Кваздапил. История одной любви.
Начало здесь: http://pikabu.ru/story/kvazdapil_istoriya_odnoy_lyubvi_51453...
http://pikabu.ru/story/kvazdapil_istoriya_odnoy_lyubvi_51453...
– Разве есть варианты? Снять с нее надо весь этот срам.
Поддерживая опадавшее тело снизу, я помог Насте избавить Люську от пропитавшейся смрадом куртки. Напарница отбросила ее в сторону и взялась за нижний край Люськиного платья:
– Ну?
Приподнятое за подмышки тело безучастно принимало все, что с ним делали.
Когда стягиваемое через верх платье собралось в районе груди, я вновь усадил бездушную куклу на пол, где поддерживал в таком положении, пока вонючая мокрая ткань усилиями помощницы соскальзывала через руки и голову. Платье и куртка отправились в пакет, затем Настя по-хозяйски включила воду в ванной и с суровой деловитостью оглядела оставшуюся лишь в нижнем белье подругу.
– Поднимай.
– Что ты собираешься?..
– А ты что предлагаешь? – перебил резонный ответ.
– Не знаю, – честно признался я. – Думаю, можно оставить, пусть проспится…
– В этом дерьме? – Настя ткнула в проступившие на лифчике пятна невероятных вида и аромата.
– А что? – огрызнулся я. – Пусть увидит себя утром. Может, сделает какие-нибудь выводы. Если найдет, чем.
– А если бы тебя бросили таким грязным и вонючим?
Я брезгливо поморщился.
– Думаешь, застрахован от такого? – Некогда нежный голосок вдруг стал грозным. – Не зарекайся. Короче, помогай.
Подхватив Люську под спину и колени, я по требованию распоряжавшейся процессом Насти перенес постоянно сползавшее из рук тело в ванну, где опустил в теплую воду прямо в белье.
– Все, спасибо. – Настя нагнулась к беспросветно отсутствовавшей подруге, пальцы принялись расстегивать на той запачканный лифчик.
Я словно впал в ступор. Не отрываясь, глаза продолжали смотреть на склонившуюся красотку, чье короткое платье открыло белые бедра почти целиком, прорисовав все скрытое и вновь вызвав к жизни больную игру воображения.
Настя резко обернулась:
– Чего встал?
Видения рассыпались, искромсанные неприятным тембром.
– Я еще нужен?
– А сам как думаешь?
Не знаю, что этот ответ означает на женском языке – да или нет, и я решил немного подождать, но на всякий случай сделал это, выйдя за порог ванной комнаты. Оттуда край глаза осторожно следил, как поддерживаемую под голову Люську лишали лифчика, а затем омывали – бережно, ласково, словно хрупкую драгоценность. Если Настя чувствовала мое визуальное присутствие, то никак не реагировала.
Дело дошло до нижней части белья. Пара неудачных попыток закончились встречей Люськиного затылка, а затем лица с эмалированным чугуном. Донесся недовольный оклик:
– Кваздик, ну где ты? Подними.
– Э-э… Теплица не будет потом возмущаться, что я…
– Еще слово, и возмущаться буду я, причем здесь и сейчас!
– Возражения признаны убедительными, вопрос снят.
Пальцы вделись под безвольно болтавшиеся руки, резким усилием Люська была выдернута из водяного плена… и волна брызг окатила подавшуюся вперед Настю.
– … … … … …!!! – непечатно выдали губки, в которых можно было представить что угодно, кроме подобного.
Ко мне обернулось лицо разъяренной ведьмы, готовой не только немедленно превратить в крысу, но тут же сожрать вместе со шкуркой, хвостом и когтистыми лапками.
– Прости… – Я едва не развел руками, отчего Люська почти грохнулась обратно в ванну. Как можно не очнуться, когда с тобой такое творят, не понимаю, однако она не очнулась.
– Думать надо, прежде чем что-то делать! – все еще злобно, но уже вменяемо сообщила Настя.
– Хороший совет. Все бы ему следовали, и мы здесь не корячились бы.
Уже не боясь намочиться (моими усилиями это стало не нужно), Настя стянула с вертикально провисшей подруги текущие ручьем ажурные остатки, ладони стали омывать зачерпнутой водичкой, а на меня вскинулся смешливый взор:
– Теперь не жалеешь, что не поменялся с Султаном?
– Не переводи стрелки.
Настя не поняла.
