Ольф
29
В трех словах: здесь снималось кино. Которое не показывают по телевизору. По крайней мере, днем и бесплатно. Оператор придирчиво следил за картинкой в видоискателе, софиты высвечивали главное действо так, что глазам стало больно.
– Стоп! Снято.
Мы с Сусанной остановились позади. Занятые собственными проблемами киношники мгновенно о нас забыли. Мужчина, исполнивший арию перфоратора в равнодушной штольне, покинул забой, героиня сразу потянулась к одному из сидящих поблизости членов съемочной группы. Эти господа, по лицам видно, следили за перипетиями немудреного сюжета исключительно в силу производственной необходимости. Выхватив сигарету, недавняя героиня с чувством затянулась.
– Продолжим через пять минут, – распорядился человек на высоком стуле, командовавший всем сборищем. Режиссер, если я что-то понимаю в кино.
Искрой Божией, как и талантом, здесь не пахло, просто делались деньги. Нет – зарабатывались. Тяжелым, изматывающим трудом.
– От Наташи, говорите?
Выслушав поясняющий шепот мужичка, открывшего дверь, начальствующий субъект втянул напоследок из сигаретного огрызка, уже не видного среди пальцев, и задумался. Наметанный взгляд чисто профессионально раздел нас обоих – бесстрастно, без всякой примеси желания. Оценив фактуру, он не то вопрошающе, не то приглашающе указал в сторону кровати на подиуме.
– Желаете прямо сейчас? Мужчинка, конечно, дохленький, но позарез нужны новые лица. А самочка в самый раз.
Его отрешившийся мозг принялся прикидывать, как лучше задействовать все выигрышные стороны новоприобретенной «самочки». Видимо, режиссер неправильно понял цель визита. Я переводил взор с него на Сусанну и обратно, но шустрая подружка предательски молчала, делая мимические знаки, что все нормально. Что нормально? Когда перейдем к главному? Пришлось самому загонять разговор в нужное русло.
– Меня интересуют документы.
Что-то шло неправильно. Я крепче сжал локоть неуемной фантазерки, которая изо всех сил принялась строить глазки режиссеру.
– Только паспорт и медицинская справка, – упало в ответ. – Если все с собой, можем приступить прямо сейчас. Оплата понедельно.
– Я о других документах.
– Простите, мне казалось, вы хотите сняться. По прочим вопросам обращайтесь к ребятам вот с этой визитки.
Сусанна не дала ему закончить.
– Это я, я хочу сняться! – Выдравшись из капкана пальцев, она шагнула вперед. – Ничего, если справку принесу только завтра?
Режиссер в сомнении покачал головой.
– Позвоните Наташе, – не унималась Сусанна, – она за меня поручится.
Замысел открылся – меня снова кинули. Мадмуазель Задольская завела меня к людям, к которым однажды пригласили, но куда приходить даже не думала, не случись форс-мажора. Я попытался снова схватить ее. Не тут-то было. Она прорвалась в центр внимательно слушавшей команды.
– Паспорт дома. Здесь, этажом ниже. Принести?
– Молодой человек спрашивал что-то про документы. – Режиссер явно расценил мои слова как наезд и теперь решал собиравшуюся проявиться проблему.
Сусанна вновь вылезла вперед:
– Вы его не слушайте. – Нервный мах головы указал в мою сторону. – Он хочет мне помешать, для того и увязался. Придержите его, пожалуйста, а я мигом…
– Нет. – Ладонь режиссера сделала останавливающий жест. – Так дело не пойдет.
– Правильно. – Я вновь потянулся к Сусанне, мысленно проклиная свою доверчивость. – Пойдем, дорогуша, слышала же, ты здесь не нужна.
Умоляющие глаза воззрились на режиссера:
– Видите?! Помогите! Я не хочу идти с ним!
– Ладно. – Указующий перст режиссера ткнул в сторону двери. – Пусть катится ко всем чертям. Проводите молодого человека, а с девушкой мы потолкуем.
