А любимой родне и дела нет: сидят, болтают, в ус не дуют. В какой-то момент они про меня вспомнили, но дружно решили, что я объелась апельсинок и со мной приключился ай-яй-яй. И беспокоить меня не стали.

А я-то уже и так забеспокоилась, признаться. Что ж это, думаю, до преклонных лет мне здесь кукарекать? Не так мечтала я встретить седую старость.

Потом я взяла себя в руки и у меня возникла новая мысль, трезвая: когда-нибудь кто-то из них ведь захочет в туалет? Дочь и жена им не нужна, это я уже поняла, но против мочевого пузыря-то не попрёшь, он же не жена, долго терпеть не станет. Тогда-то они придут и вытащат меня из ловушки.
Будут вынуждены попросту.

Но мочевые пузыри любимых родственников были пусты и спокойны.

Мобильник, конечно, остался в комнате, поэтому я была лишена возможности позвонить мужу, в МЧС или на телефон доверия для туалетных заложников.

Тоска одолевала меня. Ни тебе интернета, ни книги, ни общения. Сиди на горшке, переводи взгляд с раковины на стену и обратно - вот и все развлечения. Даже песен не споёшь, потому что посторонние могут услышать и подхватить, а врачи решат, что в пансионат проник вирус сумасшествия. От скуки сочинила стишок про горшок, но записать его было нечем и не на чем, поэтому я тут же его забыла.

Наконец, в голову мужа закрались некие подозрения и он пришёл узнать, всё ли со мной в порядке и хорошо ли я себя чувствую.

Чувствовала я себя хорошо, но хотелось на волю, к семье, варенью и хоккею.

- Хомяк, - обрадовалась я, - Хомячочек, помоги мне, я застряла.

- Едрит твою налево, - ответил Хомячочек. - Куда ты там залезла-то, чума? Открой дверь, я тебя выну.

- Остолоп, - говорю я, - никуда я не залезла, тут замок заклинило и мне не открыть дверь. Давай открывай её быстренько снаружи и пойдём пить чай.

- Сядь и подумай головой, - сказал муж, словно я не занималась этим последние полчаса. - Сядь и подумай: если бы замок можно было открыть снаружи, то какой смысл было бы его вообще врезать?
А, да, об этом я не думала.

- Сейчас я найду мастера, - сказал муж. - Должен же здесь быть какой-то дежурный сантехник или ещё кто.

- Не смей впутывать в эту грязную туалетную историю посторонних мужчин! - взъерепенилась я. - Вдруг местный сантехник прекрасен сам собою, свеж и холост? Разве такой должна быть наша встреча? Он должен впервые увидеть меня выходящей из Букингемского дворца, или из пены морской, или из золочёной кареты, а никак не из туалета. Он же может подумать, что я не лучшая из фей.

- Ну сиди, фея, - сказал муж.

Тут я услышала радостный голос родного отца:

- Беги, сынок, пользуйся моментом! Я подопру дверь тумбочкой, чтоб она наверняка не вышла, беги на свободу, вдохни её полной грудью! Эх, как же я в своё время не додумался до такого простого решения всех семейных проблем!

Я говорю:

- Отец родной, ты что несёшь? Я же плоть от плоти твоя, кровь, так сказать, от крови, как ты можешь?

А он хихикает и вещает мне про мужскую солидарность. Жестокий, коварный тип!

Я говорю:

- Ломайте дверь, ироды!
А они мне:

- Не имеем права, это будет порча государственного имущества.
Я говорю:

- Я не могу сидеть здесь вечно, я умру от голода!
А они мне:

- Волк в лесу 20 дней без еды прожить может, а ты гораздо крупней и у тебя жировых запасов больше. Вода у тебя есть, горшок есть - сиди, раз не хочешь встречаться с сантехником при таких обстоятельствах. Скоро у тебя начнутся спасительные галлюцинации и ты встретишься с ним на ступенях Букингемского дворца.
Я говорю:

- Человек, которого я сорок лет называла отцом, одумайся! Я призываю к твоему разуму! Ведь на моём месте мог оказаться ты. И я бы тебя спасла. Я разгрызла бы дверь зубами!
А он мне:

- Но не оказался же. Справедливость существует. В отличие от моих зубов.
Я говорю:

- Человек, которого я по наивности своей девичьей почти двадцать лет называла мужем! Не будь собакой-то. Вспомни о своих профессиональных обязанностях, у тебя в кармане лежит удостоверение спасателя, ты обязан меня спасти!
А он мне:

- Я в отпуске, спокойной ночи.

Я начала скрести дверь ногтями и хныкать. Женские слёзы, подумала я, способны растопить любое мужское сердце, даже самое ледяное. Вот у Андерсена в "Снежной королеве", например. Или там Кай плакал? Ну неважно, похнычу на всякий случай.
И я не ошиблась. Сердца их растаяли и они сказали:

- Ну ладно, спасём тебя. Но сейчас мы не можем, там хоккей начинается, мы после первого периода придём, не скучай.

- Эээ! - закричала я, но они уже ушли.

Я опять села на толчок и пригорюнилась, но оказалось, что они блефовали. На самом деле муж принёс из машины фомку (ооо, про эту фомку я потом расскажу отдельно, она того стоит) и взломал дверь.
Я была спасена и мы с папой сразу стали веселиться, пить чай и смотреть хоккей, а муж пошёл искать сантехника или типа того, взял у него новый замок и поставил его.
В хоккей наши выиграли у Казани и папа сказал:

- Когда приедешь в Казань, сразу на перроне начинай орать "Я болела за Ак Барс", а то побьют.
Я говорю:

- Вот у тебя семь пятниц на неделе, посторонний злой мужчина. То ты желаешь, чтоб я навеки сгинула в туалете без чаю и хоккея, то переживаешь, как бы меня татары не побили. Тебя невозможно постичь умом.

А папа снова стал веселиться и налил ещё чаю. И я решила, что, пожалуй, так и быть - верну ему гордое звание отца.

Виталия Япритопала