– В каком смысле?
– Ты пытаешься выставить меня выгодоприобретателем ситуации, а на самом деле мое присутствие нужно тебе. Окажись здесь с вами Султан, ты бы не доверила ему безответную подругу в таком виде, да и помощь вам понадобилась бы другая.
– Уверен?
– Разве нет?
– Нет.
– А мне кажется – да.
– Да что ты понимаешь.
– Если хочешь, можем поменяться с ним местами, еще не поздно. Один звонок Гаруну с просьбой и адресом, и через пять минут твой приятель будет здесь.
Настя вздохнула.
– Он не мой приятель.
Я улыбнулся:
– Делаем вывод: в данный момент мое общество приятнее, надежнее и безопаснее.
В девичьих глазах мелькнуло что-то несогласное, дескать, иногда небольшая опасность только бодрит, но дальше пикироваться со мной Настя не стала. Первым попавшимся полотенцем она досуха вытерла Люську, затем ядреный бок толкнул меня в сторону выхода:
– Тащи ее в спальню.
Пока начинавшие дрожать руки перетаскивали скользкое тело через бортик, Настя упаковала выжатое белье в тот же пакет с тряпками. Завязанный на узел пакет отправился в корзину рядом со стиральной машинкой, а на застывшего меня поднялся взор удивления:
– Чего остановился? Я же сказала – в спальню!
Мой подбородок молча дернулся в сторону двух абсолютно одинаковых дверей:
– В какую?
Недовольно проскрипели зубы, Настя прошлепала к одной из них, отворив передо мной:
– Вот. Другая заперта.
– Я же не знал.
– Мог бы попробовать.
– Мог бы, – согласился я. – Если б руки были свободны.
– А ты не жалуйся, – ощетинилась Настя. – Ты радуйся. Не часто, наверное, такую красоту в руках держать приходится. Вот и наслаждайся.
– Красота – в гармонии, – заявил я, проходя в небольшую темную комнатку. – Здесь это определение не работает.
– Не работает у него, понимаешь, – пробурчала Настя под нос. – Еще посмотрим, что и как у кого работает. Красота – она и в Африке красота.
Спорить совершенно не хотелось, горбатого могила исправит. А красивую, всеми убеждаемую в ее извечно вожделенной красоте, не переубедить логикой.
Привычно проведя по стене рукой, Настя включила неяркий боковой светильник. Видимо, часто бывала у Люськи. Опередив медленно шагавшего меня, она сдернула с широкой двуспальной кровати покрывало, а потом и одеяло.
– Клади сюда, а я сейчас.
Моя поясница зычно простонала, когда принялся размещать покрывшуюся пупырышками звездочку на постели, одну за другой ловя бессмысленно валившиеся конечности и укладывая в приличную позу спящего человека. Подмышки взмокли от усердия. Расположив, наконец, безобразно откровенную в своей наготе Люську со всеми удобствами и поправив голову на подушке, я обернулся: в руках вернувшейся Насти победно взвились фломастеры:
– Ты же хотел, чтоб Теплица утром осознала свое моральное и физическое падение? Давай раскрасим ее под хохлому! – Золото кудрей качнулось в сторону не подозревавшего о людоедских планах бессловесного создания. – Или напишем сверху все, что думаем о сегодняшнем поведении. Или… – Настя засмеялась, представив. – Просыпается она такая утром, подходит к зеркалу, а на животе жирная надпись с уходящим на задницу окончанием: «Здесь был Кваздапил»! Нет, только на заднице, чтоб сама не увидела, а потом другие сказали, вот будет потеха!
Меня передернуло.
– Не надо.
– Боишься сказать непутевой подружке, что о ней думаешь?
– Не хочу причинять другим людям неприятности. И не буду.
– Поэтому ничего не добьешься в жизни. – Настя сверкнула свинцово-серыми очами, золотая грива чуть не с презрением отвернулась. – Боязнь неприятностей – первый признак мелочности. Трусливые душонки, которые прячутся от жизни под благородным прикрытием не причинения зла, сами творят зло невмешательством. Причем, зло гораздо большее.
– Трусливые душонки?.. – глухо повторил я за ней.
Нет, надо было отправить ее с Султаном.
Настя сама признала однобокость заявления, меня вновь обаяло лицо с милыми ямочками:
– Не парься, это я образно. Не хочешь участвовать в эротическом боди-арте – не буду настаивать, потом сам пожалеешь. А вообще я тебе благодарна за помощь, хоть и несу всякую чушь. Спасибо.