Я хищно сощурился, взгляд показал врушке, что ее ждет в скором времени – как вне сего милого заведения через некоторое время, так и сразу же – внутри. Даже обидно, что не увижу. Честно говоря, я бы за такое заплатил.
– Нет! – отчаянно взвизгнула Сусанна. – Там он придумает что-нибудь, и будет только хуже! Не только мне!
– В таком случае, идите-ка вы оба…
– Пожалуйста! – Девушка кинулась в ноги режиссеру. – Не выпускайте его, он мне жизни не даст, со свету сживет! Убьет!
Тот хмыкнул:
– А если снимешься – не убьет?
Хитрая улыбка расцвела на девичьих губах:
– Тогда убивать будет поздно.
Калькулятор в уме режиссера громко защелкал.
– Понятно. Тогда сделаем по-другому.
По его сигналу несколько мужчин взяли меня в кольцо.
– Пусть остается, – разрешил я, трезво оценив ситуацию, а корпус попытался протиснуться к двери. – Не больно-то надо. А я пошел. До свидания.
Но несколько пар крепких рук уже вцепились. Конечности вмиг оказались связанными подручными материалами. Меня переместили на кухню, где складировали на табурет, словно чужую посылку. С тем же пиететом.
– Будешь вякать, заткнем рот кляпом.
– Спасибо! – Довольная Сусанна бросилась к дверям. – А я за паспортом…
Ее перехватили так же, как до того меня. Режиссер приказал команде доставить новую актрису на съемочную площадку и перекрыть пути к бегству.
– Доверимся слову Наташи, до сих пор она не подводила. Все по местам!
До Сусанны начали доходить последствия сумасбродства.
– Нет! – завопила она сорвавшимся голосом.
Лицо пряталось от настраивающейся на нее камеры, под нос бормоталось про папу и связи. Одна бровь режиссера поползла вверх:
– Нет? А мне казалось… То есть, вас выпустить? Обоих? Это можно устроить.
Он знал, куда надавить.
– Не надо.
– Вот и ладненько.
Спеленутый, словно буйный грудничок, я наблюдал за происходящим с безопасного расстояния. Взгляд бывшей подружки выказывал желание придушить меня прямо здесь и сейчас, и я с ехидной улыбочкой показал ей язык. А глазами – на главную сцену: давай, мол. Ко мне никаких претензий, сама напросилась.
Сусанна отвернулась, глаза болезненно уставились на то, как экранному напарнику наводят лоск на орудие производства.
– Может, для начала в массовке… – Ее неуверенный взор скакнул на режиссера, ресницы хлопнули.
– Не тебе решать. Сцена шестая! Приберите на постели! А новую актрису… как тебя?
– Сусанна. Сусанна Задольская. Задольская, слышите?!
– Отличное имечко для титров, прямо просится на обложку. Звучное и с намеком. Ее вместо Зины.
Внимания на новенькую режиссер больше не обращал, зато обратили другие:
– Чего стоишь? Раздевайся.
Безысходно озиравшийся взор рухнул, и Сусанна принялась разоблачаться. Два представителя околосъемочной братии оказывали необходимую помощь. Заволновалась гримерша, готовя реквизит к очередной схватке с действительностью. На дернувшейся от неожиданности голове Сусанны троица устроила живописный художественный беспорядок: дескать, прическа все равно растреплется, пусть уж сразу будет пригодна для кадра в нужном ракурсе.
Поняв, что нелепыми поползновениями, колебавшимися от безоговорочного «не-ет!!!» до «ничего не поделать» лишь мешает слаженной работе профессионалов, она безучастно отдалась неизбежному. Порхая четко и быстро, чужие руки освободили ее от ненужного, затем принялись всеми способами бороться со следами врезавшихся в кожу веревочек.
