Зимопись.
"Честные - за справедливость, жулики - за милосердие"
(Из "Как я был девочкой" Петра Ингвина, автор рисунка Ксения Григорьева)
"Честные - за справедливость, жулики - за милосердие"
(Из "Как я был девочкой" Петра Ингвина, автор рисунка Ксения Григорьева)
Страшно сознавать, но с этого момента добрый дядя, без чьей помощи не решится ни одна проблема – я. Только я. Как сказала Тома недавно: мы ведь уже большие. Увы. Слишком рано. Но. Я – мужчина. Поэтому:
Я не ною и не жалуюсь. Я пересиливаю.
Я не прошу. Я действую.
Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь.
Для меня нет невозможного. Трудно – да, долго – может быть, но не невозможно. Ведь если кто-то говорит, что от него ничего не зависит – врет, позорно и трусливо. Всегда и все зависит от каждого. Повторяю для тех, кто в домике: от каждого! Слабость, неумение, страх – не оправдание. Боязнь общественного мнения, дееспособная демократия, подчинение активного меньшинства ленивому большинству – набор чуши, в которую, к моему удивлению, многие верят. Собрались вместе двадцать львов и сто баранов – кто из них большинство? Какие законы примет парламент в таком составе? Вы все еще верите в демократию, что она существует для вас? Тогда мы летим к вам, как говорят военно-воздушные силы известного рассадника цивилизации.
Слабый человек – мертвый человек. Слабое общество – мертвое общество. Но общество состоит из людей. Из львов и баранов. Поэтому, быть слабым – предательство. Какие верные слова, хоть и сформулированы моими оппонентами. Но сейчас я обязан вырваться из рук оппонентов тех оппонентов, чтобы отоппонировать не нравящихся мне тех и других. И демократизировать чуток, чтоб еще радовались и восхваляли великого отоппониратора. У демократов всегда так, стада баранов славят львов. Иногда – чужих. Иногда не хвалят. Бывает, даже блеют издали, что у него и шерсть неправильная, и вообще он весь какой-то недемократичный. Но если окажется на расстоянии броска, пусть даже с самой благосклонной доброжелательной мордой – воспоют аллилуйю и подставят выи и прочее. Не умеют по-другому.
Так что, господа оппоненты, ждите. Я повзрослел. Я – иду.
– Пришли, – удовлетворенно сообщила Деметрия, когда спереди донесся довольный вскрик.
(Из «Как я был девочкой», Петр Ингвин, серия «Зимопись»)
- Как вообще вы относитесь… вы – женщины… к доневесторским отношениям? Ничего не имею в виду, просто интересуюсь. У нас в долине это нормально для одних и категорически неприемлемо для других.
Марианна, чьи ноги с упоением продолжали мутить воду, вопросу удивилась, но виду не подала.
- Сестричество борется всеми возможными методами.
- Надеюсь, не до смерти?
- Все бывает.
Хм. Тогда почему она сама и другие ученицы так настойчиво… Ага, неправильно употреблено слово «отношения». Нужно забывать прежние заморочки. В отличие от морали двадцать первого века здесь понятия «отношения», «коитус» и «любовь» не тождественны, спросим по-другому.
- Как у вас понимают слово «девственность»?
- Описательно, морально или физически?
Я оторопел:
- Не думал, что у этого слова столько смыслов.
- Смысл один, приложение разное. – Девичьи ноги уже достаточно уверенно держались между небом и землей без моей помощи. - Например, девственный лес - не тронутый людьми. Это описание.
- Думаю, «не тронутый людьми» подойдет для всех случаев.
Марианна качнула торчащей из воды головой:
- Девственно чистый мозг – не тронутый мыслями, как у тебя сейчас.
- Упрек принят. Каюсь.
