Предыдущая история: 8. Протест

9. Клад

Однажды с Тяпой случился Клад. Тяпа к тому моменту была уже постарше дяди Фёдора из Простоквашино, но что-нибудь искать с друзьями очень любила. До школы в основном «секретики» искали – раскапываешь землю под каким-нибудь деревом, а там цветной бутылочный осколок врыт и под ним кусочек фольги или фантик от конфеты блестит-переливается, таинственно так.

Вот только чтобы найти такой «секретик», его сначала туда закопать надо было, а это уже не столь интересно. Поэтому, как только Тяпа и её компания подросли, они стали искать вещи посущественнее. Например, заброшенные сараи, в которых можно было найти кучу интересных вещей, а ещё – устроить штаб секретной организации. Несколько раз им это даже удавалось: бегали к отцам в гаражи за молотками и гвоздями, забивали, подпирали, мыли, чистили, выкидывали ненужное и втаскивали нужное… Но в конце почему-то всегда находились хозяева, которые, увидев прибранную развалюху, внезапно решали, что «такая корова нужна самому». После второго или третьего разбирательства о вторжении в частную собственность мама намекнула Тяпе, что можно бы переключиться на поиски чего-нибудь точно бесхозного. Видимо, подобные намёки в более или менее доходчивой форме получила не только она, потому что при следующей встрече Тяпины друзья вместе с Тяпой единогласно решили организовать не тайное общество, а клуб юных натуралистов и искать следы животных в ближайших перелесках.

Со следами было проще – на них никто не претендовал, они никуда не убегали и вообще, вели себя достаточно мирно. Даже позволяли себя зарисовывать в специальную тетрадочку. Правда, окрестная фауна в основном была представлена мышами и собаками. Несколько раз клуб юннатов был почти уверен, что встретил следы лисы или даже волка, но рано или поздно волк галопом прибегал к ребятне, взрывая сугробы, и оказывался очередным соседским Тузиком.

К тому моменту, когда идеи относительно того, что бы ещё поискать, начали заканчиваться, Тяпин класс выпустился из начальной школы и перешёл в среднюю. В новой школе обнаружился краеведческий кружок с маленьким музеем при нём. В музее, куда новоиспечённых пятиклассников привели на экскурсию прямо в сентябре, обнаружились гильзы и штыки ещё с Первой мировой, простреленная каска, монетки разных времён и даже настоящая окаменелость. То, что надо! Экс-члены тайного общества и клуба юннатов сразу после экскурсии записались на краеведение всем составом. Руководитель кружка – пожилая энергичная женщина по имени Эмма Васильевна – несколько удивилась, но обилие желающих изучать историю родного края под её руководством ей польстило.

После нескольких занятий кружка выяснилось, что всё преподаваемое там, конечно, занимательно, но к полевой работе отношения не имеет и к поискам каких-никаких древностей нисколечко не приближает. Тяпа приуныла: бросать что-нибудь на полпути она не любила, так что перестать ходить на занятия к Эмме Васильевне совесть не позволяла, но стало уже понятно, что на раскопки с ней они не пойдут никогда.

Тяпа столько думала над этим вопросом, что на её озабоченность обратила внимание мама. И предложила ей поискать клад на косогоре неподалёку от мелкой загородной речушки.

- Но это же далеко! – вздохнула Тяпа, - Половину народа туда просто не отпустят.

- Собирай всех, а я договорюсь с родителями, - сказала Тяпина мама, - И сама с вами пойду. Я слышала, в этих краях ещё Золотая Орда стояла.

В назначенный день компания пятиклассников с лопатами и сосисками двинулась в путь. Лопаты, чтобы наследие татаро-монголов раскапывать, а сосиски – на костре жарить. Потому что какой же поход без подгорелых, шкворчащих и пузырящихся над огнём сосисок?

С сосисками получилось явно лучше, чем с лопатами – их и нести было легче, и употреблять приятнее. Так что к раскопкам приступили только тогда, когда вся еда кончилась. К счастью, копать долго и не пришлось – повозившись полчаса в огромной куче глины, Тяпин друг Вовка (но не тот, в которого она в детстве влюбилась, а его тёзка) поднял руку вверх, помахал чем-то и с радостным гиканьем припустил к остальным.

- Вот, смотрите, нашёл… - переводя дух, захлебываясь, тараторил Вовка.

- Это же кора какая-то грязная, - сморщились пара девчонок.

Тяпа взяла из Вовкиных рук находку, повертела, поскоблила пальцем.

- Сами вы кора! Это же береста! Древнеславянская! Смотрите, здесь какие-то буквы!

Все склонились над берестой. Она была потрескавшейся, но буквы удивительно хорошо сохранились. Осторожно обмыв бересту в уже холодной воде речушки, ребята смогли разобрать определённо древние буквы.

Раскопки на радостях тут же прекратились, и, еле дотащив испачканные глиной лопаты обратно, Тяпа и её друзья отправились расшифровывать надпись. Перерисовав буквы кириллицы в ту же тетрадку, куда когда-то вносились наблюдения о местных волках, повозившись с принесённой из библиотеки книжки про славянскую письменность, они смогли прочитать письмо полностью.

