В июле 2018 года встретились мы в городе Ташкенте с однокашниками по случаю проведения торжественных мероприятий, посвященных 100 летнему юбилею нашего родного Ташкентского Высшего Общевойского Командного Училища. Среди нашей немногочисленной группы были, в-основном, те, кто ранее уже встречался — в 2016 году и ранее (на юбилеях нашего выпуска). Новым лицом компании оказался всего один из наших товарищей — Нурбеков Алмаз. На предыдущих встречах, мы уже порассказывали друг другу все свои истории, кто как живет, кто как служит. А история Алмаза была нам неведома. И, в один из вечеров, под рюмку водки, среди прочего, он поведал нам о самом начале своей службы. Далее привожу его рассказ от первого лица. Фамилии и имена героев, а также клички животных — изменены. Внимание — присутствует ненормативная лексика.

Первый день службы.

После окончания училища, по распределению, я отправился для прохождения службы в N-скую горно-стрелковую бригаду. По рассказам некоторых знакомых (и просто случайных попутчиков), еще до прибытия к месту службы я составил себе мнение о моей дальнейшей службе. Все, с кем мне пришлось говорить, сходились в одном — предстоит мне служить в отдельном разведывательном кавалерийском эскадроне. Радости мне это не доставляло, но делать нечего. По прибытии в часть, я, как и положено, явился для представления к командиру бригады.

«Товарищ полковник, лейтенант Нурбеков для прохождения службы прибыл».

Командир бригады осмотрел меня с ног до головы и задал вопрос: «Ну что, товарищ лейтенант, куда служить пойдешь?»

Понимая, что данный вопрос был задан как не требующий ответа, я, внутренне вздохнув, но не показывая своего разочарования, ответил: «Как куда, в разведывательный эскадрон, конечно».

Комбриг сразу изменился в лице, широкая улыбка озарила его лицо и он выскочив из-за стола, обнял меня за плечи, крепко пожал руку и радостно сказал: «Ну, наконец-то!!! А-то у нас с офицерами в эскадроне совсем плохо. А ты киргиз, наверное с детства с лошадями?»

От этих нежностей комбрига я, мягко говоря, опешил, а полковник сразу взялся за телефон и срочным порядком вызвал к себе командира эскадрона. Мне-же предложил присесть и подождать его прибытия.

Буквально через пару минут в дверь постучали, она открылась и в кабинет вошел капитан: «Здравия желаю, товарищ полковник! Капитан Подопригора, по Вашему приказу прибыл». «Вот, Юрий Павлович, тебе новый комвзвода! Принимай пополнение», - комбриг указал на меня. Капитан повел себя так-же неадекватно, как незадолго до него полковник: «Ух-ты! Спасибо, товарищ полковник! Наконец-то...»

Услышав о моем назначении в эскадрон, капитан просветлел в лице и, повернувшись ко мне, протянул руку: «Добро пожаловать, лейтенант! Трудно у нас с командирами. Должность взводного уже полгода пустует. С конным составом нужно уметь работать — а тебе, наверное, привычно будет. Киргиз! Лучше не придумаешь».

Моих ответов не ждал ни комбриг, ни комэск. Да и мне ответить было нечего. В голове у меня никак не хотела складываться головоломка — отчего командиры ведут себя подобным образом и как это отразится на дальнейшей службе. Надо сказать, что всю жизнь я прожил в городе и про существование лошадей, как бы, знал, но знания ограничивались тем, что у лошади четыре ноги, хвост и голова с гривой. Видел я их только в цирке и на картинках…

В это время в кабинет постучались и вошел молодой лейтенант: «Товарищ полковник, лейтенант Коломейцев для прохождения службы прибыл».

«Здравствуйте, товарищ лейтенант. - ответил командир. И снова задал свой вопрос. - Куда служить пойдем?»

«В мотострелковый батальон, товарищ полковник!» - бодро ответил лейтенант.

Комбриг заглянул в строевое расписание и сказал: «Хорошо! В первом батальоне вакансия взводного....»

И тут мне захотелось кинуться к столу комбрига и заорать: «Бля, а что, ТАК МОЖНО БЫЛО? Тут не только лошади??? Я, тоже в мотострелковый хочу! Я на БМП-2 (боевая машина пехоты второй генерации) учился!!!». Однако, дело было сделано и изменить что-то было уже нельзя. Лейтенант, который, при первом знакомстве с командиром, начинает выкручиваться как уж и менять свои решения через каждые 5 минут, обречен на дальнейшую службу в самом загаженном подразделении, получение взысканий по поводу и без и прочие «радости». В-общем, стоял я, молчал в тряпочку и самым большим моим желанием в данный момент было - отмотать время минут на 15 назад и отказаться от кавалерии...