Странно, но в этой пропитанной нездоровым ажиотажем атмосфере Сусанна вдруг воспрянула духом. С осознанием, что отбрыкаться невозможно, ее ударило в другую крайность. Казалось, невообразимое происходящее, окутавшее новизной – всего лишь очередная серия в фильме ее жизни, где уже произошло много чего не менее небывалого… а произойдет, видимо, еще больше. «Если нельзя избежать – постарайтесь получить удовольствие» – говорят циники и американские полицейские. И Сусанна. Сочный корпус опустился на расстеленный атлас, по направлению к новой актрисе двинулся партнер по съемкам. Взгляд Сусанны остановился на его середине – чувственно и умиленно, по-настоящему любя, как женщины смотрят на маленьких детишек, прежде чем их приласкать.
Режиссера ударило идеей, рука махнула на облизнувшуюся предвкушением Сусанну. Он гаркнул оператору, не понявшему простого взгляда:
– Умер, что ли?! Давай! Крупный план!
Съемочная площадка закопошилась, словно команда оказалась палкой, разворотившей муравейник. На миг всем стало не до меня. Приподнявшись с табурета, я проскакал к окну на связанных ногах. Вцепившиеся зубы провернули и потянули на себя ручку, и тело перевалилось наружу, взмолившись:
– Откройся родной!
Корабль завис в ожидании этажом ниже, невидимая крыша находилась как раз перед окном. Впустит ли хозяина через верх при свободном падении?
Выбора не было, как и времени на раздумья. Если все пройдет не по плану, главное – не расшибиться насмерть, тогда есть шанс вернуть сначала корабль, затем здоровье. Все это промелькнуло в голове за секунду жуткой невесомости.
Челеста вытаращила глаза – я грохнулся с потолка прямо на постель, едва на раздавив бедняжку.
– Мио Дио… – Она принялась развязывать ремни.
Освобожденные руки схватились за Калаш.
– Вай ди ла ди нуово? Фар ведерэ кванто стэлле чи соно ин чьело? Вадо кон тэ.*
*(Ты снова туда? Показать им, где раки зимуют? Я иду с тобой)
Настрой девушки порадовал.
– Держи. – Я вручил ей карабин.
Корабль поднялся на крышу. Можно, конечно, войти через окно… Нельзя. Зачем светить нечеловеческие возможности, если можно этого не делать?
С крыши мы вдвоем спустились на нужный этаж. Звонок, стук, два звонка, два стука. Потом весь цикл еще раз. У меня память хорошая. Лязгнули отпираемые замки – медленно, один за другим. Я стоял сбоку, а перед дверным глазком улыбалась коварная итальяночка, за спиной которой прятался карабин.
– Вы от кого?
– Она со мной. – Уперев ствол в живот открывшему, я заставил его попятиться в помещение.
Челеста прикрывала тыл.
– Не двигаться!
Ошарашенные взоры воззрились на меня, стараясь понять, не во сне ли все это.
– Стоять, сказал!
Палец нажал на спуск. Оглушительно грохнуло, с потолка посыпались осколки люстры и штукатурка. Зато присутствующие послушно замерли. Как статуи. В самых неестественных позах, поверив в реальность происходящего.
– Запись из камеры – мне, – приказал я.
– Что будешь с ней делать? – полюбопытствовал режиссер.
Вместо ответа я бросил начавшему исполнять команду оператору:
– А так же весь архив. Вообще все, что наснимали – сегодня и раньше.
Студия мне откровенно не нравилась, и я решил нанести максимальный урон.
– Не надо, – осторожно вставил режиссер как бы с заботой обо мне. – Тебе не уйти далеко, я уже нажал кнопку. Скоро прибудет охрана, затем крыша. Уходи, пока есть время.
– Архив! – Ствол качнулся в сторону помощника режиссера.
Мне с опаской указали на стальной бухгалтерский шкаф. Не сейф, просто шкаф. Внутренний язычок замка разлетелся от одной пули. Рядом кто-то сел от неожиданности, многие терли заложившие уши. В серьезности намерений собравшиеся больше не сомневались, мешать никто не осмелился.
Прихватив коробку с дисками, я не тронул лежавших там денег, не грабитель же, в конце концов. Мах головы указал Челесте на дверь:
– Отходим.