Егда рать Ахмула бысть

приди брате Вавила ко мне

Боян

Находка потрясала воображение. Настоящая берестяная грамота! С полностью сохранившимся текстом! Да не просто записки бестолкового ученика или долговая расписка, а письмо какого-то важного человека. Может, даже военачальника. И про Орду есть – вон, Ахмул какой-то. Может, с этой грамоты вообще новая страница истории откроется!

Посовещавшись друг с другом и, для надёжности, с Тяпиной мамой, которая и навела их на это место, ребята решили показать находку Эмме Васильевне. В конце концов, она наверняка знает, как выйти на настоящих историков и археологов. Тяпина мама как-то странно усмехнулась, но возражать не стала.

На следующий день Вовка отнёс грамоту в школьный музей. Относил один, потому что, как назло, в этот день была контрольная по математике, и Тяпу осадили жаждущие разъяснений и экспресс-подготовки одноклассники. Вернувшись, он рассказал, что Эмма Васильевна была в полном восторге и пообещала срочно, пока вредное воздействие воздуха и света не разрушило уникальный документ, отвезти её в городской краеведческий музей на экспертизу. А ещё, как только грамоту проверят, пригласить местное телевидение и снять репортаж о юных краеведах, их находке и, конечно же, их руководителе, направившем детей на верную дорогу. В редакцию Эмма Васильевна позвонила прямо при Вовке.

Телевидение! Это был триумф! Наконец-то Тяпа чувствовала, что они нашли Клад, достойный их.

Прошло ещё несколько дней. Страсти по бересте немного улеглись, оттеснённые мелкими школьными заботами, но в конце концов Тяпа, Вовка и остальные собрались в краеведческий кружок, чтобы узнать, пришёл ли ответ из музея.

Эмма Васильевна, вопреки ожиданиям, встретила их нерадостно. Даже, по Тяпиному мнению, слишком – с порога она напустилась на ребят, костеря их на чём свет стоит. Из её отчаянного визга отчётливо доносились лишь отдельные слова:

- Да как вы смели!.. Маленькие обманщики!.. В краеведческом… На смех… Свежая…

Без пяти минут великие археологи съёжились и начали незаметно занимать стратегические позиции, чтобы суметь вовремя отступить. Когда Эмма Васильевна смогла говорить более членораздельно, выяснилось, что в городском музее её находку не только не оценили, но и подняли на смех – если детям простительно не отличить свежую бересту от пятисотлетней, то ей с её опытом следовало бы быть внимательнее. Грамота оказалась подделкой, а береста, судя по её состоянию, не пролежала в земле и недели. Съёмки репортажа, разумеется, пришлось отменить. По счастливой случайности (или потому, что все Тяпины друзья некоторое время старались обходить школьный музей подальше) при новом телефонном разговоре уже никто не присутствовал, и что сказала репортёрам Эмма Васильевна, осталось неизвестным.

Занятия Тяпы в краеведческом кружке после этого инцидента как-то сами собой прекратились. И даже совесть не мучала. Зато мучал вопрос: как же береста попала именно на то место, где они её нашли, да ещё именно перед их приходом? Поломав голову над этим вопросом самостоятельно и с друзьями, она решила ещё раз обратиться к маме. Тем более, кое-какие догадки уже забрезжили в Тяпиной голове.

- Ну… - сказала Тяпина мама, - Вам же так хотелось найти что-нибудь стоящее… А я, между прочим, три дня эту бересту коптила и пачкала, чтоб постарее казалась. Я же не знала, что ваша Эмма Васильевна додумается её за подлинную принять и на весь город прославиться.

Предыдущая история: Разочарование

8. Протест

Однажды с Тяпой случился Протест. Нормальный такой подростковый Протест, когда-то и это случается. Тяпа специально протестовать не особо любила, оно как-то само получалось. Сначала книжки на уроках читала – потому что иначе скучно было, а не в знак протеста против урока, но не все верили. Или отказывалась учебники носить, аргументируя тем, что учебников соседа по парте ей вполне достаточно, а тяжести поднимать вредно. Сосед не возражал – он учебники таскал, а Тяпа ему на контрольных помогала и списывать давала. Сплошное разделение труда и взаимовыручка. Только Тяпе это с рук обычно сходило, а другим не всегда, вот злые языки и говаривали, что выпендривается много.

Иногда Тяпа и в самом деле была не прочь помочь сплетникам. Репутация эксцентричной особы ещё ни одной Творческой Личности не навредила, а к Тяпе период ощущения себя этой самой Личностью уже приближался. Однажды одна учительница возмутилась, что Тяпа желает отвечать за всех сразу и всегда, никому руку поднять не даёт. А если и даёт, то в это же время с соседом по парте болтает.

- Тебя бы, - сказала учительница, - под парту посадить, руки-ноги косичками связать, а рот очками заткнуть. Чтоб не мешала!