Мои плечи неуверенно приподнялись.
– Пожалуйста.
Два разновысотных мокрых создания похожей комплекции стояли друг напротив друга в обжигавшем интимностью полумраке и глядели прямо в глаза.
– Прости за то, что наговорила, не думая.
– Да ладно…
– Нет, правда.
– Любой бы…
– Не любой. – Серый взгляд прожигал насквозь, превращая мозги в шашлык, а сердце в отбивную, от которой невидимые зубы откусывали по кусочку. – Далеко не каждый согласится взвалить на себя помощь бездыханной засранке, которую ненавидит всеми фибрами души – я же вижу, не отнекивайся. Тебе претит вид пьяной девушки, даже такой симпатичной. Ты ни разу не взглянул на Теплицу с желанием. Я наблюдала. Ты молодец.
– Это не девушка. – Мой висок махнул в сторону кровати. – Это труп. А я не некрофил.
– Не некрофил – это хорошо, не люблю извращенцев. Тогда кто? Закомплексованный зануда, затурканный маменькин сынок, компьютерный задрот, робкий провинциал, который никогда не видел женщину ближе, чем на картинке?
– Пожалуй, мне пора.
Настя перекрыла выход:
– Снова обиделся? Вспомни наш разговор о кавказцах. Если у тебя есть желания – говори о них, тогда и только тогда тебя смогут услышать. Но ты молчишь и делаешь вид, что тебе все равно. Если ты не гонишься за популярностью у противоположного пола, то возможны варианты, которые я перечислила. На правду не обижаются. Если ты не один из перечисленных, то кто? Гей? – Перекрещенные руки в одно движение скинули с плеч бретельки мокрого платья. – Дай руку. Руку, сказала!
Мою пятерню припечатали к белому счастью. Настя задумчиво помяла ее прижатой сверху ладонью, голос тихо выдал:
– Нет, ты не гей. Впрочем, это я еще в танце почувствовала. Может, ты игрок?
С пылающими ушами я оторвал руку от улыбавшейся собеседницы, которая играла со мной, как коррупционер с жаждущим начать маленький бизнес просителем. В смысле, что как удав с кроликом.
– Именно, – с жаром заявил я, – игрок. Только не такой, как другие, для которых отношения – спорт. Пьедесталы, результаты, командная игра и передача по эстафете – не мое. Ненавижу чужие игры, где меня считают пешкой. И вообще любые грязные игры. В другие играю с удовольствием.
– С удовольствием, говоришь?
В руках Насти возникла колода карт. Я даже не заметил, откуда она взялась. Видимо, глаза не туда смотрели.
– В какие игры умеешь?
– В подкидного.
Полненькие щечки сморщились, отчего даже ямочки на них стали просто дырками.
– Нудно и долго. Давай просто по одной карте, у кого выше, тот победил. В американку.
Я судорожно сглотнул.
– В смысле – на желание?
– Не боишься?
– Я?! – Разве может девушка говорить такое парню в глаза? Даже зло взяло. – А ты? Не боишься?
Настя фыркнула:
– Нет.
– Я тем более.
– Значит, играем. Налей. – Мах золотой копны указал в сторону кухни.
Желание дамы – закон. В холодильнике стояла открытая бутылка вина, я принес два бокала к ковру, на котором расположилась Настя. Пол – правильный выбор, когда игроки похожи на мокрых куриц.
Бокал поднялся, девушка повела плечами, это вызвало колыхание предоставленных гравитации красноносых колобков. Жуть. Чарующая, манящая, невыносимо зовущая к безумствам. Вот так они это делают с нами, красивые женщины, рраз – и на крючке. Подсекай. Кто бы ни был, если самец – значит, пойман. Отныне – просто карась на леске, что тянет теперь в банку с другими такими же карасями, выпучившими глаза и задыхающимися без воздуха. Однако… Гм. Обычно рыбак – мужчина.
– Небольшое уточнение по условиям. – Я на миг прикрыл глаза, чтоб сосредоточиться. – Желания не должны касаться учебы и материально затратных тем, в остальном можешь располагать мной и моими умениями как заблагорассудится.
Настя едва не уронила бокал:
– То есть, ты не будешь делать за меня дипломную работу?
– Почему так уверена, что выиграешь?