Вместе с командиром эскадрона мы вышли из здания штаба и он объяснил куда мне дальше идти, чтобы попасть в расположение подразделения. Сам он еще куда-то торопился. Объявив, что на завтра у них запланирован полевой выезд с боевой стрельбой, Подопригора отправил меня знакомиться с личным и конным составом.

Войдя в расположение эскадрона я чуть было не выскочил обратно за дверь — дневальный, стоящий на тумбочке, увидев входящего офицера, выхватил из ножен шашку… «Дежурный по эскадрону, на-выход» - раздалась команда дневального. Уже позже я понял, что таков порядок вызова дежурного по эскадрону, но в первый раз это выглядело угрожающе.

Дальше все пошло гладко - дежурный показал мне, где располагается канцелярия и вызвал помощника командира взвода, которым мне предстояло командовать. Расположившись в канцелярии, я стал беседовать с сержантом. Надо сказать, он мне понравился — грамотный оказался. Толково рассказал о всем личном составе, объяснил кто, что да как. Пока изучал все документы и знакомился с личным составом, прошло довольно много времени. Личный состав уже и на ужин сходил и вечерняя поверка прошла, отбой объявили. В-общем, покинул я расположение ближе к полуночи. Благо до общежития недалеко…

Решив, что в первый день службы нужно прогнуться перед начальством и появиться в подразделении пораньше, я проснулся в 4 часа утра, собрал все необходимое, на мой взгляд, имущество, которое может пригодиться на стрельбах — укомплектованную офицерскую сумку, противогаз, сигнальные флажки в чехле и прочее снаряжение, положенное командиру взвода мотострелковых войск. Уже в 5 часов утра я находился в казарме эскадрона. Почти привычно увернувшись от взмаха шашки дневального, проследовал в канцелярию, и, не теряя даром времени, решил перечитать данные по личному составу взвода. Как оказалось, подъем личного состава уже был произведен и эскадрон убыл на завтрак. Поскольку я был человек новый и где находится столовая не знал, решил дождаться возвращения личного состава в казарму.

Решил неправильно… Комэск позвонил дневальному с уточнением насчет меня и, узнав, что я в казарме, потребовал меня к телефону. «Лейтенант, блядь, какого хуя ты в казарме вошкаешься? Мало того, что опоздал на подъем, еще, сука, сидишь — жопу плющишь. Русским языком было сказано, что сегодня выход с боевой стрельбой. В конюшню, блядь, бегом!» — услышанное из телефонной трубки радости бытия не прибавило. Но прибавило скорости бега и, попутно узнав у дневального, где находится конюшня (а, заодно, вспомнив, что с конным составом я вчера так и не познакомился) со скоростью бешеного экспресса я двинул к месту нахождения эскадрона.

Когда я, запыхавшийся, прибежал на конюшню, эскадрон уже стоял выстроившись повзводно. Каждый боец держал под уздцы коня, а сержант — мой помощник комвзвода — двоих. Я встал рядом с ним и он шепнул мне, что второй конь — мой. Зовут его Памир. Он был, сука, огромный!!! От земли до ушей почти вдвое выше меня. Стоял и посматривал косо на меня одним глазом… Сержант передал мне повод и подсказал, как нужно держать его, чтобы конь понял, кто из нас двоих главный: «Товарищ лейтенант, вы держите его как можно ближе к удилам, да поддерните чуть вниз, чтобы он силу Вашу почувствовал».

Я взял повод из его рук, вцепился в него и, послушавшись совета, чуть поддернул вниз. Однако, этот коричневый пидарас немедленно дал мне понять, что нихрена я в нашей паре не главный… Взмахнув головой, он так дернул повод, что, мне показалось, я всем своим весом оторвался от земли и повис на вытянутой вверх руке. Стоять на месте, как делали все остальные, он не хотел. Гулял вправо и влево, явно намереваясь отцепиться от меня.