Тяпа и послушалась. Косичек на связывание, правда, не хватило, так что она учебник взяла и удалилась с ним под парту. Там до конца урока и работала. Учительница подумала, не предпринять ли какие-то дисциплинарные меры, но решила, что так даже спокойнее – болтать и руку тянуть из-под парты неудобно – и оставила всё, как есть.

Но всё-таки Тяпа понемногу росла, взрослела, и наступил момент, когда выделяться сидением под партой стало как-то несолидно. Всем известно, что пик внутренней взрослости приходится лет на четырнадцать. Потом, видимо, какой-то регресс начинается – никогда больше человек себя таким взрослым и самостоятельным не чувствует, а к сорока многие и вовсе начинают о постаревших мальчиках и девочках рассуждать. Тяпа над этой проблемой ещё не задумывалась, поскольку до сорока было слишком далеко, а вот мне не раз эти метаморфозы приходилось наблюдать.

Тяпа же чаще размышляла о главном почти для каждого тинейджера парадоксе: почему тебя, такого взрослого, мудрого и всё понимающего, «настоящие» взрослые считают несмышлёным сопляком?

Волновало это и окружающих взрослых. Учителей, например. Только они как-то совсем иначе на эту проблему смотрели. Так или иначе, тема подросткового Протеста почти на каждом уроке поднималась. Заметит русичка на уроке литературы двоечника Санька, удобно расположившегося на пустующих партах галёрки и начинает отчитывать:

- Некоторые протестуют словом, произведением, а ты, Василевский, протестуешь тем, что ноги задираешь, чтобы тебя не спрашивали!

А Саньку Василевскому, конечно, хочется, чтобы его не спросили, но ноги на стол он сложил совершенно не поэтому.

Тяпа ноги на стол не задирала. Она же культурный человек. Пирсингом или зелёными волосами ей тоже обзаводиться совершенно не хотелось. Демонстративным игнорированием учёбы в её школе и вовсе было сложно кого-то удивить. К отличным оценкам, книжкам на уроках и даже попыткам спеть все уже как-то попривыкли. Эпатировать стало практически нечем. И тут Тяпе подарили джинсы.

Джинсами тоже давно было никого не удивить. Но администрация Тяпиной школы упорно, хотя и с переменным успехом, боролась за сохранение приличного внешнего вида учащихся, поэтому джинсы на занятиях категорически не приветствовались. А Тяпины новые джинсы вдобавок ко всему оказались малиновыми – цвета пиджаков нуворишей из перестроечных анекдотов. В такой обновке просто нельзя было не прийти в школу. Тяпа и пришла.

…День выдался напряжённым – и для Тяпиного класса, и для их классного руководителя. Шесть уроков, две контрольных, один сдвоенный урок, зачёт по физкультуре, а в довершение ко всему – классный час, на котором классуха решила обсудить моральный облик вверенного ей коллектива.

Коллектив пребывал в унынии. Самые шустрые успели сбежать на перемене, однако Тяпа и большая часть класса остались за партами, положив головы на сумки и с надеждой поглядывая на часы. Выступление классухи энтузиазма не добавляло:

- Вы совсем распустились! Бурденко курит в туалете для учителей – позорит своего гениального однофамильца!

- А мож он тоже курил, откуда вы знаете? – лениво огрызнулся неудачливый тёзка великого хирурга.

- По крайней мере, истории неизвестно, чтобы его завхоз в учительской уборной ловил! Так, дальше. Василевский ноги на стол закидывает, у Ивановой три двойки за день, Пахомов физрука отправил туда, куда марафонцы не …

Классуха закашлялась и перевела дыхание, оглядывая класс в поисках ещё не названных, но достойных порицания нарушителей школьного спокойствия. Все притихли, надеясь, что до них не дойдёт очередь.

А нет, не все. Воспользовавшись моментом, Тяпа аккуратно подняла руку, поставив на локоток, как учили в далёком первом классе.

- А Михалёва в красных штанах.

- …добегают, - закончила фразу учительница и на автомате продолжила, - А Михалёва в красных шта… Что-о?!

Театральная пауза должна была красиво повиснуть в воздухе. Но не смогла. Класс заржал.

- Михалёва, встань! – велела классуха.

Тяпа встала. Нельзя было не согласиться с тем фактом, что её малиновые джинсы были достаточно красными и, безусловно, штанами. Классуха потеряла мысль и бессильно открывала и закрывала рот, напоминая выброшенную на берег рыбу. В конце концов она неразборчиво помянула Брута и грузно опустилась на стул, внутренне махнув рукой на продолжение обличительной речи.

- Марин Сергевна, это всё? Мы можем идти? – немедленно воспользовался моментом Василевский. Классуха обречённо кивнула. Василевский с радостным гиканьем перепрыгнул через парту и запустил рюкзаком в Бурденко. Следом, застревая в дверях и выдирая из толпы ремни застрявших сумок, плотным потоком понеслись и остальные его однокашники, включая Тяпу в малиновых штанах.