– Совершенно не уверена. Если проиграю, я бы за тебя сделала без проблем, потому настаиваю.
– Когда понадобится помощь, просто скажешь, и я в твоем полном распоряжении. Считай это обязательством. Но на учебу и деньги не играем.
Поднятый бокал задумчиво покачался в воздухе, затем потянулся ко мне, намекая, что хочет чокнуться:
– Черт с тобой, кваздапилом был, кваздапилом и помрешь. За победу!
По квартире разнесся звон.
– Чудесный тост. – Я отпил глоток, отставленный бокал занял место на полу как можно дальше. Не люблю разбитого и опрокинутого.
Настя с презрением отследила мою предусмотрительность.
– С желанием уже определился?
Меня будто под дых ударили. Глаза сощурились, пытаясь за ехидством скрыть волнение:
– А ты?
– Не только с одним, а целую стратегию выстроила, как сделать игру интересной. Твоя.
Из неуклюже перетасованной колоды рубашкой верх на ковер легла первая карта, затем еще одна упала рядом с раздатчицей. Настя предупреждающе подняла руку:
– Давай договоримся: кто бы сейчас не выиграл, он велит обоим снять мокрое, чтоб не превратить в грязное и замызганное. Нам в этом еще по домам идти.
Я мечтать не мог о подобном желании, а его ставят условием! Внутри все заклокотало, поэтому с несусветным трудом удалось сделать голос сухим и серьезным:
– Принимается.
– Тогда вскрываемся.
– Валет.
В ответ девушка перевернула свою карту:
– Восьмерка.
– Не возражаешь, если к оговоренному условию примажется маленькое дополнение: снимаем не сами, а один у другого?
Настя пожала плечами:
– Ты выиграл, тебе и решать. Но то, что фантазия включилась, радует. Значит, не все потеряно.
Она поднялась на ноги, руки раскинулись, облегчая мне работу. Все, что на ней имелось, легко опускалось по бедрам, чем я и занялся. После последнего, с которым на секунду стыдливо замешкался, придерживаемая за руку девушка подобно Афродите вышла из пены будней в абсолютную свободу. Затем она то же проделала со мной, задержек не случилось, а явный намек на будущее желание вызвал лишь загадочную улыбку. Если после всего у этой ночи имеется не единственный вариант завершения, то не знаю, что думать. Пока думалось только о нашем виде (в основном о сказочном Настином), о наших желаниях (в основном о природно-нескрываемом моем) и о возможных каверзах напарницы, которая уже продемонстрировала богатство воображения. Желание, аналогичное тому, что сверлит мозги, с ее стороны не прозвучит, это понятно. Поэтому любопытно, чем мне придется за все расплатиться.
Настины руки медленно тасовали колоду.
– Раздаем по очереди или доверишь мне? – спросила она. – Я, например, мужчинам не доверяю, каждый второй – шулер, а каждый первый норовит смухлевать.
– Нет проблем. Раздавай.
На ковер вновь вывалились две карты.
– Десятка, – сказал я.
Настя перевернула свою.
– Дама.
Она надолго задумалась. Я почувствовал себя в аду на сковородке.
– Ты же сказала, что уже все решила.
– Решила, но попробуй тебя заставить сделать то, что не хочешь. Ладно, не буду настаивать на фломастере. – Победительница сходила за сумочкой, рядом со мной упал тюбик помады. – Желаю: напиши вдоль Люськи свое имя большими буквами, а затем слижи. Ни учебы, ни денег желание не касается, значит, отмазаться не сможешь. Прошу, мой рыцарь печального образа.
Настин взгляд крушил попытки сопротивления как кувалда спичечный коробок, указующий перст отправлял на подвиги. Ладно, сделаем. Подобрав тюбик, я отправился к мирно отсутствовавшей в этом мире сокурснице, уже торчавшей из-под одеяла вывалившейся ногой.
– Писать имя или прозвище?
– Да кто помнит твое имя? Конечно, прозвище!
Одеяло отлетело в сторону, внизу раскинулись горы, долины и овраги, не подозревающие, как ими распорядилась лихая подружка. Первым делом я аккуратно вернул на место откинутую ногу, теперь она вновь лежала впритык ко второй, и мои чувства смущались не так сильно. Хотя куда уж больше. От двери в спальню ситуацией забавлялась ее создательница.