Естественно, о лифте даже не думалось, ноги загрохотали по пролетам в направлении крыши. Погони не было, съемочная группа не хотела нарываться и надеялась на охрану. Охрана запаздывала – никто с их точки зрения за несколько секунд подъезд покинуть не сможет, а им еще вооружиться нужно и затем добежать-доехать (в зависимости от дислокации). Приятно, когда противник тебя недооценивает. Ввалившись в корабль, мы в изнеможении опустились на пол. Глаза Челесты, недавно серые и безжизненные, снова блестели, как раскуренные угольки. Вот и замечательно. Деятельность – лучшее лекарство от всего.
– О прэзо ун бэлло спавэнто!*
*(Ну и натерпелась я страху)
Бэлло, говорит, значит, все хорошо. То есть прекрасно, если я что-то понимаю в итальянском.
* * *
Не терпелось рассказать Полине о том, что узнал и о чем догадался. Это перевернет ее жизнь. В смысле, что возвратит в правильное положение с головы на ноги. Только б еще дополнить сведения тем, что раскопает сослуживец. Альфалиэль – не бог, он мерзавец, который присвоил полномочия бога. Причем, только права, без обязанностей.
Утро вечера, говорят, мудренее. Вот и проверим.
Корабль стоял в лесу.
– Мэ льай фатта бэлла ма нон вольо риаприрэ уна феррита. Оньюно э фильо делле проприо ационэ.*
*(Ты сыграл со мной скверную шутку, но не хочу бередить старую рану. Каждый сам кузнец своего счастья. Буквально: каждый сын своих дел)
Мы уже приняли по очереди душ, смыв грязь последних часов. Ту, которую можно смыть. Остальное удалит только время. Когда Челеста мерила шагами полянку, ожидая меня снаружи, ножка едва не вляпалась в оставленную каким-то животным лепешку.
– Ке скифо!* – вырвалось у нее. Или что-то похожее.
*(Вот, гадость)
Скифы? Я усмехнулся. Одна из загадок – с нелюбовью к древней степной истории – разрешилась. Проблема снова в языковом барьере.
Сейчас девушка привычно мазалась чем-то в туалете перед отходом ко сну, а я перебирал добытые диски. Техника, чтоб посмотреть, отсутствовала, но обложки говорили за себя. Челеста долго морщила носик, удостоив лишь косого взгляда.
Запись с Сусанной я положил отдельно. Хорошо, если не придется воспользоваться как компроматом, но учитывая ее несговорчивость и изобретательность…
Мозги вдруг заклинило: на втором плане одной из обложек красовалась физиономия Игорехи. Вот так хокус-покус-перекокус. Он и здесь успевает?!
Включив все еще не отданный Анюте телефон, я набрал товарища сержанта.
– Не спишь?
– Уже нет. Проблемы? Нужна помощь?
– Ты обошел молчанием одну составную моей просьбы.
Он помолчал.
– О парне, которого похитили? – донеслось тихо.
– Откуда его похитили и за что?
– За дело.
Чувствовалось, что говорить ему не хочется, зато обнаружился положительный момент: Игореха в курсе событий.
– За что его убили?
Тревожная пауза.
– Что? Убили?
Пришлось признаться:
– Я видел труп.
– У меня другая информация. Его поймали и потащили к твоей землянке. Поняв, что занято, отправились к дальней избе.
– Куда? – не понял я.
– Километрах в пяти по реке стоит охотничья избушка.
– Я видел в воде труп.
Игореха мрачно выдавил:
– Значит, не довезли. По мне, так правильно. А что бы ты сделал с парнем, который спит с твоей невестой, обрюхатил молодую жену… и, возможно, не только ее? И перепортил еще добрую половину девчонок деревни.
– Сильно. Все – один? Ты в это веришь? Может, кто-то оговорил беднягу, а вы…
– Филипп с Антоном своими руками его с Настюхи сняли. А до того – утек, когда застукали сразу с несколькими нашими… И моей. Так что плакать не буду.
– С твоей сестрой? – уточнил я, вспомнив дикую ссору с Полиной.
– С моей несостоявшейся женой.
– Полина – твоя бывшая невеста? – изумленно вырвалось у меня.