Воспитательные беседы в классе на какое-то время прекратились. Учителя негласно сошлись на том, что это возраст и «все мы такими были». А Тяпа в этих джинсах больше в школу не приходила – хорошая шутка, как и удачный Протест, должны случаться только однажды. Хотя, она ведь ничего такого и не сделала – это всё штаны…

Предыдущая история: 6. Мечта

7. Разочарование

Однажды с Тяпой случилось Разочарование. Разочарование от непонимания её окружающими. Собственно, рано или поздно оно случается с каждым и обычно называется пубертатом. Каждый первый в этот период хотя бы на короткое время становится Непризнанным Гением, Личностью с Тонкой Душевной Организацией или, в крайнем случае, Крутым Чуваком. Некоторые в этом состоянии остаются и на всю последующую жизнь. Общество же часто имеет собственное мнение относительно пубертатных терзаний и это самое непонимание выказывает – жестоко и безапелляционно.

Только вот Тяпа подростком не была и на звание обладателя самой сложноорганизованной личности не претендовала. Она хоть и ходила уже в школу, но пока только в начальную. На уроках новоиспечённая ученица чаще всего читала книжки с разрешения учительницы, иначе у неё рот переставал закрываться. А открытый Тяпин рот постоянно соседям по парте что-нибудь интересное и очень отвлекающее от объяснений учителя рассказывал. Поскольку чаще всего соседи по парте в этих объяснениях нуждались больше, Тяпе приходилось читать, а когда книжка внезапно заканчивалась в середине урока, можно было помечтать, уставившись в одну точку.

Почему Тяпа во время урока не выполняла задания со всеми? А она выполняла. Просто с тех пор, как с ней Одарённость случилась, делать это она успевала быстро. Классную работу решила, дополнительное задание со звёздочкой тоже, домашку прямо на уроке сделала – скучно, можно и поболтать. Вот и пришли они с учительницей к такому вопиющему с точки зрения учебного процесса компромиссу.

Так вот, когда Тяпа не читала, то всегда о чём-нибудь фантазировала. То придумает, что сложная сетка трещин на стареньких партах – это зашифрованное послание, и на перемене с половиной класса парты расшифровывает. То расскажет, что через невидимый портал можно в другой мир попасть, нужно только его найти вовремя. И тогда все Тяпины друзья начинают с гаражей прыгать в надежде, что именно сейчас под ногами портал откроется. Школьники, пусть даже начальные, слишком взрослые, чтобы верить в подобную чепуху, скажете вы? Ну, вообще-то и среди взрослых людей найдётся больше готовых поверить в порталы, чем в меня. Не просто сказать: «Ну да, есть что-то такое», а по-настоящему поверить. А что о второклассниках говорить.

Но всё же Тяпа иногда чувствовала, что её недопонимают. Самое главное не улавливают, и потому не верят. Или верят, но как бы понарошку. Потому что с гаражей даже просто так, без порталов, попрыгать здорово. Так что целые миры в Тяпиной голове томились никому не рассказанными. Но наружу всё-таки просились. Однажды один из сюжетов настолько упорно заявлял о себе, что Тяпа даже песню сочинила. Про рысёнка, который в одном из её любимых миров был героем, совершил много славных дел, а потом столь же геройски погиб, и его было очень жалко. У них там целая команда была – и летающий вороной конь с каштановой гривой, и даже дракон настоящий огнедышащий. И все они буквально настаивали, чтобы гимн памяти их павшего друга появился на свет.

Тяпа песню сочинила и стала петь, где придётся. А иначе зачем нужна песня, если её молчать? Да и певицей стать она ещё не передумала. Первой песню услышала Тяпина мама.

- Пой потише, пожалуйста. На тебя люди оборачиваются, а нам только через три остановки выходить.

Тогда Тяпа спела своим друзьям на улице. Они совсем ничего не поняли, какой рысёнок и почему он погиб. А когда, наконец, поняли, то Вовка сказал, что Человек-паук всё равно круче. Тяпа сразу вспомнила, как когда-то до школы она его разлюбила. И даже подумала, может, ещё и раздружиться стоит.

Оставался один выход. Тяпа аккуратно переписала песню на двойной листок в линеечку и принесла своей учительнице. Уж она-то должна понять, у неё работа такая.

В кабинете после уроков никого из одноклассников уже не было. Учительница отложила непроверенные тетради и внимательно прочла текст. От предложения послушать песню в Тяпином исполнении она отказалась, посмотрела вдаль сквозь очки и задумчиво произнесла:

- Чудесное стихотворение. Молодец!

Тяпа воспряла духом.

- Только знаешь, - продолжала учительница, - вот это вот… про рысёнка… мне кажется, могут не все понять.

