Во время Великой Отечественной войны детей и подростков угоняли на принудительные работы в Германию. Пройдя через фашистский плен, некоторым из малолетних узников посчастливилось вернуться домой. Воспоминаниями о жизни в трудовых лагерях с корреспондентом поделились жители Смолевичского района.
Мария Рящикова: «Чтобы уснуть, клала в рот кусочек глины»

Мне было пять лет, когда нашу семью вывезли в трудовой лагерь. Мы жили в то время в деревне Жабыки Оршанского района. Она находилась недалеко от железной дороги. Во время войны нацистам было удобно гнать пленных на Брест, а затем везти их через Польшу в Германию.

Марии Рящиковой посчастливилось вернуться из фашистского плена.


Помню, как каратели пришли к нам во двор и приказали собираться. Моя двоюродная сестренка Таня, которая жила вместе с нами, взяла с собой балалайку. Одного нациста это очень разозлило: он ударил Таню, выхватил балалайку и разбил ее об угол.
Нас вместе с другими пленными погрузили в теплушки для перевозки скота и куда-то повезли. Невозможно было ни присесть, ни прилечь. В вагоне толпа людей — словно селедок в бочке. В Бресте нас пересадили на «студебеккеры» и отправили в Германию. В сентябре 1943-го мы оказались в трудовом лагере «Дюшендорф» в городе Мелле.
Мама и бабушка работали на железной дороге, им помогала 9-летняя Таня. Жили в вагончиках. В каждом стояло несколько кроватей, стол, шкафчики. Убежать нельзя: за всем наблюдали немецкие охранники с собаками.
Однажды после обстрела железнодорожного состава в дом одного из немецких «бауэров» привезли раненых. Не знаю, «наших» или германцев. Истекающих кровью людей сгрузили на пол, а потом сортировали на живых и мертвых. До сих пор помню, как детей из трудового лагеря заставляли убирать за ними кровь…

Сегодня Мария Петровна живет в деревне Кривая Береза.


Кормили в лагере очень плохо. Давали пустой суп из брюквы или сои. Выжить помогла русская девушка Полина. Она работала неподалеку, у фермерши Пранды. Когда Полина узнала о нашей семье, она стала потихоньку нас подкармливать: оставляла еду в поле, а мама, когда охрана не могла видеть, ее забирала. То яблочко нам принесет, то кусочек хлеба.
Недалеко от лагеря был сад зажиточного немца. Вместе с другими ребятишками я помогала ему собирать груши и яблоки. Фермер обращался с нами очень грубо: обзывал свиньями, толкал в спину. Мы молчали: мама дала строгий наказ не открывать рта… И я не ожидала, что «бауэр» — так называли местных фермеров — разрешит взять с собой яблоки. Чтобы унести больше, я сняла свое пальтишко и сделала из него сумку: застегнула пуговицы, а горловину завязала косынкой. Туда положила яблоки и волоком потащила домой. Немец только удивлялся детской смекалке.
Нашу семью вместе с другими пленными освободили союзные войска. Американцы агитировали русских ехать в Аргентину рубить тростник. Мама с бабушкой отказалась. Осенью 1945-го мы вернулись на родину. В Бресте встретили родственника, который работал на таможне. Он знал, что ехать нам некуда, но сказать не решился.
Вернулись в родную деревню, а нашего дома нет. Сгорел. Уцелела только швейная машинка. Мама с бабушкой выкопали землянку, в ней мы прожили больше года. Помню постоянное чувство голода. Чтобы уснуть, клала в рот кусочек глины.

Потом приехал мамин брат и забрал нас к себе. А чуть позже с войны вернулся отец. Слабый, худой… Устроился шофером на спиртзавод в деревне Станиславово Дубровенского района.

На завод прислали нового инженера — Льва Тимофеевича. Он одолжил нам денег, на которые мы купили корову — черненькую Лыску. Бабушка ее как увидела — начала плакать: корова была вся серая от вшей. Мы нарвали полыни, наделали жгутов и вычесали телочку. Выпоили ее, выкормили и потом не могли ею нарадоваться: корова стала такой молочной, красивой. Со временем купили поросенка, посеяли огородик. Чтобы выжить, работали от зари до темна. Там же я вышла замуж, а в 1964 году переехала в Смолевический район. Теперь живу в деревне Кривая Береза. За свою жизнь не раз слышала, как молодое поколение сетует на судьбу. А я, вспоминая детство, думала: люди, не гневите Бога! Хорошо, что вам не довелось пережить то, что выпало на нашу долю…


Любовь Бута: «Карателям оставалось только бросить спичку»

В 1945-м Любовь Буту освободили из трудового рабства.


