Кваздапил. История одной любви. Продолжение
– На твоем месте я бы возненавидела виновника мучений и мечтала отомстить.
Она умолкла. И я молчал. Подтвердить такое, причем, девушке – опустить себя в ее глазах. Опровергнуть – выставиться ничтожеством, о которое можно вытирать ноги.
– Помнишь, я просила не заявлять в полицию, и сказала, что мы все решим? Я готова компенсировать. – Серо-голубые глаза собеседницы посеребрились затягивающей рябью, настолько чувственной и томной, что стала размывать мысли. Девушка поднялась. – Не подумай ничего такого, любой другой шел бы лесом. Это только потому, что это ты. Ты надежный, не болтаешь лишнего, и если честно, сейчас ты мой единственный друг, на которого могу положиться. Бок о бок мы пережили столько, что другим на полжизни хватит. На этот раз ты вновь проявил себя лучшим другом – не замешал меня в уголовщину, которой все могло закончиться. И за это ты достоин награды. Пойдем.
Ладонь обожгло соприкосновением с чужими пальцами, меня потянуло в спальню. Но ноги застопорились, взгляд заметался. Настя заметила.
– Не пугайся, дома никого.
– Я не поэтому.
– Не смеши. После того, что ты творил у Теплицы, а затем всеми путями старался добиться в клубе… Кваздик, подозрения в робости отметаются, не строй из себя девственника. Хотя… почему нет? Если хочешь – строй, так даже интереснее.
В нежном полумраке комнаты, где мы оказались, весь центр занимала разворошенная постель. Видимо, Настя спала, и мой звонок вытащил ее из-под одеяла – сонную, разморенную, теплую…
Наглухо зашторенное окно пропускало света ровно столько, чтоб видеть главное. И я видел. Взлетевшая футболка махнула крыльями, ее унесло в неведомые страны. Настала очередь трико.
– Твоя награда ждет тебя, герой.
Награда… Моя награда… Заслуженная… Чудесная… О которой даже не думал…
Взглядом упавшего за борт матроса я проводил медленно пошедшие вниз руки. А затем…
Сумрак, жадные руки и губы, поймавшие меня в блаженную сеть – это вспьянило и вынесло за пределы понимания. Я капитулировал, забыв о самой возможности сопротивляться. Мозги застопорило, в них что-то сломалось. Давно сдерживаемые инстинкты полезли наружу, словно орды термитов из разрушенного термитника.
Губы заблудившейся бабочкой порхали по губам… щекам… шее… Ласковые пальцы принялись искусно разносить по кирпичикам крепостную стену одежды. Текучая грудь волшебными прикосновениями обволакивала тело и сознание под барабанный бой агонизирующего сердца… от которого при каждом последующем ударе откалывались куски и падали вниз, под ноги, укутанные пеленой испепелявшего телесного жара. И неуправляемые монстры желания поползли по коже и полезли, продираясь, сквозь тлевшее возбуждением мясо в самый низ живота…
Стоп. Награда? Этакая медалька, мимоходом навешиваемая случайному доброхоту, чтоб отвязался и не вякал?
Организм вздрогнул, разгоняя дурман обмана, мозг очнулся. Не много ли она о себе воображает? «Награда»! Истинные награды завоевывают честью и славой, а не навязывают в полутьме, словно ведя на убой. Предлагаемое не являлось наградой… если вылезти из колодца сознания озабоченного подростка. Это могла быть либо жертва (но, увы, не в случае с Настей, не придававшей таким мелочам значения), либо…
– Это не награда. – Я отстранился. – Это подачка. Извини, подачки меня не интересуют.
Рука нащупала выключатель, и пятерня резко стукнула сразу по всем кнопкам, отчего потолок и стены вспыхнули в истерической иллюминации.
Кривясь и щурясь от внезапной яркости, Настя сделала шаг назад. Ее трясло, щеки горели. По груди разливались малиновые пятна.
– Ты груб.
– Прости. – Пальцы принялись лихорадочно заправлять и застегивать почти снятую с меня рубашку. – Я пришел не за этим. Я не собака, ты не кость. И в моем мире кое-то пошло по-другому. Я уже не тот Кваздик, что радовался карточному выигрышу и не смотрел в суть. Я понял главное: если мы не идем к мечте, мы идет от нее.