Она ещё немного поглядела в одну точку где-то позади Тяпы, а потом произнесла с нарочитым воодушевлением:

- А давай мы этого рысёнка заменим на мальчишку? Всё равно же в рифму будет. Получится, как про героя войны. У нас как раз скоро будет конкурс патриотического творчества, вот ты там и поучаствуешь. Только петь не надо. Ты лучше рисунок нарисуй, ты же у нас хорошо рисуешь. А рядом твой стишок напишем. Ну, как тебе?

- Замечательная идея, мне очень нравится, - слегка дрожащими губами пробормотала Тяпа.

- Ну и отлично, - ничего не заметила учительница, - Тогда можешь взять вон там, на полке, бумагу и краски. А то работы только до завтра принимают.

Учительница снова погрузилась в проверку тетрадей, а Тяпа пересела на последнюю парту и с молчаливым отчаянием стала рисовать памятник с красной звездой, берёзки и пролетающий вдалеке журавлиный клин – как у Бернеса.

Предыдущая история: 5. Первая Любовь

6. Мечта

Однажды с Тяпой случилась Мечта. Все понимают, что на самом деле мечты обычно не случаются, а появляются. Но с Тяпой, и без того любившей навоображать себе кучу всякого интересного, каждая новая Мечта случалась окончательно и бесповоротно. Тяпа только об этой своей Мечте и думала.

Первая крупная Мечта случилась с Тяпой после прочтения какой-то жалостливой книжки о животных. Тяпа захотела стать ветеринаром. А чтобы научиться лечить животных, сначала нужно хорошенько их изучить. По первости Тяпа ограничивалась игрушечными зверями, но вскоре поняла, что этого недостаточно. Любому уважающему себя натуралисту нужны живые объекты для наблюдения! Их-то Тяпа и стала искать.

За объектами дело не стало: первой в Тяпиной комнате поселилась огромная мохнатая гусеница, щетинки которой переливались разными яркими цветами. Гусеница ничем вроде бы не болела, но есть капустные листья почему-то отказывалась. Пришлось её обратно на улицу выпустить.

Спустя некоторое время Тяпиной маме знакомые рыбаки подарили карпов. Живых, но подразумевалось, что это ненадолго. Временно карпов пустили поплавать в ванну, где их и заметила Тяпа. Тяпе карпы очень понравились, она с ними за вечер успела подружиться. А друзей, как известно, не жарят. Поэтому Тяпой был поставлен ультиматум: карпы должны остаться жить с ними. Ультиматум был поставлен категорически и почти на ультразвуке, поэтому два или три дня Тяпина семья мыться не ходила. А ходили смотреть, как карпы задумчиво шевелят губами и потихоньку начинают грустнеть. Но однажды, когда Тяпа с мамой куда-то отлучились, карпы из ванны уплыли. Тяпа расстроилась и на бабушку ругалась, что та не уследила.

Потом ещё был хомяк. Тяпа на него в огороде чуть не наступила. Неизвестно, кто больше перепугался, но верещали оба одинаково. Хомяк был принесён домой и посажен в тот же тазик, где некогда жила мохнатая гусеница. Ведь оставить бедную зверушку без помощи было никак нельзя. Тяпина мама подумала, что это у кого-то из соседей по даче сирийский хомячок убежал, но никто не признавался. Хомячок продолжил жить в тазу. Он почему-то был совсем дикий и кусачий, а спустя неделю вырос почти вдвое и научился из тазика выбираться. Тут-то Тяпина мама взяла определитель животных и выяснила, что никакой это не потерявшийся сирийский хомячок, а хомяк обыкновенный, который вырастает до тридцати сантиметров в длину, агрессивен, всеяден и дрессировке не поддаётся. Тяпина мама охнула и схватилась за голову. Тяпа тоже охнула и схватилась за палец – она хомяка погладить хотела, пока мама его в книжке искала. Хомяка, впрочем, оставили, переселив в оплетённую проволокой клетку для кроликов – меньшая ему уже не годилась.

Теперь уж у Тяпы простор для наблюдений стал небывалым – целый дикий хомяк, изучай, сколько угодно. Только Тяпе случайно бабушкина подруга из деревни рассказала, что у них ветеринары коровам клизмы ставят, и Тяпина Мечта, наткнувшись в голове у Тяпы на воображённые ею клизмы, сразу лопнула и улетела со свистом. Потому что мечты и клизмы плохо совместимы. Так что Тяпа решила, что станет не ветеринаром, а кем-нибудь другим. Певицей, например. Петь Тяпа очень любила, но её почему-то всегда просили помолчать. А как молчать, когда все знают, что любому артисту нужны ежедневные репетиции? Поэтому, когда с Тяпой случилась новая Мечта, с её мамой, бабушкой и соседями случился… Впрочем, неважно – это уже не моя история.

Предыдущая история: 4. Море

5. Первая Любовь

Однажды с Тяпой случилась Первая Любовь. Она нагрянула, разумеется, нечаянно в то время, когда Тяпа стала совсем уже взрослой барышней. Было ей лет пять. Или шесть.