«Нурбеков! Что ты, как глиста, болтаешься возле коня? Держать строй!!!» - командиру было легко говорить — мне намного сложнее сделать…

В-итоге, пока я пытался угомонить Памира, я прослушал все, что там говорил командир и его командра застала меня врасплох… «По-коням», пролетело по двору и, весь личный состав сноровисто, легко и проворно взлетел в седла. У меня, понятное дело, необходимой сноровки небыло. Зато был Памир, который упрямо не хотел признавать меня главным. Как только я вдел в стремя одну ногу, он сразу сделал шаг в-сторону. На ногах у меня, само собой, были одеты обычные армейские ботинки с высокими берцами (о том, что подошвы сапог у кавалеристов гладкие я узнал позднее) и выступы на подошве, зацепившись за стремя, не позволили быстро вытащить из него ногу. В-общем, шпагат в моем исполнении получился шикарный… Немного потаскав меня с вдетой в стремя ногой, Памир остановился. Вернее остановил его мой помкомвзвода и предложил помочь оседлать непокорного. Еле успел я взгромоздиться в седло, как была подана команда: «Эскадрон! Шагом! Марш!». Ох, хорошо, что шагом… Однако не успел я порадоваться. Как только вся колонна вышла за ворота, последовала новая команда от командира эскадрона: «Рысью! Марш!». Как управлять скакуном я еще кое-какое представление имел — поводьями вправо-влево, а как заставить непослушное животное переходить с аллюра на аллюр, вообще понятия не имел. Однако, умный конь, оценив, что вокруг него все поскакали рысью, сам присоединился к остальным. И тут я оценил всю прелесть передвижения верхом. Передвигаться на коне рысью — это все-равно, что ехать на велосипеде по бесконечной череде лежачих полицейских. Причем на приличной скорости. Бывалые бойцы эскадрона, в такт с аллюром, приподнимались от седел. Я-же делать этого не умел и просто сидел. Ну как сидел — болтался в седле от передней до задней луки, а вдобавок еще сбоку на бок, как только возможно сжимая ноги, чтобы не выпасть из седла. Приплюсуем к этому еще постоянную тряску (от которой позвонки должны были сплюснуться и, я так думал, что к окончанию поездки, мой рост неизбежно должен был уменьшиться сантиметров на 10) и получаем полную картину…

Как только эскадрон достаточно растянулся, от командира последовала новая команда: «Галопом! Марш!». И мы поскакали. Сука, это было страшно! Если бы, при движении рысью, я и вывалился из седла, то рисковал заработать максимум пару синяков и ссадин. Теперь же я вцепился во всё, за что только можно было держаться и единственной целью было удержаться в седле во что бы то ни стало. Скорость приличная, я болтаюсь туда-сюда, ветер навстречу. Чапаевцы, бляха-муха… Вдобавок ко всему, от болтанки и встречного потока, вся моя пехотная амуниция сбилась куда-то за спину и развевалась по-ветру, удерживаясь ремнями на моей шее. Поправить ничего было невозможно, потому-что разжать хотя бы одну руку и отпустить повод меня не заставил бы сейчас даже самый главный маршал кавалерии Буденный. Так мы и скакали — Памир, у которого на спине болтался я, у которого на шее развевалась гирлянда из планшета, пары флажков, противогаза и полевой сумки. Как потом я узнал, скорость лошади, при движении галопом, 30-40 километров в час (может и 60, но очень кратковременно), но тогда мне казалось, что мы летели никак не меньше сотни. Постепенно все тело у меня стало уже деревенеть. По сторонам я не смотрел. Я вообще никуда не смотрел. Только покорно ждал, когда закончится эта скачка, не забывая держаться изо всех сил. И она закончилась! Неожиданно! Я бы даже сказал — ВНЕЗАПНО! Командир дал команду «Стой!». И для всех скачка закончилась. А у меня начался полет… Когда весь эскадрон остановился, мой Памир, тоже, резко встал. Как вкопаный. Без тормозного пути вообще. Вот он скакал и, в следующее мгновение, стоит. Меня-же сила инерции потянула дальше и уставшие мои руки и ноги уже не смогли ей сопротивляться — бревном перелетев через голову коня я, головой вперед, врезался в поверхность земли.

Кто бывал в полупустынях, видел, наверное, какие облака пыли поднимает в воздух проехавший автомобиль. Пыли там очень много, она еще долго стоит в воздухе и опускается на землю медленно-медленно. Откладываясь на поверхности, слой пыли может достигать 30-40 сантиметров. Вот этот слой пыли и спас меня при падении. Я, даже не успев согнуться и сгруппироваться, как стойкий оловянный солдатик, вошел головой в пыль и остался лежать так. Сил, чтобы подняться, небыло. Откуда-то издалека до меня доносился чей-то разговор. Но я не слышал ничего. Лишь, тяжело дышал и, при каждом выдохе, выпускал фонтанчики пыли. Надо-ли отдельно останавливаться на том, что, во-время скачки, я сильно вспотел? Попробуйте в полном снаряжении окунуться в воду, а потом поваляться в пыли на грунтовой дороге и вы получите полное впечатление от моего внешнего вида, когда мне помогли подняться на ноги. Было страшно стыдно перед командиром. Еще более стыдно было перед солдатами. Но, надо отдать должное, ни один из сотни человек не смеялся над лейтенантом. Несколько человек спешились и стали помогать мне, насколько возможно, очиститься и привести себя в более-менее приличный вид. Уже потом я узнал, что очень многие, из вновь приходящих в эскадрон, тоже не имели опыта общения с лошадьми. Поэтому в подразделении существовал негласный ЗАКОН — ни при каких обстоятельствах не смеяться, не показывать пальцем и не издеваться над новичками!