Между хранилищами подрагивающего желе с темными крышечками появились первые буквы: «Ква»…
– Крупнее! – прошипела Настя. – Не шпаргалку пишешь. А то заставлю переписывать – минимум десять раз, как в детстве, когда у детей почерк хромает. Кстати о почерке: пиши четче!
Пальцы продолжили выводить: «з», «д»… Вскоре – предпоследняя «и», которую пришлось рисовать уже по нижнюю сторону от ямки пупка. Осталась всего одна «к»…
– Полностью! – прилетел приказ от двери.
– Не поместится.
– Вот уж неправда. – Настя искренне веселилась. Заодно мстила за ненаписанный диплом. – Боишься, что в самый пикантный момент Теплица очнется?
Именно это и напрягало, однако признаваться не хотелось.
– У меня алиби: меня заставили. Все претензии к правообладателю желания.
– Как же я устала от умников. Давай слизывай последнюю букву и пиши как следует.
Язык размазал помаду по белой глади, затем губы с чрезвычайной тщательностью впитали все лишнее. На очищенном холсте рука художника твердо завершила начатое, причем с последней буквой, как и предполагал, пришлось поморочиться. Пульс из рваного перешел в сплошное стрекотание, грудь хотела взорваться и при выдохе могла двигать паровоз. С чувством выполненного долга я оглянулся:
– Так?
– Отлично. Переходим к основному этапу. Не отворачивайся, а то скрываешь самое прикольное. Это же спектакль для меня, верно? Залезь на кровать с другой стороны и приступай к самому приятному.
Если б не полумрак, мне никогда не решиться на подобное. Ночь и предвкушение сделали свое дело, от двери подначивала соблазнительная зрительница, и мои колени продавили матрас рядом с Люськой. Ладони оперлись о покрывало. Голова склонилась, как к водопою.
– Молодец. Давай!
И я дал. Поле для действий намного превышало предыдущую «и», несравнимо маленькую и канувшую в невероятную Лету. Лоб вспотел, язык конфузливо начал с верхней «к», хотя о стыдливости в сложившейся ситуации речи идти просто не могло. Ничего, выиграю – рассчитаюсь. Подвыпившая баловница настроена на долгое веселье, вот и повеселимся.
– Даже завидно, в следующий раз надо загадать такое же со мной, – подбадривала (или подстрекала?) она из конца комнаты. – Если мертвое тебя так оживляет, то живое, наверное, вообще убьет?
Осталась последняя буква. Я перевел дух, довольная провокаторша выбрала лучший ракурс для поглощения скорого зрелища, и мое лицо вновь опустилось.
По глазам ударила вспышка – безмолвно, словно молния в комнату залетела, а гром еще добирается. Все исчезло, в глазах заплясали пятна. Вскоре в проеме проявился размытый силуэт, заснявший роскошную сценку на камеру телефона с выключенным звуком.
– Сотри, – потребовал я, на ощупь сползая с кровати.
– Стереть – это желание, а ты еще не выиграл, чтоб требовать. – Настя ухмыльнулась, заведенная за спину рука прятала телефон от возможного рывка с моей стороны. – Можешь, конечно, применить силу, но тогда мне придется защищаться как умею – кусаться, царапаться и вопить, зовя на помощь. Думаю, тебе проще дождаться выигрыша. Раздавать?
Пришлось совладать с собой. Подождем. Всего лишь игра продлится чуть дольше, чем хочется. Впрочем, концовка известна, и когда придет время – ох, отыграюсь…
Передо мной упала первая карта. Вторая еще вытягивалась из колоды, а в мозгах уже вопила сирена.
– Подожди. – Я схватил Настю за руку. – Ты сейчас снизу брала.
– И что?
– Могла подсмотреть при перемешивании. Ты мне даже сдвигать не давала.
– Хочешь сказать, что я шулерничаю?!
– Хочу сказать, что могла. А когда дело касается игры, возможность приравнивается к применению.
Два взгляда долго жгли друг друга напалмом. Наконец, Настя отвела глаза, пухлые щечки расползлись в усмешке:
– Ты первый, кто заметил. – Ее пальцы еще раз перетасовали колоду, на этот раз со скоростью фокусника. – Ладно, раз поймали, значит, проиграла. Говори желание. Учти, оно последнее, больше не играем. Как понимаю, ты хочешь, чтоб я стерла сделанное фото?
