Октябрьские тезисы писателя и философа
Отец мой, врач мой!
Еще, Миша, когда у тебя будет сын, постарайся быть осторожным. Боюсь, что ты не сможешь. Но они всегда другие — я и ты, ты и он. Ты не сумеешь им руководить. Первый человек, который от тебя полностью зависит, а ты не сможешь им руководить. В этом, наверное, заложено разнообразие людей. С этим невозможно жить, хочется наказать, заставить. Заставить можно, но лучше пусть он, как ты, найдет свою дорогу. Пусть он найдет основные знания: грамматику, математику, поведение. Он должен знать поведение среди людей. Он обязан сформулировать, чего он хочет от них и что он может дать им взамен, просто, чтоб потребовать или подчиниться.
Образование помогает терпеть унижение.
Образование помогает переносить пытки.
Образование вызывает уважение даже в тюрьме.
Образование — значит жить дольше. Я не знаю, Миша, как это получается, но образованный человек живет намного дольше и лучше.
Я не сказал бы, богаче.
Кстати, богаче без "т", а лучше — после "у" идет "ч".
Лучше — то есть с удовольствием.
Богатый созерцает, что он получает, а образованный сравнивает то, что видит, с чем-то внутри себя и не нуждается в лишнем. Ему легче проникнуть и понять другого.
То есть, Миша, образованный понимает темного человека, а темный не понимает образованного.
Темный ни разу в жизни не сказал слово "опровержение" или "трепетный", или "волнующий". Он даже не сказал: "Я с трудом пережил ваш отъезд, девушка". Миша, он женщине не оставит воспоминаний, потому что запоминаются не поцелуи, сынок, запоминаются слова.
У темного человека неинтересное молчание.
Мы с тобой, помнишь, говорили, что образование — это память? Это — память тоже. Это не цитирование прочитанного, это формулирование своего на базе прочитанного. Даже неточное цитирование — уже свое. В суматохе, Миша, нельзя терять мысль. Мыслей не так много. Шуток миллионы, мыслей сотни, идей десятки, законов единицы. Их знают все.
Все знают одну идею темного человека.
От него ждут хотя бы самообразования, хотя бы впечатления от прочитанного. Не от кино, кино не рождает в зрителе идею или мысль — только книга, она научит и здоровью, и силе воли, когда полистаешь кого-нибудь и прочитаешь у кого-нибудь.
Пусть твой сын будет образованным. И диплом тут ни при чем. Он должен знать, что в предложении "ни при чем" все слова пишутся раздельно.
Все! Мама нам оставила обед на кухне. Подогрей себе. Я вернусь поздно: много вызовов и мало лифтов. Пожми мне руку, и я пошел. Кстати, образованный счастлив в старости, а темный — нет.
Вкладываешь в него всю жизнь (сыну моему 18), с удивлением видишь, что у него своя. Вкалывал я, вкалывал, кормил-поил, а тот вырос и не хочет жить подмышкой. Просит денег на то, что мне не нравится. Тратит здоровье на то, что ему вредно. Не дай бог в моих волосах заведется какая-то женщина с ребенком. Разве я неправ? А разве он неправ? Все вырастают и отходят, и оставляют самых преданных на перроне. Остается прижать к окну вагона свое расплющенное лицо. Звони хотя бы, сынок.
Видя лицо старого русского интеллигента, вспоминаешь, что ты необразован, любишь механизмы, женщин, жратву, выпивку, Одессу, пьяных инженеров, юмор гаишников, шутки военных, рассказы моряков, хорошо сваренных раков, дешевый успех, аплодисменты, и думаешь: кто я такой? Кто, к чертям, такой, и что со мною стало? Я хотел быть им, хотел вызывать уважение, а вызвал любовь. Хотел освежающего уважения, а вызвал консервирующую любовь. Мне говорят: "Это же вы как-то сказали?..." Я говорю: "Да. И даже вот это — "кем хотел и кем стал", — я тоже только что сказал".
?Смерть — это наша обязанность перед людьми.
?Тот, кто пьет, курит, нюхает наркоту, может не привязываться в автомобиле.
До первых рядов главное — достучаться.
До задних — докричаться.
Старость — это пришитая к воротнику пиджака веревочная петля, чтоб подхватывать и ставить старичка на ноги.
Я доверяю им, они — мне, мы вместе.
Маленькая собачно-кошечная компания во главе со мной и лошадью. Я один должен их накормить. Я должен.
Они любят меня.
Все остальное должен я: приютить, объяснить, вылечить. Они всю душу занимают доверчивостью своей.
Мы прижмемся, согреемся, и они уснут.
А я не смогу.
У большой лошади и у маленького кота никого нет, кроме меня. Как же я усну? Я буду лежать и думать.
P.S. Статья из газеты Коммерсант
Еще, Миша, когда у тебя будет сын, постарайся быть осторожным. Боюсь, что ты не сможешь. Но они всегда другие — я и ты, ты и он. Ты не сумеешь им руководить. Первый человек, который от тебя полностью зависит, а ты не сможешь им руководить. В этом, наверное, заложено разнообразие людей. С этим невозможно жить, хочется наказать, заставить. Заставить можно, но лучше пусть он, как ты, найдет свою дорогу. Пусть он найдет основные знания: грамматику, математику, поведение. Он должен знать поведение среди людей. Он обязан сформулировать, чего он хочет от них и что он может дать им взамен, просто, чтоб потребовать или подчиниться.