Сложив руки перед собой, девушка вдумчиво разглядывала меня, в глубине небесных глаз полыхало то обидой и жаждой немедленной мести, то смесью удивления и сожаления.
По ее сложившемуся мироустройству прошла трещина. Она знала правило: обещай, но не давай парню искомое, когда он просит, и давай, когда уходит, чтоб передумал. Пока мужик на поводке надежды, он никуда не денется, из него можно веревки вить. Нам скоро диплом писать, чем не повод не отпускать «настоящего друга»? В свое время попытка перевесить проблему не удалась, почему не попробовать еще одну? Вполне можно угостить мальчика конфеткой и пообещать, что если будет хорошо себя вести, то ему подарят целую коробку.
Настя изо всех сил пыталась вернуть ситуацию в привычное русло. Другого она просто не знала.
– Дурак! – принеслось сзади, когда я, заправившись, я сделал шаг к выходу. В голосе появилось что-то злое, как у ее подружки Люськи. – Любой другой бы на твоем месте…
Вот и сказано самое важное. Я улыбнулся:
– Именно. Я на своем месте. Другие пусть живут по-своему.
Обида первого в жизни отказа душила девушку:
– Ты и половины не представляешь, что я могла предложить. Та ночь у Люськи была лишь прелюдией. Не понимаешь, от чего отказываешься!
– Понимаю. – Скулы напряглись от боли этого понимания.
Пальцы автоматически шнуровали обувь, а непокорный взгляд, обреченно попрыгав по окрестностям, вернулся к небывалой живой роскоши, которую я покидал. Словно покидал ресторан, полный блюд, которых не отведал. Но… это чужой стол.
– Дурак, – уже намного глуше повторила Настя.
– Возможно, – признал я. – Уверен, часто буду приходить к этому выводу. Но делаю то, что должен.
– Не строй иллюзий, – хмуро фыркнула собеседница, прикрываясь, наконец, стянутым с кровати одеялом. – Никто не оценит твоей никчемной жертвы.
– Я оценю. Этого достаточно.
Ноги резво сбегали по лестнице, а в голове стучало: еще недавно я мечтал о ночи с Настей! Но тогда у меня не было Хади. Что-то не то говорю. Ее и сейчас у меня нет. Но что-то изменилось. Теперь я смотрел на вещи по-иному.
В машине я долго приходил в себя и лишь затем позвонил Теплицыной:
– Привет, это Кваздапил.
– Кто? А-а, вечером зайди, рассчитаемся.
В ухо ударил однотонный звуковой пунктир. Девушка не в настроении вести долгие беседы, даже извиниться не соблаговолила. «Рассчитаемся». Как с холопом. Ну, дескать, высекли не того и не за то, что теперь? Барыня кинет монетку, и все дела.
Ох, зря она так, с людьми надо по-людски. Мне хотелось поговорить и предложить взаимовыгодный вариант, но теперь…
Теперь рассчитаемся.
Вечером я отправился к Теплице. Наблюдение за окнами показало тьму и безжизненность внутри. Набирать снова не хотелось, если вернется – поговорим, если нет – счет увеличится. И когда будет предъявлен к оплате…
У подъезда притормозила машина, оттуда вынырнула знакомая фигурка, которую за четыре года довелось видеть в разных одеждах и даже без. Собственно, из-за последнего и возник весь сыр-бор. Изящная ручка прощально помахала тем, кто внутри (глухая тонировка скрывала салон, а лампочки при открытии дверцы не загорелись), Теплица юркнула в подъезд. Я дождался, когда наверху загорится свет, палец вдавил кнопки домофона.
– Кваздапил? Поднимайся.
Меня встретили в дверях.
– Наконец-то. Не люблю незаконченных дел. Как самочувствие?
– Не заметно?
Пряча ухмылочку, Люська пропустила меня внутрь.
– Прости, ребята перестарались. Сам представь, как реагировать на фото, где неизвестно кто пользуется моим состоянием и творит неизвестно что?