Рот захлопнулся, прикусывая язык, но поздно. Медленно растягивая слова, Игореха осведомился с подозрительностью, замешанной на отдающей стальным лязгом опасной жесткости:
– Откуда ее знаешь?
Вот же, прищемил больную мозоль. Пришлось изворачиваться.
– Заблудился как-то, наткнулся на парня с девушкой. Оказались Полина с Филиппом. Помогли мне с ориентацией в пространстве.
– Она – с Филькой? Где?
– На окраине деревни.
Сослуживец растерянно помолчал пару мгновений.
– В лесу – вдвоем? Почему?!
– Филипп сказал, что брат просил сопровождать девушку, – прекратил я бессмысленный ревнивый приступ. – Мне почему-то подумалось, что ее брат – ты.
– Антоха ее брат. С Филькой он не разлей вода.
Помолчали.
– Эккоми.*
*(Вот и я)
В рубке словно цветной фонарик включили. Это явил миру свет воскресший источник оптимизма – обаятельная Челеста. Она увидела, что разговариваю телефону, ладонь виновато накрыла рот, легкая фигурка опустилась на другой край постели.
Я продолжил:
– Еще. У меня интересный диск в руках. Не подскажешь, как тебя в актеры занесло?
Игореху взорвало:
– Откуда?! Я весь тираж выкупил и уничтожил! Из-за этой пакости – друг подработать затащил – я невесту потерял! Где ты его достал?!
– Успокойся, где взял, там уже нет. Это был последний. И его тоже больше нет.
Уперев в коленку, я переломил диск.
Взгляд машинально упал на следующий. Язвенный кысь, ни крота в твой колодец, снова знакомое лицо. Вот, значит, на кого ссылалась Сусанна. А я думал, что у нее знакомых Наташ как ворон на помойке.
Сей выкидыш неуклюжего арт-хауза именовался «Студенки». Название – большими буквами на фоне разверзшейся… скажем, Наташи. Обрамленной… особо выдающимися частями представителей всей творческой группы. Глупо хихикающая мордочка Наташи являлась лишь малой частью композиции. Но не Наташа привлекала взор, не ее безумно выпяченная «композиция». В глаза бросалась вторая девушка с той же обложки. Она была мне не известна, но яркое запоминающееся лицо неуклонно возвращало к себе из прочих ландшафтов. Я никогда не видел эту девушку, мы никогда и нигде не пересекались, это точно, иначе я бы запомнил. Такие лица не забываются.
Гладкая кожа. Изогнутые крылья бровей. Зовущие скулы. Предупреждающие о жесткой страстности чуть прикушенные губы. Она могла бы стать усладой глаз и тела какого-нибудь султана, ценящего гениальность женской красоты. Прямо в объектив камеры она и мечтала о чем-то подобном – жаждала быть царицей любви и повелевать мужчинами, для чего и пользовалась дарованными природой возможностями.
Гибкая спинка. Проворные руки. Жмущиеся друг к дружке вкусные полусферы. И лицо – совершенно не похожее на постные физиономии прочих героев, увлекательно старающихся изобразить страсть. Или хоть что-то.
Этот диск я переложил к компромату на Сусанну. Пусть полежит. Авось, не пригодится.
Игореха осведомился:
– Я слышал треск. Это он?
– Да. Забудь. Пусть прошлое остается в прошлом.
– Спасибо. – Сержант вдруг приуныл. – Я соврал. Не из-за фильма меня Полина бросила. Из-за паскудника, которым интересуешься. Участие в тех съемках… – Раздался звук, будто собеседник сплюнул, отвернув лицо от трубки. – Оно было поводом. Она… Они все в него влюбились. Как такое может быть?
– Может, раз произошло, – констатировал я, чтобы что-то ответить. – Знал парень ключ от женского сердца, слова умел подобрать, впечатление произвести. Ухаживать, наверное, не забывал. Любовь, ее же надо завоевывать, а потом защищать.
