Перепечатал еще одно письмо, пусть и не художественно написано, но зато именно так, как было и как видел мир в то время мой дед.
"И так началась война. 1941 год.
Начались призывы в армию. Отец, участник Первой мировой войны и Гражданской войны, по состоянию здоровья в строевую признан не годным – забрали в труд.армию. В семье из мужчин я остался старшим, нужно было зарабатывать на жизнь. 1941-1942 годы, хоть и работали от зари до зари, но жизнь была еще сносной, были запасы, и выдавали на рабочего по восемь килограмм муки в месяц, и на иждивенцев тоже давали. А в 1943 году, когда все запасы кончились, все дорогие вещи были обменены на продукты, совхоз стал давать муку но только на рабочих – снова наступил голод и холод, потому что все вещи ушли на продукты. Моя мать и другие неработающие женщины пытались собирать в поле колоски ячменя, пшеницы, оставшийся картофель, но объездчики гоняли их, били кнутом и грозили посадить в тюрьму – и это было. Мы с друзьями ходили за подсолнухом зимой на лыжах, ночью через скотомогильник, где все волки. Страха не было, гнал голод. Работать было тяжело, но в бригаде хоть и плохо, но кормили, жили в шалашах или в будке, постелью служило сено, солома. Когда много заводилось вшей, такую постель сжигали, а вот обуви не было и по первым заморозкам, когда трава уже вся покрыта инеем, на работу ходили босиком.
В 1944 году нас 1927 года рождения взяли на учет, и в январе – в феврале призвали на сборы в Балкашино. На сборах не кормили – продукты свои, что дал совхоз, продукты кончились, иди домой как хочешь, а это сто километров. И вот мы трое из совхоза пошли, по дороге в селах просили у людей, некоторые давали, некоторые гнали – грозили цепными собаками. И когда до совхоза оставалось 8-10 километров, мы поняли, что эти километры мы не пройдем, но на наше счастье навстречу нам ехала наша сестра Лена с отчетом в Балкашино на три дня. На каждый день одна небольшая лепешка (из чего - отрубей). Когда мы встретились, она поняла, что мы не дойдем, но не повернула лошадь, чтобы нас довезти, а разделив одну лепешку на три части, подождала, пока мы съедим – спросила: «дойдете?», мы ответили: «что теперь дойдем!». Она поехала своей дорогой, мы пошли своей.
1944 год. – мне исполнилось 17 лет. Призыв в армию. Маршрут моей службы. Балкашинский Райвоенкомат – медкомиссия, город Атбасар – грузимся в вагоны и в Акмолинск. В Акмолинске эшелон до города Уфа, станция Алкино-2, медкомиссия – обмундирование, принятие присяги, зачисление в 31 стрелковый полк, рота ПТР. Живем в землянках – в каждой не менее 200 человек, двухъярусные нары из горбыля. Матрацная наволочка и подушечная, одеяло, землянки не отапливаются, в них и так душно даже зимой. Обмундирование армейское, обмотки вместо сапог. Каждое утро зарядка при любой погоде. Умываться снегом, с мылом при любом морозе. То, что за день намокло – портянки, брюки, обмотки – стелили на матрац, и своими боками сушили. Закончилась подготовка, снова грузимся в эшелон – (ночью) куда? Никто из командиров не говорит. Тогда мы им говорим – подождем до утра, а утром сами узнаем куда будет идти эшелон – на Запад или Восток. И так на Восток. На Дальний Восток прибыли в феврале – село Романовка (там карантин), медкомиссия, переобмундирование (с пехотного на флотское). Нас группу (10-15 человек) направляют в город Суган для прохождения курса молодого краснофлотца. Там мы снова принимаем присягу и нас начинают посылать в караул на охрану военных объектов, но с предупреждением, что граница рядом, шпионов и диверсантов много, а склады располагались в тайге – 1-2 километра от части. Вокруг склада лес вырублен был на 20-30 метров, обтянут колючей проволокой, а часовой один. Поэтому ночью вокруг склада передвигались боком – спиной к стене, в темные ночи надеялись только на свой слух. После окончания курса нас молодых отправляют на остров Русский. Там начинается настоящая подготовка. На плацу, где нас тренировали, тренировались и десантники североморцы, командир у них был дважды герой, были и герои СССР, а ордена были у всех. Они были подготовлены, поэтому тренировались мало, а покуривая смотрели как нас муштруют. Что они думали о нас можно прочитать в мемуарах. Часто поднимали по тревоги, но после проверки, объявляют «отбой». По тревоги нас подняли и 8 августа, когда мы выбежали на построение, без всяких слов поняли, что началась война. Все сопки были синими от дыма, и очень пахло порохом. Зачитав приказ о начале войны с Японией, нас, вторую роту, обратно в кубрик не отпустили, а повели в столовую, где столы были уже накрыты, хотя было раннее утро, солнце еще не взошло. После завтрака повели на склад боепитания, там получили автоматы ППШ с диском. И со склада на пирс, где стоял подготовленный корабль. Погрузились и во Владивосток."