Я проглотил замечательное «неизвестно кто», хотя слова в горле передрались за право выскочить первыми. А «неизвестно что» после секундной паузы потребовало объяснения:
– Вообще-то, я помогал в меру сил. Не поверишь, насколько теперь жалею.
– Спасибо Насте, довелось своими глазами увидеть твою «помощь в меру сил».
– Сойдемся на том, что за все спасибо Насте. – Мы все еще стояли между прихожей и комнатой. Я оглядел квартиру, в которой за прошедшее время ничего не изменилось, кроме хозяйки, из горизонтально-безмолвной превратившейся в вертикально-язвительную, делающую меня же во всем виноватым. Ладно, мне не привыкать. – Ты хотела рассчитаться.
– Одну минуту. – Люська прошла к шкафчику, холеная ручка выдвинула ящик, там что-то зашуршало.
– Я не за деньгами.
Люська едва не споткнулась, ресницы оторопело хлопнули:
– Не поняла.
– Мне обещали компенсацию.
– Ну? – Пальцы приподняли небольшую стопку купюр.
Я отрицательно покачал головой:
– Меня избили за то, чего не было. Я пришел получить то, за что избили, чтоб было, за что. Разве не справедливо?
– Кваздик, ты офигел? Хочешь получить еще раз?
– А ты хочешь, чтоб я заявил в полицию?
Люськины глаза пробежались по синюшным проявлениям, шрамикам и остаткам отеков. Она хмыкнула:
– Все почти прошло.
– Почти, но не все. И обо всем, что было, у меня имеется медицинское заключение.
Блеф удался.
– Я же просила!
– Заявление написано, но в дело не пущено. Ты обещала компенсацию. Кто из нас нарушает договор?
– Кваздик, какой же ты урод!
– Твоими стараниями. Раньше я был намного симпатичней.
Юмор не прошел, его приняли за тупость. Собственно, Теплица так воспринимала большинство окружающих. Какими считала, такими и воспринимала.
Она высокомерно бросила:
– Имею в виду – в моральном плане.
– Кстати, о морали, давно хотелось поделиться соображениями: мне никогда не доводилось так напиваться, чтоб кому-то пришлось тащить меня через весь город, затем отмывать от блевотины и чистеньким укладывать в постельку, затем просить других избить этого кого-то до полусмерти, затем умолять его же не давать делу хода, обещая все компенсировать, и в конце отделаться чем-то незначительным, бросив как подачку. Расскажи человеку, у которого такого не было, что чувствуешь в этом случае?
Люська побагровела:
– Я же извинилась!
– Классный ответ. Сколько тебе годиков, девочка? А взрослые дома есть?
– Прекрати поясничать. Если не нужны деньги…
– Деньги всем нужны.
– То есть, этого мало? И сколько же ты хочешь?
– В первую очередь мне нужны не деньги, а моральное удовлетворение. Сядь. – Я подтолкнул девушку, и мы почти свалились в кресла, держа друг друга на мушке взглядов. – Теперь забудь о деньгах, забудь все слова, что готовила. Ответь сердцем: что думаешь о произошедшем?
С минуту в собеседнице боролись разные чувства, но вот лоб разгладился, скулы расслабились. Ее организм будто получил команду «вольно». Злость во взгляде испарилась, проявилось сочувствие:
– Прости, Кваздик. Я была вне себя, когда Настюха… Ладно, забыли. Я виновата. Тебе досталось из-за меня. Скажи, я могу что-то сделать для тебя – такое, что в моих силах, и что могло бы устроить обоих?
– Как же приятно говорить с человеком, а не с заносчивой стервой. Хоть я и урод по твоему мнению…
– Прости за урода, вырвалось.
– Прощаю. Ты поддерживаешь отношения с Гасаном?
Люську подбросило:
– С чего ты взял?
– Надежный информатор сообщил. По реакции вижу, что мне не соврали, только чего ты так вскинулась?
– Будто не знаешь.
Я напрягся:
– Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
– С начала кутерьмы, которую затеял Шамиль, все друг от друга прячутся, боятся кровной мести. Пока старейшины утрясают ситуацию, Гасан, как брат Султана, тоже скрывается.