Царевна удовлетворенно продолжила:
- Еще так говорят о мальчике и девочке, не достигших физической взрослости. И о более взрослых, еще не пробовавших ловиласки и не познавших утешения. Моральная девственность – то, что хотят видеть в нас святые сестры. Сестры и сестраты морально чисты, но не девственны в физическом плане. С моральной точки зрения они считаются девственными. Что бы ни произошло на том уроке, о котором ты отказался рассказать в деталях, ты – девственник, отсутствие греховных мыслей делает тебя таковым.
Отсутствие?! Да я…
Нет, молчок, не нужно ей знать, сколько и о чем я думаю на самом деле. И вообще: девственник – не лучшая похвала для молодого человека, а интонацией передано скорее как упрек. С другой стороны, кроме упрека там же плескались сожаление и одновременная гордость за вот такого несокрушимого и непробиваемого меня. Это чувствовалось и непомерно радовало, компенсируя другую сторону весов моих сомнений.
- Не соглашусь, - все-таки выдавил я. – Нельзя остаться девственным, потеряв девственность.
Если говорить о женщинах, то я знал, что плеву имеют люди, шимпанзе, лошади, слоны и киты. И куда применить данную информацию? Чего только не нахватаешься при ежедневном серфинге во всемирной свалке информации.
- Ты говоришь только о физической стороне, - нахмурила личико царевна. - Но даже если о физической, можно иметь запертые ворота, но при этом не быть девственной. И вообще, ценность девственности не в ней самой, а том даре, который она может дать своему избраннику. Если б захотел, ты мог бы это понять… и оценить.
Боже, ну почему я такой дурак? Девчонка по уши в меня втрескалась, почти на шею вешается… даже без почти. И какая девчонка. Симпатичная, если не сказать больше. Смелая, отважная, решительная, очаровательная… да еще царевна. И ничего не требует… пока. Почему же держу зачем-то данное себе слово, хоть поменять его – дело мгновения? Не только мгновения - еще и желания, которое давно и упорно присутствует. В озере и реке спасал холод, сводивший тело и заставлявший думать только о движении. В гнезде немного отвлекали нервы, на полатях – соседи. Ныне эти палочки-выручалочки отсутствовали. Кровь активно стучалась туда, куда не надо. Разве о моих мучениях и терзаниях кто-то узнает? Кто? Зарина, если ее найду? Думаю, даже не поймет меня, со здешним-то воспитанием. Да и не расскажу. Но если переключу в себе данный рычажок с «нет» на «да», изменится вся система настроек. Это буду уже не я, а кто-то другой в моем теле - который и остальными рычажками главных настроек будет щелкать как ему заблагорассудится. Лавина начинается с маленького толчка.
Самое смешное, что Марианне нужен именно этот, тупо твердящий «нет». В сказавшем «да» она разочаруется. И я в нем разочаруюсь, в этом новом себе. И все мной ранее совершенное будет переосмыслено под другую личность, говорящую «да» сиюминутным желаниям. Все сразу скажут: а мы чувствовали, что он не такой, что только притворяется! Потому что говорящие «нет» – вымерли. Мир йесменов не приемлет ограничений, а еще – инакомыслия. Номен – человек-говорящий-нет – враг. Он угрожает всей системе любителей «да».
(Отрывок из книги «Как я был номеном» Петра Ингвина, рисунок Люды Пылаевой)
…Если всех чрезмерных любителей женского пола казнить согласно закону, а оставшихся раздать женщинам по три штуки в одни руки, в сестырь придется отправить большую часть женщин. А как размножаться, как восстанавливать поголовье?
– Что говорит закон по поводу мужчин, – начал я формулировать новый вопрос, – которые любят женщин… в количестве более одной?
– Это Чапа про донжуганов, – со смехом бросила Варфоломея в сторону дочки.
Дочка оглянулась на Тому и поджала губки. Нужно срочно продолжить мысль, пока не поняли превратно.
– У вас такие бывают?