Образование помогает терпеть унижение.
Образование помогает переносить пытки.
Образование вызывает уважение даже в тюрьме.
Образование — значит жить дольше. Я не знаю, Миша, как это получается, но образованный человек живет намного дольше и лучше.
Я не сказал бы, богаче.
Кстати, богаче без "т", а лучше — после "у" идет "ч".
Лучше — то есть с удовольствием.
Богатый созерцает, что он получает, а образованный сравнивает то, что видит, с чем-то внутри себя и не нуждается в лишнем. Ему легче проникнуть и понять другого.
То есть, Миша, образованный понимает темного человека, а темный не понимает образованного.
Темный ни разу в жизни не сказал слово "опровержение" или "трепетный", или "волнующий". Он даже не сказал: "Я с трудом пережил ваш отъезд, девушка". Миша, он женщине не оставит воспоминаний, потому что запоминаются не поцелуи, сынок, запоминаются слова.
У темного человека неинтересное молчание.
Мы с тобой, помнишь, говорили, что образование — это память? Это — память тоже. Это не цитирование прочитанного, это формулирование своего на базе прочитанного. Даже неточное цитирование — уже свое. В суматохе, Миша, нельзя терять мысль. Мыслей не так много. Шуток миллионы, мыслей сотни, идей десятки, законов единицы. Их знают все.
Все знают одну идею темного человека.
От него ждут хотя бы самообразования, хотя бы впечатления от прочитанного. Не от кино, кино не рождает в зрителе идею или мысль — только книга, она научит и здоровью, и силе воли, когда полистаешь кого-нибудь и прочитаешь у кого-нибудь.
Пусть твой сын будет образованным. И диплом тут ни при чем. Он должен знать, что в предложении "ни при чем" все слова пишутся раздельно.
Все! Мама нам оставила обед на кухне. Подогрей себе. Я вернусь поздно: много вызовов и мало лифтов. Пожми мне руку, и я пошел. Кстати, образованный счастлив в старости, а темный — нет.
Вкладываешь в него всю жизнь (сыну моему 18), с удивлением видишь, что у него своя. Вкалывал я, вкалывал, кормил-поил, а тот вырос и не хочет жить подмышкой. Просит денег на то, что мне не нравится. Тратит здоровье на то, что ему вредно. Не дай бог в моих волосах заведется какая-то женщина с ребенком. Разве я неправ? А разве он неправ? Все вырастают и отходят, и оставляют самых преданных на перроне. Остается прижать к окну вагона свое расплющенное лицо. Звони хотя бы, сынок.
Слух развивает воображение.
Зрение довольствуется увиденным.
Видя лицо старого русского интеллигента, вспоминаешь, что ты необразован, любишь механизмы, женщин, жратву, выпивку, Одессу, пьяных инженеров, юмор гаишников, шутки военных, рассказы моряков, хорошо сваренных раков, дешевый успех, аплодисменты, и думаешь: кто я такой? Кто, к чертям, такой, и что со мною стало? Я хотел быть им, хотел вызывать уважение, а вызвал любовь. Хотел освежающего уважения, а вызвал консервирующую любовь. Мне говорят: "Это же вы как-то сказали?..." Я говорю: "Да. И даже вот это — "кем хотел и кем стал", — я тоже только что сказал".
Российская навигационная система ГЛОНАСС ведет в тюрьму.
Результаты выборов очень просты: раз нам так надо, значит, так нам и надо.
?Смерть — это наша обязанность перед людьми.
?Тот, кто пьет, курит, нюхает наркоту, может не привязываться в автомобиле.
Без мозгов — или неумело, или назло.
В концерте.До первых рядов лучше доносится, чем доходит.
До первых рядов главное — достучаться.
До задних — докричаться.
Когда любят Родину, как сейчас — не любят друг друга. Не любят Родину, как сейчас — любят друг друга.
Слово мое продается, но мнение держу при себе.
Мне с детьми тяжело — я скорее их автор, чем отец.
Он был таким крутым! Он мог в Одессе на полчаса остановить советскую власть.
Старость — это пришитая к воротнику пиджака веревочная петля, чтоб подхватывать и ставить старичка на ноги.
Она курила всегда только той рукой, где был бриллиант.
Так я и живу: куда бы ни повернулся — самое интересное за спиной.
Ну люди у нас, ну народ. Это они довели Гитлера до самоубийства.
Я сегодня взял лошадь под уздцы. Она ткнулась мне в рукав, пососала пуговицу, еще ткнулась, переступала, вздыхала, трогала мою пуговицу. И я такое доверие почувствовал: обидь ее при мне!Становятся нам все ближе лошади, коты, собаки.
Я доверяю им, они — мне, мы вместе.
Маленькая собачно-кошечная компания во главе со мной и лошадью. Я один должен их накормить. Я должен.
Они любят меня.
Все остальное должен я: приютить, объяснить, вылечить. Они всю душу занимают доверчивостью своей.
Мы прижмемся, согреемся, и они уснут.
А я не смогу.
У большой лошади и у маленького кота никого нет, кроме меня. Как же я усну? Я буду лежать и думать.
P.S. Статья из газеты Коммерсант