– Все-таки его не убили, – протянул вдруг сослуживец задумчиво. – Антоха сказал, они раздели его – чтоб не удрал, чтоб помучился. Ну и просто поиздеваться. Простительно ведь, после всего?
– А одежду – в реку?
– А его – в сторожку. Привязали, заперли, раз в несколько дней кормить ходят.
– ХодЯТ?! То есть…
– Говорят, что до сих пор. Спрашивали, не изъявлю ли желания или какой фантазии насчет наказать. Как-никак, я тоже сторона пострадавшая.
– Километров в пяти, говоришь? По течению или…
– Вверх.
– Ясно. Ну, пока.
Палец вдавил «Отбой» и не отрывался, пока телефон не выключился полностью. Я обернулся к Челесте.
Девушка уже спала в своем углу. Правильно, спи, моя маленькая. Пусть тебе снится все самое прекрасное и приятное. Я охраню ажурные переплетения сна от вторжения прокисшей действительности. Любым путем спасу призрачный мир, вытканный подсознаньем, от угроз и несчастий. Во сне и наяву. Я – твой страж. Нет, твой рыцарь. До сих пор бездарный и неумелый, отныне я изменюсь. Ничего больше не потревожит твой сон. И твою жизнь. Я сказал.
Лев Толстой заметил однажды, что большая часть мужчин требует от своих женщин достоинств, которых сами они не стоят. Может быть. Я не требую от тебя, милая и непонятная итальяночка, ничего больше того, что ты даешь мне сама. А это столько… не передать словами. И мне стыдно за себя, который не умеет отблагодарить равноценно.
А мне, растянувшемуся на своей половине, не спалось. Челеста лежала рядом, окутанная невидимыми миражами. Подрагивала во сне. Ее кожа волшебно мерцала и переливалась. По пульсирующей жилке на шее я видел, как бьется сердце – спокойно, дремотно, никуда больше не торопясь.
Ночь. Будуар ака постель, то бишь кровать. В глазах – звезды. В теле – гармония. В мыслях – ясноокая жрица Альфалиэля, с которой светло. Рядом – та, без которой темно.
Мне хотелось быть с обеими. Честно. Брысь дурные подозрения – не вместе. С каждой из них. С Полиной – как ни с кем и никогда. Она – Эверест, на который мне никогда не взобраться своим ходом.
С Челестой… тоже. Она – мой перпетуум мобиле, шило, что не дает почивать на лаврах. Это мой ребенок, о котором необходимо заботиться, и мать, переживающая за каждый шаг. Моя богиня и забавный ручной зверек. Принцесса и… просто друг. Друг, за которого в огонь и в воду.
Мои веки начали закрываться. Злодей Морфей размыл сознание, как чернильную кляксу водой. Перед глазами вставали образы, один другого прелестней.
Челеста.
Полина.
Сусанна.
Тьфу, вспомнил на свою голову. Прочь, нечистая.
Сон сняло, как платье куртизанки. Я перевернулся на другой бок. Вот, так-то лучше. Хррр…
Снова разбудило чувство опасности.
– Челеста?
Я отшатнулся. Тонкие руки держали маникюрные ножнички, купленные в Париже.
– Ми скузи, Ольф. О волюто тальяре квесто капеллино…*
*(Прости. Я хотела срезать этот волосок)
Маленький пальчик указал на мое ухо.
Волосок. Я иногда сам срезал. Если вспоминал.
– Не надо. – Я отвел руку с ножницами. – Я сам. Потом. Спи.
– Комэ воррэй сапере тутта ла верита ди тэ…* – прошептала девушка, отворачиваясь.
(Как бы я хотела узнать всю правду о тебе…)
* * *
– Одджи э иль мио комплеанно. О венти анни.*
*(Сегодня мой день рождения. Двадцать лет).
Девушка смотрела в потолок и улыбалась.
– И тебе доброго утра.
Челеста резко поднялась. Тельце влилось в халат, она вскочила передо мной, возбужденная до непереносимости.
– Венти!* – Последовал указующий удар в грудь и две вспышки растопыренными ладонями – два по десять.
*(Двадцать).