Первой Любовью оказался Вовка с Тяпиного двора. Вообще-то она его давно знала. Настолько давно, что даже и сама не помнила. Потому что, когда Вовка был маленький, его дома у Тяпы иногда оставляли. Чтобы Тяпины мама с бабушкой с ним за компанию понянчились, пока Вовкины родители по своим делам сходят. Тяпа тогда, конечно, тоже была совсем маленькая, но всё-таки постарше Вовки. Месяца на два. И вот Вовка по её комнате ходил и все её игрушки доставал и раскидывал. Он же маленький был, неразумный и играть по-другому ещё не умел. А Тяпа, как старшая, ходила за ним следом, всё подбирала и строгим голосом говорила:

- Вова, низя! Вова, поязи на место!

Вовка ничего не говорил – он ещё не очень умел. Только хмурился, мычал что-то под нос и игрушки отдавать не хотел. Очень это тогда Тяпу огорчало – ну как с таким играть?!

Потом Вовке дали место в детском саду, и его у Тяпы оставлять перестали. А Тяпа в сад не ходила, поэтому Вовку видела только во дворе на выходных и успела забыть, что когда-то он был совсем несмышлёный.

А тут Вовку подстригли. Хорошо так подстригли, качественно – у него голова оказалась совсем круглая, и стало видно, что уши оттопыриваются. Вот в эти оттопыренные уши Тяпа и влюбилась. Без памяти. И хорошо, потому что с памятью Тяпа вряд ли бы смогла это сделать – попробуй-ка, влюбись, если в ушах звучит: «Вова, это не твоя масына!»

Тяпа теперь день и ночь думала о Вовке. Ложилась спать и представляла, как они вместе играют, ходят за ручку, а потом, конечно же, женятся. Но Вовка Тяпиных знаков внимания совершенно не замечал. Подойдёт она к нему с новой куклой, а тот её прогоняет:

- Уйди, мальчики не играют в куклы! Не видишь, мы в войнушку играем! Та-та-та! Бдыщ!

Тогда Тяпа из дома пистолет выносит. Большой, красный, с пружинкой и белыми теннисными шариками вместо пуль. Пистолет Вовке нравится – сразу можно себя самым лучшим стрелком представить. Вовка ведь очень меткий. И сильный. Настолько сильный, что пружинка пистолетная у него на третьем выстреле лопнула – так он старался боёк оттягивать. Тут уж Тяпа разревелась и чуть было Вовку не разлюбила. Целых два дня к нему не подходила. Но чувства взяли своё.

Когда эти самые чувства своё брали, Тяпа дома с бабушкой сериал смотрела по телевизору. Там очень много про любовь было – сплошные закатыванья глаз, заламыванья рук и прочие признания. Тяпа решила у бабушки совета спросить, не стоит ли ей так же в любви Вовке признаться и ещё в обморок упасть – в кино это всегда помогало. Но бабушка над Тяпой посмеялась и сказала, что та мала ещё о любви думать. Подошла мама, услышавшая обрывок их диалога, добавила, что это только для изнеженных дворянок годилось, а в наше время никто так не делает, и на новости переключила.

- А как делают? – тут же спросила Тяпа.

- А ты его сама игнорируй, - отозвалась мама, - Сделай вид, что этот Вовка тебе ни капельки не нравится. Тогда он сразу сам на тебя внимание обратит.

Тяпа стала думать о том, как лучше Вовку игнорировать, а сама одним глазом новости смотрела. Там забастовку показывали. Много-много людей стояли на площади, держали разные плакаты и что-то выкрикивали. И Тяпа придумала.

Она взяла большой лист плотной бумаги, гуашь и ушла за свой столик. Там Тяпа что-то долго и старательно рисовала, а когда закончила, выглянула в окно, чтобы проверить, гуляет ли там Вовка, и попросилась поиграть во дворе.

Во дворе Тяпа встала недалеко от Вовки и развернула плакат. Вовка с пацанами прыгал с самодельной тарзанки и сразу Тяпу не заметил. А когда заметил, подошёл и спросил:

- Это что у тебя?

Тяпа загадочно молчала. Игнорировала. Вовка осмотрел плакат. На нём был нарисован очень ушастый круглоголовый мальчик, протягивающий руки к уходящей куда-то вдаль девочке с косичками. Девочка ушла настолько далеко, что на лист почти не поместилась. Ещё там было что-то написано кривыми печатными буквами, но Вовка пока не умел читать. Зато умел его друг, который был самым старшим в их компании и закончил первый класс. Друг, заметив Вовкино замешательство, подошёл к плакату и вслух прочитал: «Вов-ка лю-бит Тя-пу, а о-на е-го нет. И не по-лю-бит! Лю-би те-перь сам се-бя!» Мальчишки захохотали. Вовка растерялся – то ли зареветь от обиды и неправды, то ли треснуть Тяпе в лоб, чтоб не издевалась. Вовкин друг спросил:

- А правда, чё к чему? Нарисовала тут…

- А это у меня демонстрация! – гордо отозвалась Тяпа. – И забастовка.

- Какая-какая срация? – глупо переспросил Вовка, даже забывший, что решил всё-таки стукнуть Тяпу.