Во время войны мы вместе с односельчанами прятались на болоте. Однажды пришла женщина и стала звать нас вернуться в деревню. Она убеждала, что гитлеровцы никого не тронут. Поверили, отправились домой. Рядом с деревней нас и схватили фашисты.
И сегодня наворачиваются слезы, когда вспоминаю военное время. В 1944-м нашу семью вместе с другими жителями деревни Чисти-Товарищеские, что на Витебщине, схватили фашисты. Беспомощных людей согнали в сарай и заперли. Возле каждого угла снаружи сгрузили солому.

Карателям оставалось только бросить спичку.
Готовились к худшему, но приехал немецкий офицер и отдал другой приказ. Людей выпустили, выстроили в шеренгу, затем разделили на две группы. Одну загрузили в вагоны и отправили в Австрию. В мае 1944 года я, мама и брат с сестрой оказались в концентрационном лагере №299 в городе Грац. А оттуда нас вывезли на принудительные работы в хозяйство помещика вблизи города Вольсберг. Больная сестренка Вера осталась в родной деревне. Когда она умерла, ее похоронили соседи.
Мама, Софья Матвеевна, очень просила, чтобы нашу семью не разлучали. Удивительно, но нацисты вняли ее просьбе. Мы жили и работали у помещика Ганца. Кроме советских пленных в его доме работали девушка-украинка и парень-француз. Спали мы на лестничной площадке. Помню, как было холодно: плюнешь, а слюна замерзает.
День начинался с крика «ауфштейн!», что на немецком означало«вставать!». Я бежала кормить телят, а мама спешила на утреннюю дойку коров. Приходилось выполнять всю домашнюю работу. Брат Павлик сек ельник, а сестра Надюша помогала на кухне. Ее, как самую маленькую, жалели и иногда подкармливали. Остальным доставался салат из одуванчиков и фасоли, блинчики на постном масле. Три раза укусишь — и ничего нет.
У помещика мы жили недолго. В мае 1945-го нас освободили американские войска. Мне тогда исполнилось 15 лет. Помню, как кричала «ура!». Не представляете, какое это было счастье!

Люба с сестрой Надей.


В Минск приехали осенью. Страшное было время: нищета, воровство. Павел нес чемодан, а у мамы за плечами была небольшая котомка. К брату подошел мужчина и предложил свою помощь. Павел согласился, а тот схватил чемодан и убежал. Потом я увидела, как какой-то мальчишка пытается разрезать мамину сумку. Я стала кричать, и воришка убежал. Увидев это, прохожий мне шепнул: «Больше так не делай. Могла остаться без глаз».
Вернулись в деревню — а в нашем доме живут другие люди. Какое-то время делили с ними крышу над головой. Питались впроголодь. Не выжили бы, если бы не односельчане. То колбаски принесут, то картошки, то сала. Мама устроилась на ферму. Позже и я начала работать: пасла телят, трудилась в поле. Со временем мы завели собственное хозяйство — козочек, свиней, кур.
В конце 1950-х вышла замуж. У меня родилось трое детей, теперь уже есть и внуки.

После смерти старшего сына переехали в деревню Грива Смолевичского района, затем моего Николая Егоровича перевели на ферму в Драчково.  В этой деревне мы и остались. Богатая на события была жизнь, насыщенная. Многое, конечно, забывается, но войну, как ни старайся, из памяти не стереть.

Автор: Анна Халдеева
https://www.mlyn.by/2019/07/zastavlyali-vycherpyvat-krov-o-c...

В Великой Отечественной Войне из нашей семьи участвовал только прадед - отец бабушки. Всю жизнь она думала, что он пропал без вести. Всегда вспоминала с теплотой его усы и как он ее высоко подбрасывал. И это единственное, что сохранилось в ее памяти о папе. Бабушке сейчас 83 года.
В этом мае сестра, все таки, нашла информацию о прадеде. И он не пропал без вести, он попал в плен. Мы сильно переживали о том, как бабушка это примет. Но когда она увидела документ из лагеря, лишь тихонько сказала: "Папины усы".

В одном сообществе ВК кто-то из участников не так давно поднял тему пионерских\спортивно-оздоровительных лагерей. Так как историй у меня есть, я начала воскрешать их в памяти и поняла, что и сейчас с удовольствием бы свалила на три смены в леса.

Детским лагерям было отведено 5 лет моей жизни по причине того, что дед мог достать почти халявные путевки от завода, а ле'маман придерживалась мнения, что делать мне в городе летом нечего. Спорное утверждение, очень спорное... Но, вот мне 7 лет, я закончила первый класс, путевка уже в руках, а мама собирает мой чемодан...