– Смотреть на тебя? Глаза открыть? Закрыть? Два раза?
– Одджи!* – Неопределенное движение указало вокруг.
*(Сегодня)
– Не понимаю.
– Хеппи бездей ту ми…* – запела девушка.
*(С днем рожденья меня)
– Ту ми? – бессмысленно повторил я неправильное окончание песенки, ставшей международной.
– Твенти!*
*(Двадцать)
– Двадцать? Сегодня? Значит, у тебя день рождения? Так чего же молчишь?!
Я тоже вскочил, хватаясь за одежду.
– С меня подарок!
Подарок в исполнении владельца корабля мог быть единственным: доставить именинницу туда, куда сама она попасть не в состоянии. Куда же податься: юг, север, запад, восток? В голове все перемешалось и словно свалилось в глубокий колодец, ничего дельного не могло выбраться из глубин, отпихивая не менее достойные варианты чудес всего мира. Колодец… из глубин… Есть решение! Солнце-море-горы и прочие пляжи подождут, сегодня буду удивлять спутницу пещерами. А то, что сам этого хочу – просто совпадение, поскольку ныне все исключительно ради именинницы.
У местных пещер есть неприятные особенности: одни не рекламируются и потому неизвестны, другие под замком, третьи опасны, поскольку не проверены, а четвертые загажены. Знаменитая Кунгурская превращена в выхолощенный аттракцион, после того как внутренности электрифицировали, а грубые камни первопроходца сменились железными тропинками с оградками. Когда первых туристов ползком вводили через дыру с факелами в руках – это было приключение, теперь там железобетонный коридор с воротами, и везде – провода. Тьфу на них. Хочу жути и мрака, чтоб под ногами осыпалось и хлюпало, с потолка капало, и дух захватывало.
Вспомнились посещенные в детстве пещеры на плато Лаго-Наки. Насколько помню, они закрыты на ключ, а ломать железные двери «для посмотреть» не хотелось.
Поймал себя на мысли: у меня же бездонные возможности найти по-настоящему дикие пещеры в любой точке мира. Их тысячи, десятки тысяч, и все ждут, пока появится техника типа моего корабля, чтоб к ним добраться. А я строю маршрут по известным точкам. Почему?
Стыдно признаться. Боюсь. Теперь, когда весь мир у ног, лезть в неисследованную пещеру, где меня завалит на веки вечные? И мы полетели в Австрию. Во-первых, разница во времени: там еще рано, и если кто заявится, то не скоро. Во-вторых, какая-никакая, но гарантия спелеологов, что туристы в безопасности. В-третьих, не сезон. Лыжники и сноубордисты только что откатались, теперь съедутся в феврале, если погода не подкачает. Снежные мосты над трещинами в скалах очень тонкие.
Пещеры Айсризенвельт на плато Тенненгебирге – все, как я люблю: нет электрического освещения, туристы ходят с карбидными лампами. А сейчас нет и туристов.
Корабль влетел прямо внутрь огромной каменной полости, дальше мы поскакали на своих двоих. В смысле – полезли. Поползли. Где как.
Челесту поразила система невероятных залов с переходами. Лед и камень. Дикость и мощь природы, перед которой человек кажется песчинкой. Девушка ничего подобного не видела и прыгала от счастья.
– Залы названы в честь героев скандинавской мифологии. Зал Гимира, занавес Фригги, комната Одина… – объяснял я.
Мог бы говорить табуретке – эффект тот же.
Зато себе эти занимательные факты напомнил. Не все из памяти выветрилось с получением пространственного всемогущества. О чем писал на работе, приглашая туда туристов, теперь открыло для меня свои двери. Причем – все.
Увы, ненадолго. Когда стало совсем светло, пришлось убираться – послышался гул приближающегося вертолета.
– Что еще хочешь посмотреть? – вопрошал я, крутя перед девушкой глобус. – Сибирь? Байкал? Чукотка? Алтай? Кавказ? Все что душа пожелает. Что хочешь? Вот ю вонт?
*(Что ты хочешь?)
(продолжение следует)