- Эх ты! Совсем не знаешь, что в стране происходит! – важно ответила Тяпа, свернула плакат и поспешила домой – пока Вовка не решил оказать ей знаки внимания при помощи кулаков.

А чувства к Вовке у неё с этого дня остыли – разве можно связывать свою жизнь с человеком, который настолько отстаёт от тебя по уровню кругозора? Вот и в бабушкином сериале говорили, что брак должен быть равным. Тяпа уже знала, что это значит – жених должен быть умным, богатым и ещё обязательно иметь белую лошадь и чёрную маску. Чтобы невесту тайно увезти из отчего дома. А откуда у Вовки лошадь? Пускай сначала слово «демонстрация» выучит, где уж ему на лошади её похищать.

Так и закончилась Тяпина Первая Любовь. А плакат мама убрала в папку к другим Тяпиным рисункам. На случай, если с Тяпой Вторая Любовь случится.

Начало: 1. Жизнь (+вступление) 2. Одарённость 3. Побелка

4. Море

Однажды с Тяпой случилось Море. Море было очень далеко – туда нужно было лететь на самолёте, да не просто так, а с пересадкой. И ещё ехать на автобусе. Причём Тяпина мама захотела повидать по пути каких-то дальних родственников и поэтому на автобусе они поехали не в тот город, который был им нужен, а в другой, от Моря подальше. А родственников дома не оказалось – они Тяпину маму не дождались или даты перепутали и тоже к кому-то в гости уехали. И остались Тяпа с мамой и с чемоданом не совсем на Море и немножко на улице. А пока они в этот город ездили, уже стемнело, хотя у Тяпы дома вечер бы ещё долго-долго наступал.

Тяпина мама уже почти собралась до утра автобуса ждать, чтоб до Моря добраться. Большинство людей так бы и сделали. А меньшинство такси бы вызвали, потому что у них денег много. Но с Тяпой что-нибудь обязательно должно было произойти. Поэтому с ней и её мамой случился молоковоз. Большой, порыкивающий, с жёлтой цистерной. Водитель молоковоза поинтересовался, что Тяпа и мама делают почти ночью на улице и… согласился подвезти их в нужный город. Просто так.

Так что Тяпа и Тяпина мама ехали в кабине молоковоза. Высоко-высоко над дорогой. А чемодан ещё выше ехал – ему в кабине места не хватило, поэтому привязали, куда смогли. Тяпа подпрыгивала на сиденье, а чемодан на цистерне, но никто по дороге не потерялся. Приехали на Море, а их там уже домик ждёт и старушка-хозяйка. Она этот домик туристам сдавала, а сама в соседнем жила. Тяпа с мамой водителя поблагодарили и сразу в домик пошли, спать.

А наутро отправились Море смотреть. До него было не очень далеко, но так интересно! Везде пальмы, люди в шортах и продавцы всяких разностей на каждом углу. Первым же делом Тяпина мама купила Тяпе велосипед. В их город такие велосипеды почему-то не привозили. А чтобы его удобнее было домой отправить, Тяпина мама велосипед разобрала – раму на плечо, педали в сумку. Тяпа на нём всё равно пока ещё ездить не умела.

Идут они дальше, а под какой-то пальмой дяденька всех с обезьянкой фотографирует. Симпатичная обезьянка, шустрая, на Анфису из книжки похожа. Тяпу тоже с ней фотографировать стали. А обезьянке фотографироваться надоело, она к Тяпиной маме на плечо – и в сумку. Кошелёк вытащила, монетки растрясла, а потом в сумке педали заметила. Дрессировщик обернулся – а у обезьянки уже из-за щеки велосипедная педаль торчит. Не помещается, конечно, вот-вот вывалится, поэтому обезьянка мордочку перекосила, а щёку лапками подпёрла – жалко сокровище отдавать.

Педаль хозяин обезьянки всё же забрал, и Тяпа с мамой наконец-то до Моря дошли. А оно большое такое. И мелкое. Идёшь-идёшь, и никак выше колена воды не набирается. Тяпина мама потом сказала, что нигде ещё так плавать не уставала – чтоб от дна оттолкнуться, нужно полтора километра пройти. Тяпа в километрах ещё не очень разбиралась, но Море ей понравилось. Она по нему в круге плавала – розовой камбале в кружочек.

А ещё на Море медузы были. Водянистые такие. Обычно жгучие, но сейчас не очень. Одну медузу они даже почти поймали, но её какая-то вредная девчонка начала грязью закидывать. Пришлось отпустить. Медузу, конечно (девчонку Тяпа с удовольствием бы не отпустила, но та была старше, выше и сильнее).

