрожая в противном случае применить агрессивные меры - это назовут рэкетом. Если это сделает государство - то это называется налоговая система.
-И что же делаете вы, что изменить этот, столь ненавистный вам ход вещей? - Арендт деловито опложил руки на стол и гордо поднял голову, слегка сморщив нос, выражая свое презрение. Психолог из него так себе.
-Что делаю я? Снижаю количество - повышаю качество. Те люди, которые после встречи со мной остались живы - никогда не будут прежними. Они или сломаются, или станут сильнее. Но что самое важное - они не смогут существовать в вашем обществе. А значит, внесут в разлад. Вернемся к теме лицемерия, ведь по вашим законам вам придется о них заботиться. А стоит заставить крошечное микрообщество выйти за рамки общей толпы - сразу же поднимется шум. А мне это и нужно. Я ведь ничего не боюсь. Поэтому и обращаюсь с людьми так, как считаю нужным.. Видите - я честен в высшей степени, как сказали бы вы. Я не занимаюсь самообманом. Не хожу на ненавистную работу, не кричу "я свободен", при этом являясь рабом природы, волнений, страха и стадного чувства.
Арендт внимательно смотрел в глаза Снайдера. Что-то подсказывало немцу, что этот заключенный - особенный, что именно за его судьбой следит какое-то невидимое провидение, хотя чувство это было столько туманным, что он не мог даже четко описать его. Что же в нем было особенного? Обычно подобные злодеи настоящие философы, но точно не этот - Честертон обычный псих. Обычный псих с редкими, даже индивидуальными отклонениями. Быть может, все дело в его прошлом?
-Не продолжайте, Кристофер, боюсь, что ваша точка зрения не совпадает с моей. Теперь скажите мне, что вы помните из своего детства?
"А вот и снова я" - сказала ненависть и вновь окупировала мимический аппарат Снайдера.
-У вас на руках бумаги, - презрительный тон, боже, Крис, как же он тебе идет, - В которых описаны мои расстройства. Неужели в списках медицинских записей нет одной единственной, с диагнозом "амнезия"? Мое первое воспоминание - дешевая лечебница в захолустье, откуда меня отправили в психушку. Полагаю, вы сами знаете больше меня. Просветите, будьте так любезны.
-С удовольствием, - с наигранной улыбкой ответил пиджак, -Кристофер Честертон, родился в семье психолога, какое совпадение, и рекламного агента. Среднестатистическая по всем параметрам семья, которая оказалась разрушена после того, как вы всей четой попали в автомобильную аварию. Родители ваши скончались на месте, вы впали в кому на 6 лет, а ваш младший брат был реанимирован и пристроен в приют. Между прочим, у него сейчас своя семья. Вы что-нибудь о нем знаете?
-Совершенно ничего. Впервые слышу, что у меня есть брат. Дальше что?
-Далее, когда вы вышли из комы, у вас обнаружили странные отклонения - тягу к жестокости и полное отсутствие инстинкта самосохранения. Неужели вы ничего не боитесь, Кристофер?
Снайдер со свойственной ему ухмылкой кивнул. Какая неожиданность.
-Тогда, надеюсь, вы не против маленького теста. Джеймс, - Арендт обратился к охраннику, - будь так добр, приступай.
По команде верный стражник обнажил свой пистолет и приставил дуло к виску Честертона. Ну как, страшно, кретин бледный? Несколько секунд англичанин продолжал с пренебрежительным недоумением смотреть в глаза психологу, который, судя по всему, не такой уж и психолог, после чего с наивной детской улыбкой повернулся к охраннику и... громко произнеся "АМ", открыл рот и схватил пистолет мускулистыми челюстями. И хотя, по канонам, оружие в ротовую полость засовывают добровольно только самоубийцы, а для соответствия этому образу Крису необходимо взяться за оружие своими руками, этому парню было совершенно все равно - он будто выпрашивал пулю, смотря на охранника наивным взглядом, при этом глупо хохоча.
-Достаточно, - прервал этот парад абсурда Арендт, -Джейсмс, убери пистолет. И по свободе продезинфицируй его.
-Да, это будет явно не лишним, - прокомментировал Снайдер, продолжая хихикать, - Тем более...
-Я сказал достаточно! - пиджак был крайне серьезно настроен закончить беседу, он даже взял папку и встав с кресла, гордо возвысился над допрашиваемым, - Вот вам мой вердикт: тюрьма Эксилиум - самое подходящее для вас место, заключенный 395. Поздравляю, здесь вы проведете всю свою оставшуюся жизнь. Добро пожаловать.