Вот таким был мой первый день службы в должности командира кавалерийского взвода. И, после всего этого, из эскадрона я не ушел. Наладил отношения с Памиром. Постепенно научился ездить на лошадях. А уже через год лейтенант Нурбеков, без проблем, на всем скаку, поднимал с земли носовой платок…

Помнится, ко Дню Победы мы в школе готовили концерт для ветеранов войны.

Ветераны заполняли актовый зал, а школьники от 4 до 10 класса пели, читали стихи, тренькали на инструментах и показывали всякие сценки по мотивам войны.

Ветераны почти всегда плакали и хлопали, а мы их жалели и дарили цветы.

Все это было организовано в виде конкурса между классами примерно одного возраста и общего, между всеми детьми школы.

Голосовали учителя и ветераны.

А попробовать в себе режиссерский талант для организации выступления мог, в принципе, каждый ученик.

Но обычно это делали передовики, отличники и всякие звеньевые.

В общем, в тот год, а было это классе в пятом, режиссером была я.

Ну а классный руководитель лишь контролировала общую правильность и корректность процесса.

Задумана была художественная инсценировка песни "Там вдали, за рекой".

Сюжет про гражданскую войну, думаю, напоминать не надо.

Итак - хор мальчиков-зайчиков и девочек-припевочек стоит в буденовках сзади и поет.

А на переднем плане разворачивается строго в соответствии с сюжетом песни действо.

Как вы можете догадаться, по принципам минимализма, нам нужен комсомолец (1 штука), его вороной конек (1 штука), еще пара комсомольцев для создания видимости отряда и (факультативно) изображение белогвардейских цепей.

Задумано было следующее: комсомольцы на лошадях в виде палок скачут по сцене, видят белогвардейские цепи, скачут еще немного вперед, один падает, немного общается с конем и остается лежать, а двое товарищей разворачиваются и ускакивают со сцены понурые.

С пением проблем не было.

А вот с реквизитами...

Мы должны были сделать их самостоятельно.

Решено было, что вороного конька сделаю я, а двух других лошадей - девочки.

Белогвардейские цепи нарисуют мальчишки, они любили такую фигню в тетрадках рисовать. Для создания лошади нужна, по сути, швабра, лошадиная голова и хвост.

Голова желательно с гривой и глазами.

В общем, мы два раза в неделю собирались на репетицию без всякого инвентаря, буденовки продавались и так, плакат мальчики все рисовали и рисовали (посмотреть не давали), а лошадей девочки якобы творили.

Я занималась созданием морды коня - не очень удачно.

За пару-тройку дней до выступления, чуть ли не на предпоследней репетиции, девочки пришли и заявили, что их родители отказались мало того что участвовать в создании лошади, но еще и выделять для этого материалы.

То есть – по нулям.

Тогда я поняла, что надо срочно переигрывать, лошадь у нас будет одна, а остальные комсомольцы пускай пешком воюют.

И вся ответственность за выступление - на мне.

Ну, раз лошадь одна, она должна быть очень хорошая лошадь!!!

Палки мало, ну что это будет за ерунда, если умирающий комсомолец будет обращаться к палке?!

Ее же и держа в руках или вообще между ног?

Чепуха какая.

Нужно делать настоящую лошадь, из двух человек.

И сидеть на ней по-настоящему надо, верхом!

В общем, чисто теоретически лошадь у меня получилась.

То есть было понятно, что это - лошадь.

Лошадь состояла из коричневой цилиндрической головы с большими круглыми глазами, которые я выковыряла из пластмассового Чебурашки.

При движении головы зрачки в глазах перекатывались, а по умолчанию они смотрели друг на друга под немного разными углами.

На голове была сбруя, огромные треугольные поросячьи уши и бахрома, как от края ковра, желтого цвета.

Голова была пришита к палке и немного болталась.

Человек спереди должен был держать палку с головой лошади руками над своей головой, а сам он был прикрыт телом лошади.

Тело лошади представляло собой коричневый плед с каким-то рисунком, точно не помню, но, кажется, он был в ромашку.

С хвостом пришлось помучиться.