Один из лагерей, находящихся на содержании Пролетарского завода, носил гордое название "Альбатрос", и находился на берегу Финского залива. Уже больше десяти лет этого лагеря не существует. Именно туда (на оздоровительную профилактику, вестимо) меня и отправили в первый раз в июне месяце, аж 4 числа. До сих пор помню свое недоумение от толпы людей на месте отправки, общее одурение от четырехчасовой дороги (ребенку это казалось безумно долгим) и нехреновый стресс по прибытии от воплей вожатых, когда ты носишься с чемоданом обос*анной ланью под вопли "Девятый отряд! Первый отряд!..." Я знала, что у меня был двенадцатый, поэтому, найдя девушку, в руках которой был плакат с огромными нужными цифрами и убедившись, что она вычеркнула мою фамилию из списка еще не нашедшихся, молча встала рядом.

Эта организация процесса, впрочем, всегда меня добивала. Ты просто мечешься по поляне и ищешь вожатого, который старательно орет номер вверенного ему отряда!

Но всегда наступает момент, когда даже самые отсталые находят свой отряд, и все дружно выдвигаются к корпусам. Корпуса там были хорошие: кирпичные, двухэтажные. В одно здание влезало четыре отряда + боковые комнаты под драмкружок, кружок по фото (а еще мне петь охота), и под всякую прочую занимательную деятельность. 14 человек в комнате не смущали. Смущал один шкаф на такую ораву, но это можно было пережить: часть вещей хранилась в чемоданах. Туалет типа "модернизированное очко с педалью" - такой же кирпичный, стоял в нескольких метрах от корпуса (особый шик был педалировать туда по освещенной прожектором дорожке в час ночи под пристальном взглядом дежурного вожатого), руко- и ногомойник где-то там же. Больше он напоминал насквозь дырявую сараюшку с вечно ледяной водой. Душ... Ну, ребята. Душ это роскошь, которая была доступна то ли раз, то ли два в неделю, и находилась на другом конце лагеря.  Короче, организацию быта пережить можно было.

Итак, Вас привезли в место, где есть куча других детей, не всегда адекватных и не совсем Вам приятных. Через две недели Вы с этим свыкнетесь.

Первым неприятным сюрпризом стал завтрак. Серьезно, более противной каши в жизни есть не приходилось. Да и в принципе, моя жизненная позиция на тот момент содержала в себе убеждение, что есть раньше полудня - дичайший моветон. Вторым был тихий час. Спать днем? Серьезно? Но удалось сторговаться с воспитателем и вожатыми, что я просто лежу и читаю.

Естественно, нужно было записаться во все кружки подряд, чтобы потом ходить только на хор, хореографию и оригами. Кстати, оригами моя маман еще долго поминала добрым словом по причине того, что я научилась делать водяные бомбочки. И это был 3.14здец. У нас, конечно же, была библиотека! Ее содержимое, правда, было рассчитано неизвестно на какую категорию детей, поэтому моя персона туда даже носа не казала, но зато очень активно интересовалась бильярдом и настольным футболом в Игровой. Да, было у нас и такое. И клуб с дискотеками был. И ежеутренние линейки, впрочем, тоже были.

Казалось бы, что плохого? В лес водят, на залив водят, бассейн - да через день, качели модели "лодочка сейчас развалится", но каждый родительский день я просила маму забрать меня из этого Чистилища. Рыдала, просила, но попутно рассказывала, что произошло. И как стояла на воротах в футболе. И как меня неизвестно как в хор взяли. И как к нам на смену приехали американцы из какой-то общины: прохладные истории про религию были не очень, а вот сами ребята были невероятно классными. И прочее-прочее-прочее. Я просила, а мама обещала, что вот на следующей смене она меня заберет обязательно. Спойлер: так я просидела в лагере до 15 августа.

Этот год был первым, когда я получила в глаз от мальчика. Петя Каменев был очень нервным, я не отставала, и в итоге мы подрались. В медпункте выговаривали Пете, потому что девочек бить нельзя, а я давилась несправедливостью, потому что я не девочка, а маленькая боевая единица! Но какая этим теткам была разница.

От первого года в лагере воспоминания остались смазанные, но самые яркие. Первая серьезная драка, которая закончилась пресной ничьей. Кайф от участия в спектаклях, когда ты на сцене, а зрителям даже что-то нравится. Первый заплыв в бассейне от борта до борта без помощи (и первая же попытка утопиться). Впервые опробованная "заячья капуста" (божественная вещь, скажу я вам). Первый раз, когда меня пригласили на танец, пусть даже просто по фану, но это было приятно, а так же ... Пионерские галстуки. Смысла их повязывания я не поняла, но было круто.

Ну и как вишенка на торте - осознание того, что не всему, что говорят взрослые, можно верить) Как я уже писала выше, отправили меня оздоровляться 4 июня, а забрала меня мама только 15 августа, после трех смен обещаний .