Я встал перед ней в полный рост. Глаза опустились на то, что должно было отвлекать от карт. Собственно, отвлекало, но теперь у меня имелись на него другие планы.
– Нет. Ты понимаешь неправильно.
Глава 3
Утром меня, только что добравшегося до дома и замертво свалившегося, разбудил звонок.
– Алло? – Я продрал глаза, стараясь рассмотреть, кто звонит.
А времени-то о-го-го, вот тебе и только что лег. Все в мире относительно, особенно, когда ни жив, ни мертв, и спишь на ходу.
Звонил Гарун.
– Как отдохнулось? Судя по тому, что на первый звонок не среагировал, спишь крепко, а здоровый сон – признак хорошего отдыха.
– Нормально отдохнулось, хотя такого слова не существует, – буркнул я. – А тебе?
Вчерашний уход приятеля мог закончиться чем угодно, и было приятно слышать веселый голос.
– Обошлось одними разговорами.
– Замечательно. Всегда бы так.
– И я о том же.
Он помолчал несколько мгновений, за которые я сел, а организм окончательно проснулся. На соседних кроватях, составленных практически впритык, похрапывало несколько моих товарищей. Они даже не среагировали на поднявший меня звонок, а кто среагировал – мгновенно вырубился, как только понял, что звонят не ему.
– Вчера с Мадиной разговаривал?
Я не стал вдаваться в подробности:
– Да.
– Видел, как она здесь изменилась?
Понятно, что вопрос вовсе не о ставшей весьма привлекательной внешности.
– Ей нравится местная жизнь, – сообщил я.
Друг согласился.
– Надо скорее увозить от здешних соблазнов. Она смотрит на окружающих и тоже начинает позволять себе больше, чем положено девушке с Кавказа.
Захотелось вставить, что тех окружающих, с которых она берет пример, можно было выбрать и получше. Каждый сам решает, с кем дружить и каким быть. Хадя ведь не повелась на развеселый блеск будней собранной вокруг Гаруна молодежи. Значит, не в местных условиях дело.
– В общем, уезжаем мы, – выдохнул приятель, заканчивая мысль.
– Когда?
– Через пару недель.
– Насовсем?
– Мадина – да. Родители решили, что хватит с нее учебы.
– Но ей… сколько лет?
– Для замужества более чем достаточно. Уже и Хадю можно выдать, если потребуется. Слава Аллаху, у младшей таких заскоков нет, за ее будущее я спокоен, а с Мадиной надо торопиться.
– Ты сказал – замужество?
Гарун прокашлялся.
– Это выбор родителей, будущего мужа сестра еще не видела. Но выбор отличный, высокий чин в тамошней администрации. Мадина станет его второй женой.
Я поперхнулся.
– Ты говорил, вторыми женами сейчас любовниц называют.
Второй. Ладно, порадуемся, что не четвертой или… сколько там было у восточных султанов и падишахов? Любопытно, что скажет по этому поводу сама Мадина. Обязательно надо спросить. При ее вывернутом в обе стороны мировоззрении ситуация просто офигительная. Для полуфеминистки – стать второй женой!
– Сейчас многие имеют по нескольку жен, – объяснил Гарун. – Законы не позволяют оформить это легально, и большинство живет на несколько домов. Мадину же этот большой человек берет именно в свой дом. Мне кажется, она получит все, о чем мечтала: поездки за границу, прислугу, дорогие автомобили и украшения, шикарные отели и курорты… Для девушки, которая ничего не умеет и ничего из себя не представляет, лучше не придумать. Ни готовить не придется, ни убираться, только глаз мужа радовать.
Я хмыкнул. Только глаз? Бесплатный сыр кладут исключительно в мышеловку, иначе он либо не бесплатный, либо сгнивший.
– Как понимаю, муж будет в два-три раза старше?
– Для семейной жизни это не принципиально. Даже хорошо. Каждый получит то, что хочет.
– Уверен, что сестра хочет именно этого?
Приятель опешил:
– А ты своей сестре счастья не желаешь?
– Не уводи разговор в сторону.
– Не увожу, а как раз подвожу. Если ты увидишь что-то, что для твоей сестры лучше, чем она сама может представить, неужели не посоветуешь принять? Я о своей так же забочусь.
– Рад за нее. Точнее, за вас.
– И я о том же, – выдохнул Гарун. – Гора с плеч.
– Осталась еще одна.