Дело в том, что если крепить его на плед, то он постоянно съезжал с анатомически правильного места.

И я решила, что надежнее всего хвост будет придерживать рукой человек, который изображал заднюю половину лошади.

На тренировку хождения всадника и его прекрасного вороного коня времени почти не осталось, учительница умирала от хрюканья и помогала мало.

Одноклассники нервничали и злились.

Я готова была убить каждого, кто скажет, что лошадь не очень хороша...

А на последней репетиции мальчики показали плакат с белогвардейскими цепями.

В общем, они старались.

Долго.

Увлеченно.

На плакате было нарисовано множество зверских рож в шлемах со свастикой, были танки, пара зенитных установок, сверху летели самолеты со свастикой, из самолетов сыпались округлые какашки, а внизу мальчики довольно натурально прорисовали парочку взрывов с летящими ошметками людей.

На задний план какой-то будущий толкиенист впихнул несколько рыцарей в латах на лошадях в железных доспехах.

Кое-где даже встречались надписи типа "Макс-урод!", слегка замазанные остальным фоном…

В общем, настал наш звездный час.

На сцену вышел хор в буденовках, построился.

Центральный хорист держал плакат с белогвардейскими цепями, свернутый в трубочку.

В нужный момент люди слева и справа от него должны были взять за концы плаката и показать комсомольцам ужасы войны.

Вышел конь...

Точнее, сначала раздалось перекрывающее хор шипение типа "Не туда, сползай ниже, ты мне на шею сел!" "Передвиньте кто-нибудь этого идиота, я сейчас упаду!!!"

Шатаясь и заплетаясь ногами, то неимоверно растягиваясь, то быстро укорачиваясь, на сцену в четыре ноги с трудом выползло мое творение в белую ромашку.

Зал затих.

На самом конце творения, отчаянно балансируя, пытался восседать красноармеец.

Его сообразительные товарищи из отряда удерживали конструкцию, один фиксировал соединение передней и задней частей коня, направляя отчаянно шипевшую переднюю часть в нужную сторону, а второй придерживал задницу лошади, самоотверженно прислоняя к ней уже однажды потерянный при выходе хвост и не давая красноармейцу сверху героически свалиться раньше времени.

Дело в том, что я не учла одну небольшую анатомическую деталь: если человек-зад-лошади держит двумя руками человека-перед-лошади, то, чтобы держать хвост, у него не хватает рук.

А если одной рукой держать хвост, то тогда красноармеец верхом сползает, потому что очень тяжело его и неудобно на себе везти.

Но этот небольшой инженерный промах обнаружился лишь за кулисами.

Зал взорвался хохотом и лег.

Но это было только начало.

После этого залу и ветеранам войны показали плакат с белогвардейскими цепями, а комсомольцы на сцене в течение всего куплета так и не сумели развернуть конструкцию "Красноармеец и лошадь" лицом к неприятелю.

Так как разворот и атака неприятеля начата и закончена не была, то старательный и туповатый красноармеец верхом пока что не хотел героически падать!

А он уже должен был упасть и разговаривать с конем.

Понимая, что я как никогда близка к провалу, из-за кулис я делала отчаянные знаки свалить этого идиота наконец-то с лошади.

Красноармеец у передней части коня смекнул тему и начал спихивать седока на пол.

Седок тему не просек и начал сопротивляться.

Третий красноармеец поспешил на помощь ко второму.

Вдвоем они довольно быстро управились с отчаянно сопротивлявшимся товарищем и таки скинули его на пол.

Сверху на него положили хвост лошади, и с чувством выполненного долга вывели лошадь со сцены.

Зал смеяться уже не мог, было просто больно животу.

Лица у учителей и ветеранов были ярко-малиновыми.

Зал просто хрюкал из-под сидений.

После последнего куплета хор свернул плакат с цепями и пошел со сцены.

Красноармеец остался лежать.

Один из последних хористов в буденовке, смутно понимая, что своим поведением этот тормоз на полу сорвал все выступление, еще и попинал от обиды его ногой, вызвав новую бурю хрюканья и рыданий зала…

В общем, мой режиссерский дебют оказался просто звездным.

После, слушая бренчание балалаек и стихи про Василия Теркина, кто-то из взрослых, посмотрев в нашу сторону, прикрывал рот руками и отчаянно сдерживал все еще рвущийся наружу хохот. Ведущая концерт учительница между номерами делала длинные паузы и старалась не хрюкать в микрофон слишком уж явно.

Дали первое место между ровесниками и первое место по школе, а наши прямые конкуренты из параллельных классов обижались и все время грозились с нами разобраться, что за такую лажу мы приз получили.