С юных лет я неплохо понимал значение и роль КПСС в нашем несчастном обществе. Без партбилета о карьерном росте мечтать было бесполезно. Принимали в партию практически два раза - первый раз в кандидаты в члены, а после года испытательного срока в члены действительные. Путь мой в члены был украшен историей, чуть не повернувшей всю мою биографию.

Однажды, отправился на работу, взяв с собой билет кандидата в члены КПСС - ожидалось партсобрание. А на следующее утро обнаружил пропажу своего бумажника, в котором находился этот самый важный для меня документ.

Коммунист, утративший партбилет теоретически мог остаться в партии. Это если случился, к примеру, пожар, или несчастный был оглушен, ограблен и обязательно при этом трезв. Потерявшему кандидатскую карточку ни о какой партии нечего было и мечтать. Тут уже кранты.

Перерыл всё тысячу раз. Жил тогда у тёщи. Точно помнил, что последний раз держал бумажник в руках, когда доставал деньги провожая свою маму на такси. Расклеил объявления о пропаже.

Дни шли, а лопатник не появлялся. Оставалась надежда только на тёщин, простите, сортир. Проверить содержимое выгребной ямы сверху не представлялось возможным - диаметр очка не позволял просунуть туда и голову и руку с фонариком одновременно.

Дождавшись выходного дня, с утра взял лопату, поплевал на руки и стал копать. Предварительно измерил глубину ямы с дерьмом, был неприятно удивлён громадным количеством содеянного за несколько лет. Но, делать ничего не оставалось, кроме как терпеливо копать, причем новая яма должна быть объёмом никак не меньшим, чем яма с моим партбилетом. Когда яма была готова солнце было в зените. Жара стала невыносимой.

Прибил к палке гвоздиками консервную банку из-под горошка и повалил дощатое сооружение люфт - клозета на бок. В такую духоту, на солнцепёке черпать дерьмо, разглядывать его и переливать в новую яму мог только настоящий коммунист.

Когда достиг экватора, с каждой ложкой настроение моё стало ухудшаться. Я умом понимал, что бумажник не настолько тяжёл, чтобы утонуть и достичь дна говна. Но это был мой единственный теоретический шанс вступить в Коммунистическую партию.

Работа подходила к концу. Всё дерьмо было наполовину в новой яме - наполовину на мне. Желая меня развеселить, жена вынесла мне зеркало. Но даже то, что я в нём увидел, меня не сильно порадовало. Начал засыпать старую яму вырытой землёй, как услышал звук подъехавшего мопеда. Стук в калитку.

Весь в дерьме открываю её. Два молодых человека спрашивают меня. Самого бумажника и денег, конечно, нет, но самое главное привезли. За сто рублей получаю свою карточку кандидата, билет в читзал Пушкинки, благодаря которому ребята узнали мой домашний адрес. Вместе с документами появилось и огромное желание убить обоих за то, что они не приехали с утра, а подождали, пока я перелопачу тонну дерьма. Автор: Лакки.

Люди очень любят гордиться.

Совершенно неважно чем, героическим прошлым, например.

Своим или чужим.

В прайдах/кланах/семьях обычно выбирают родственника, живую легенду. И передают из уст в уста его героическое поведение. Причём с каждым пересказом оно обрастает всё более живописными и менее правдоподобными деталями.

Гордиться обычно начинают на семейных праздниках, после того как всё интересное уже съедено, но водки ещё много.

Важно, чтобы при этом были посторонние.

В одной компании (после холодца, но – до торта), мне читали письма дяди Васи мотавшего шестой срок и показывали его фотографии. В другой - (сразу после голубцов), показывали подарки от племянницы Клавы из Канады (сразу после школы Клава уехала работать туда проституткой и с годами, видимо, сделала карьеру в этом бизнесе. Подарки были хорошие).

В моём белорусско-горском крохотном клане было принято гордиться дедом Иваном Яковлевичем. Он был Офицер Авиации (не путать с Офицером Кавалерии из кинофильма «Любовь и голуби»!). Наградная шашка под портретом у потомков тоже не висела.

Вдова (моя бабка) и дети покойного рассказывали друг другу как из глухой рязанской деревни дед выбился в офицеры. Если впервые слушающих посторонних было много – вдавались в подробности и плакали.

Живым деда-офицера я не застала.

Но бабка, видимо, его любила. Это заключение я сделала ещё девочкой, на кладбище.

Вот из чего.

Накануне православной Радоницы бабка проводила генеральную уборку дедовой могилы. Во время выдёргивания сорняков и окраски креста она горько плакала и говорила:

- Лежишь тут и молчишь! А в жизни дня не молчал!

Я сдуру пыталась патриотично рассказать десятилетней Алисе о прадеде-офицере, но получалось следующее.

Дед действительно родился в рязанском селе с лирическим названием Пушкари, в многодетной семье (побочный эффект отсутствия электричества). В десять лет чахотка сделала из него сироту.

И он отправился в Москву.

Видимо, за песнями.

Там, на московских вокзалах, он несколько лет изучал игру в карты и нищенство. И даже карьерно дорос до вора-карманника.

Советская власть по методу педагога Макаренко делала из беспризорников достойных граждан: ловила гопников и перевоспитывала их в нужные стране специальности.

Видимо, РСФСР тогда нуждалась в борттехниках, потому что деда сдали в Рязанское авиационное училище. До самой смерти, по свидетельству вдовы, Иван Яковлевич читал по слогам, но устройство «кукурузника» преподавали, наверное, наскальными рисунками.

Потому, что он был дипломированный борттехник.

Дальше, по словам моей родни, дед служил вместе с легендарным Василием Сталиным. И даже дружил с ним (вместе пили ликёр «шасси»).

Лично я, на протяжении жизни, совершенно случайно встречала троих людей которые уверяли, что их деды тоже дружили с сыном Вождя. И вместе закусывали «шасси» и чистый спирт пайковой тушенкой.

Наверное, сын Сталина ежедневно ужинал банкетами человек на сто-сто пятьдесят. Или мне просто везло со встречей однополчан деда.

Как имеющего безупречное пролетарское происхождение (село, многодетность, нищета) деда приняли в клан членов партии. Мало того, после всеобщей демобилизации, члену партии доверили руководство небольшим магазином на убогой, но родной Рязанщине. По типу нынешнего Евроопта, только меньше: бочковая селёдка, ситец, мыло, спички и керосин.

Бизнес был семейным, женатому деду помогала вести учёт грамотная жена-офицерша (бабушка получила трехлетнее образование в церковно-приходской школе).

Судя по наёмной няне и деду, полюбившему коньяк, фирма была в плюсе.

Опрометчивый поступок деда-офицера разрушил всё семейное благополучие: на кон в «очко» он поставил партбилет.

И проиграл.

Это была страшная семейная тайна. В процессе рассказов посторонним её обходили витиеватыми словами – «обстоятельства сложились», «так получилось» и т.д.

Дальше?

Дед работал экспедитором на хлебозаводе, няни и коньяка больше не было.

Но, я всё равно думаю о нём с теплотой: он же мой дед.