1

У бурмистра Власа бабушка Ненила

Починить избенку лесу попросила.

Отвечал: нет лесу, и не жди — не будет!»

«Вот приедет барин — барин нас рассудит,

Барин сам увидит, что плоха избушка,

И велит дать лесу»,- думает старушка.

2

Кто-то по соседству, лихоимец жадный,

У крестьян землицы косячок изрядный

Оттягал, отрезал плутовским манером.

«Вот приедет барин: будет землемерам!-

Думают крестьяне.- Скажет барин слово —

И землицу нашу отдадут нам снова».

3

Полюбил Наташу хлебопашец вольный,

Да перечит девке немец сердобольный,

Главный управитель. «Погодим, Игнаша,

Вот приедет барин!» — говорит Наташа.

Малые, большие — дело чуть за спором —

«Вот приедет барин!» — повторяют хором…

4

Умерла Ненила; на чужой землице

У соседа-плута — урожай сторицей;

Прежние парнишки ходят бородаты;

Хлебопашец вольный угодил в солдаты,

И сама Наташа свадьбой уж не бредит…

Барина всё нету… барин всё не едет!

5

Наконец однажды середи дороги

Шестернею цугом показались дроги:

На дрогах высокий гроб стоит дубовый,

А в гробу-то барин; а за гробом — новый.

Старого отпели, новый слезы вытер,

Сел в свою карету — и уехал в Питер.

В апреле 1975 года, когда мне исполнилось 3 года и 4 месяца, родители решили отдать меня в детский сад.

– Надо тебе к садику стих выучить, – заявила мать.

– Да стих я сам придумаю, – предложил я.

– Знаю я, какой ты придумаешь, – возразила мать, – Осуждать будут не тебя, а родителей, скажут: «Каким неприличным вещам ребёнка подучили!».

– Ну, и какой же стих мне тогда выучить?

– А вот тебе Некрасов, – произнесла мать, протягивая мне книжку «Крестьянские дети», – Учи, только ничего не переделывай и не добавляй отсебятины, а то я тебя знаю!

Открыв книжку, я начал учить: «Однажды в студёную зимнюю пору…»

И вот настал день прихода в детский сад. Всю дорогу я повторял стих про себя:

– «Так вот оно что! А как звать тебя?» – «Власом».

– «А кой тебе годик?» – «Шестой миновал»...

Во дворе детсада стояли бетонные пингвины, а с обратной стороны здания были обычные для детсада беседки. Заведующая детсадом меня ничего не спросила, и меня направили прямо к воспитательнице. Звали её Валентина Васильевна.

Стихотворения она у меня не спрашивала, а почему-то спросила, как меня зовут. На этот банальный вопрос я почему-то не любил отвечать. Во-первых, мне не особо нравилось, как меня назвали, а во-вторых, я не без оснований считал, что задающие этот вопрос и так знают на него ответ, особенно, если вопрос звучал так: «Серёжа, как тебя зовут?». Поэтому вместо того, чтобы назвать своё имя, я всё время говорил что-нибудь оригинальное, рвущее все шаблоны задающему этот вопрос. Соригинальничать я решил и в этот раз.

– Власом, – ответил я репликой из стихотворения.

– Интересное имя, редкое по нынешним временам, – удивилась воспитательница. – А сколько же тебе лет?

– Шестой миновал, – продолжил я в том же духе.

Тут Валентина Васильевна поняла, что во вверенной ей группе теперь объявился шутник, и больше меня ни о чём не спрашивала, но каждый раз, когда ей надо было меня позвать, она кричала: «Эй, Власом, иди сюда!».

Когда на пригорке за домом 25а построили новый садик, родители решили перевести меня туда, но мест там почему-то не оказалось. Так я остался домашним ребёнком, и моим воспитателем стал телевизор.