– Шутишь? Хадя не гора, а впадина, заполненная чем надо. Короче, меняй планы, приглашаю на свадьбу. Давно в горах не был?
– С отъезда.
– Там многое изменилось.
– Чувствую. Насколько помню, раньше сестрам роль второй жены не готовили.
– Не говори так. – Голос Гаруна ушел в низы. – И то, что она вторая, не все будут знать, это только для своих. А ты – свой. Не надо портить о себе впечатление.
Телефон умолк, а я еще несколько минут бессмысленно смотрел в ту же точку на стене, что и во время разговора. Снова ложиться? Поздно, сокомнатники уже начали ворочаться, сейчас начнутся процессы брожения и преображения. Я поспешил в ванную, пока не заняли.
Пока брился и умывался, мысли пошли по другому направлению, стратегическому: сессия окончена, можно сгонять на недельку домой, затем – поездка на Кавказ, где так давно не был, а по возвращении займусь поиском работы. Лето, что столь замечательно началось, нужно провести с толком.
Насчет «замечательно» – не для красного словца. Тело казалось тяжелым, но каждая отдельная клеточка парила в невесомости. Я был выпит, высушен и выпотрошен, Настя выжала меня до последней капельки, как апельсин, по которому многократно проехались катком. Люська не проснулась от производимого рядом шума, что казалось просто ненормальным. С другой стороны: а что бы мы делали, доведись разбудить? Сто процентов, объяснения и дальнейшие переговоры легли бы на плечи Насти. Увольте. Кто придумал, с того и спрос, в этом плане я горячий сторонник равноправия.
Телефон, в котором остался некрасивый снимок, оказался на блокировке, и в отместку я перед уходом устроил фотосессию со спящими подружками, благо вспышка на рассвете уже не требовалась. Позже сообщу, что у меня тоже имеется компромат… если для Люськи с Настей такое является компроматом. Посмотрим. Уходя, я шепотом попрощался с раскинувшейся Настей, чья растрепанная голова удивленно вскинулась: «Где я, кто это, и что, вообще, происходит?»
Приятели потихоньку вставали, проклиная весь белый свет, что мешает насладиться заслуженным отдыхом. Сейчас комната напоминала вольер для коал и ленивцев. Унылые согбенные фигуры поднимали себя с помощью мата и поочередно плелись в сторону ванной. Зато оттуда выходили совершенно другими людьми.
– Мы – в клуб, – сказал один, вставший первым после меня и уже преобразившийся. – Пойдешь?
– Чего я там не видел?
– А чего ты здесь не видел? – последовал резонный вопрос.
– За пребывание здесь не нужно платить, – сообщил я поливавшему себя одеколоном приятелю, от запаха которого тот сам едва не задохнулся.
– Деньги кончились? – догадался он.
– Одолжу! – сразу предложил второй. – Вчера аванс получил.
– Не надо, – сказал я, укладывая вещи для поездки домой.
До сожителей дошло:
– Домой едешь?
Тот дом, откуда каждый приезжал, оставался домом. Эту квартиру столь высоким статусом награждали редко, лишь в силу острой необходимости.
– Да. Домой.
– Ну как знаешь.
От меня отстали. Приятели начали вспоминать, кто и что творил в кегельбане на прошлой неделе, а также не появилась ли у кого возможность пригласить девчонок в количестве от одной до бесконечности. Если точнее, то от бесконечности до хотя бы одной. Возможность, как я понял, отсутствовала.
Дождавшись ухода раздухарившейся компашки, я решил принять ванну. Времени до отхода электрички навалом, а вокзал – рядом. Руки брезгливо вытащили из ванны кем-то брошенные туда грязные брюки, в сполоснутую белую посудину я набрал воду и, раздвинув сушившееся на веревочках белье, погрузился в нирвану. В нирваННу – в блаженстве раскинув плети рук и выпирающие из теплого океана острова коленей. Голова откинулась на холодный бортик, глаза закрылись. Эх, до чего хорошо…
В притворенную дверцу раздался стук.
– Можно?
Разморенный и расслабившийся, я собрался заорать на кого-то из вернувшихся, однако вслед за стуком, не дожидаясь ответа, ко мне беззастенчиво ввалился…
Неправильно сказал. Потому что…
Мои глаза полезли из орбит, а рот начал немо разеваться по-рыбьи в поисках приличных выражений: излом черных бровей… узкие скулы… четко очерченные губы…
(продолжение следует)