– Еще бы, – не стала отрицать Варфоломея. – Стараемся выявлять в раннем возрасте. Невоспитуемый подросток или случайно обнаруженный мужчина с неисправленной склонностью к полигамии подлежит сестрации.
– Чему? – не расслышал я.
Или расслышал?
– Сестрат – мужчина, вступивший в сестры, полноценный член общества. Для любителей женского общества – лучшее из всего, что можно придумать. До самой смерти они вращаются исключительно среди женщин.
Сбыча мечт по-туземному. Не подкопаешься.
Отрывок из книги «Как я был девочкой», Петр Ингвин, серия «Зимопись».
– Убивать невиновных – закон? – возмутился я. – У вас нет заповеди «не убий»?
– Заповедь гласит: «Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину». У вас не так?
– Ну… если по смыслу… – Я смешался. – Но Малик с Шуриком не враги!
– Так думаете в силу возраста. Многие годы происходили ненужные беды, пока сама Алла, да простит Она нас и примет, не явилась в мир и не дала людям Закон.
(Из книги «Как я был девочкой» ingvin.ru, иллюстрация – У. Абдеёж)
…Жил-был такой Вася. Обычный мальчик. Когда сидел спокойно, его называли хорошим, когда шалил – плохим. Он был уже большой, но все вокруг считали его маленьким, и никак он не мог их переубедить. Хотя очень старался. Например, он уже не верил в сказки. Он знал правду.
Вот как это произошло. «Хочу встретиться с добрым волшебником!» – решил Вася, когда был совсем-совсем маленьким, а вовсе не большим, как сейчас. На прошлый день рождения.
И сразу появился добрый волшебник. Он сказал Васе:
– Теперь все у тебя будет хорошо! И ты будешь хорошим. И родители у тебя будут только хорошими. И кормить тебя будут только хорошо. А вот гулять одного больше не пустят, чтобы тоже всем было хорошо. Хорошо?
– Нет, – сказал Вася.
И сразу рядом с добрым волшебником, откуда ни возьмись, появился злой волшебник.
– Молодец, Вася! – радостно воскликнул он, – твое желание исполнится! Теперь все у тебя будет плохо! И ты будешь плохим. И папа с мамой будут только плохими и будут заставлять тебя есть невкусную кашу и убирать за собой игрушки. И не будут покупать тебе больше одного мороженого. И вообще перестанут тебе надоедать и уйдут куда-нибудь. Разве плохо?
– Плохо! – закричал добрый волшебник.
– Хорошо! – закричал злой.
Споря, кто более прав, они бросились друг на друга с кулаками… Но только в придуманных сказках добро всегда побеждает зло. На деле – все очень переплетено и непонятно. Так получилось и на этот раз: оба старавшихся ради Васи драчуна сшиблись… и вдруг провалились друг в друга, как в зеркальное отображение. И исчезли. Оба. Не стало больше ни доброго, ни злого волшебника. Но Васю это совсем не опечалило.
Наоборот. Он увидел, что все хорошее хорошо только с одной стороны. А с другой – плохо. А плохое – когда-то или для кого-то хорошо. А главное – все, что могли сделать волшебники, могли и Вася со своими родителями, если бы не стали ждать помощи от не пойми кого, а собрались бы, встали, взяли – и сделали. Правильно?
Но тогда – какие же это волшебники, те, что притворяются ими? И зачем тогда нужны? Вот ведь как.
– Сказок нет! – говорил с тех пор Вася. – Только мы сами делаем свою жизнь сказкой!
– А волшебников? Добрых и злых? Тоже нет? – удивлялись взрослые, по привычке надеясь на скорое прибытие голубого вертолета с эскимо и решением прочих проблем.
–Тоже нет! – говорил Вася.
И загадочно улыбался. Глупые взрослые. Не понимают самого простого: мы все – волшебники. Иногда – злые, чаще – добрые. Совсем не сказочные волшебники. Обычные.
(Из фэнтези-романа «Как я был девочкой», Петр Ингвин, ingvin.ru)