Но больше всего Тяпе на Море понравился медведь. Он с ней случился не в этот день, а попозже, когда они с мамой по городу гуляли. Медведь был огромный, с косматой рыжеватой шерстью и в наморднике. Ему было жарко, и он тяжело дышал. А люди с ним фотографировались, когда дрессировщик разрешал. Тяпа с мамой стояли в толпе за тоненькой верёвочкой и медведя рассматривали. Им медведя было очень жалко. Тяпина мама так об этом задумалась, что очнулась, только когда толпа хором сказала: «Ах!» и замерла. Тогда Тяпина мама посмотрела туда же, куда и толпа, и тоже ахнула. Потому что, пока она размышляла о судьбе таёжного зверя, Тяпа пролезла под верёвочку и стала гладить медведя по вздымающемуся лохматому боку. Медведю было не жалко, он переминался с лапы на лапу и позволял с собой обниматься. Дрессировщику было не то что бы жалко, но он как-то переменился в лице и осторожно попытался Тяпу увести. Тяпа не увелась, а вцепилась в свалявшиеся космы и попыталась убедить дрессировщика, что мишке плохо и надо его отсюда забрать. Желательно, конечно, к ней, Тяпе, домой – там не так жарко и до тайги недалеко. В конце концов Тяпу всё-таки отцепили, сфотографировали на память с мишкой рядом и даже верхом на нём, и мама её увела. А когда они на другой день на то же место пришли, медведя там не было. Тяпа решила, что дрессировщик её послушался и в отпуск его отправил, съездить на родину к бурой медведице и бурым медвежатам.

Тяпа с мамой в домике на Море ещё долго жили, почти целое лето. А когда вернулась, все её стали расспрашивать, что она там видела. Тяпа так всем и рассказывала:

- Видела медведя. Во-от такого! Мне его почти подарили, но по нему медвежата дома соскучились.

Начало:

1. Жизнь (+вступление)

2. Одарённость

3. Побелка

Однажды с Тяпой случилась Побелка. Вообще-то Побелка в доме Тяпиной мамы случалась ежегодно, но до Тяпиного там появления проходила наверняка не так интересно. Например, в этот раз всё началось с того, что бабушка решила Тяпу повоспитывать. Да, здесь нужно уточнить: Тяпа, как и многие её сверстники, жила в традиционной для своей страны и эпохи семье – мама, бабушка, и она, Тяпа. Так вот, бабушка сказала:

- Тяпа, не рисуй на стенах.

- А я и не рисую, - с недоумением откликнулась Тяпа, которая в этот момент действительно нигде не рисовала и уж точно никогда не портила стены.

Но бабушке этого оказалось мало.

- Тяпочка, никогда-никогда не рисуй на стенах. На стенах рисовать нельзя.

- Да не рисую я на стенах! – начала заводиться Тяпа.

- Нет, Тяпа, дослушай меня, пожалуйста… - не унималась бабушка.

- Ах таааак…

- Мы всё равно собирались белить, - сказала Тяпина мама, вернувшись с работы, - Скоро Пасха.

- !.. – сказала бабушка.

Потом Тяпины бабушка и мама немного повыясняли отношения, пытаясь разобраться, кто же всё-таки виноват: бабушкина неуместная провокация или очевидная Тяпина несносность. Тяпа в этом обсуждении благоразумно не участвовала. Она отсиживалась в спальне и радовалась: тому, что за стенку ей попадёт не очень и тому, что скоро предстоит белить.

Побелку Тяпа любила – в это время вся мебель отодвигалась от стен, накрывалась газетами и старыми простынями, паласы снимались с пола и занимали место в каком-нибудь углу, свёрнутые в длинные трубочки, а в комнатах появлялось непривычное звонкое эхо. А ещё всё становилось восхитительно синеватым, пятнистым, сырым и кисловато-терпким – от запаха, который издавал таз с гашёной известью.

Самой Тяпе в силу возраста белить почти не давали. Ну разве что малюсенький кусочек где-нибудь за шкафом, чтобы мамино и бабушкино чувство прекрасного не оскорблялось полосами на видном месте. Зато когда белительная часть Побелки подошла к концу, Тяпе решили доверить очень важное дело – отмывать дощатый крашеный пол от пятен извёстки. Тяпа очень старалась, ползая по полу с тряпкой и время от времени подтаскивая к себе небольшой тазик с уже помутневшей водой. Эти известковые пятна были очень красивые – с лучами во все стороны, как свалившиеся с потолка звёздочки, но такие вредные! Стоило им только чуть-чуть подсохнуть, как оттереть их становилось очень сложно. Но Тяпа проявила упорство (да и, по секрету, заляпанного пола ей тоже оставили не слишком много) и вскоре звёздочки закончились. «Нужно ещё что-нибудь помыть», - подумала Тяпа. А что? Она огляделась по сторонам. Возле двери подсыхала синюшная подозрительная стена. «Если кончился пол, пора приниматься за другое», - рассудила Тяпа, которая очень любила быть полезной и помогать взрослым, и хорошенько эту подозрительную стену отмыла той же тряпкой, которой до этого оттирала непокорные лучистые пятна.

- !.. – снова сказала бабушка.

- !.. – промолчала мама, которая к этому моменту уже успела прочесть много педагогических книжек. А потом всё-таки тоже кое-что сказала.