– Но ты, как понимаю, уже знаешь, где его найти? Устрой встречу, и мы в расчете.
В битве взаимоисключающих желаний победила алчность. Люська осторожно вымолвила:
– Это небезопасно.
– Иметь с тобой дело всегда небезопасно, я уже заметил.
– Что ты хочешь от него? Ты был другом Гаруна, а они теперь кровники.
– Я всего лишь задам пару вопросов.
– Он спросит, чего ты хочешь.
– Мне известно кое-что интересное для него, а он знает то, что интересно мне.
– Это касается Гаруна?
– Да.
Глава 3
Следующие полдня, откатанные в качестве таксиста, принесли карману немного шуршащей радости, но тут взбунтовался желудок. Часы показали, что время обеда давно наступило, и Хадя ждет. Нехорошо опаздывать, даже если это хорошо оплачивается. Есть вещи дороже денег.
Отпираемый замок щелкнул, я убрал ключи и толкнул дверь.
– Нет! Стой! – На моих глазах вход в комнату захлопнулся, Хадя загородила его собой. – Туда нельзя. Проходи сразу на кухню.
Она оказалась красиво одета, а с кухни ошеломительно пахло, просто до одурения.
– Сегодня какой-то праздник?
– Типа того. Садись.
Стол ломился от блюд. Я уже рассказывал о многообразии кавказской кухни, но сегодня Хадя превзошла себя. Пока готовилось, собаки всего района должны были захлебнуться от слюноотделения. Кстати, нужно предложить метод соответствующей структуре. По-моему, это намного гуманнее отстрела и не требует прямого контакта как при усыплении.
При виде накрытого стола повесился бы любой веган, это зрелище для мужчин с кровью в крови, а не с зеленкой. Хотя зелени тоже хватало. Ее количество и способы приготовления заставили бы того же вегана повеситься вторично – теперь от зависти.
– В комнату не заходи, – снова напомнили мне, когда задумчиво шагнул в ту сторону.
– Мне нужно взять…
– Принесу все, что нужно. Не заходи и не заглядывай. Там сюрприз.
О, как. Нежданчик. И какой приятный. Если сюрприз для меня, то что сегодня за день? Может, я забыл какую-то дату? Общенациональные мужские праздники откидываем, они не летом. А летние, связанные с конкретными профессиями, меня не касаются. Может, сегодня – наш маленький юбилей? Тоже не сходится. С вечеринки, когда мы второй раз познакомились, количество дней прошло неровное, с момента ночевки в машине и съема квартиры – тоже. Да и не стала бы такая, как Хадя, отмечать наши юбилеи, я ей для этого никто. И большинство таких юбилеев радостны лишь для меня, а для девушки трагичны, каждый из них омрачен какими-то событиями. В общем, ничего не понятно.
Стоп, машина, задний ход. Существует же масса религиозных праздников. Сегодня, скорее всего, один из них, о котором понятия не имею. Помню, как в детстве мы вместе праздновали все – христианские, мусульманские, иудейские… даже, кажется, отмечали что-то буддистское. Через костер прыгали, еду по соседям разносили, куличами угощали… всего не упомнить.
Теперь второе: какой сюрприз можно сделать, если не выходить из дома? В пустоте черепа билась единственная мысль: Хадя каким-то образом восстановила бассейн. Я сам не раз подумывал его заклеить, а поверху усилить скотчем. Можно сделать дополнительные слои из полиэтилена, а щели запаять утюгом. Тот «вечер на море», закончившийся потопом, до сих пор рвал душу. Неимоверно хотелось повторить его и развить. Хадя в купальнике, которая не стесняется меня – мечта сегодняшнего дня. Да и завтрашнего тоже. Скажем просто: Хадя – мечта. И что бы она ни придумала для меня, сам этот факт – уже подарок судьбы. Невозможное стало на микрон ближе.
Усевшись напротив и наполнив два стакана шипучей минералкой, я глянул в прячущиеся глаза, в которых смешались счастье и горечь:
– За что поднимем бокалы?
Хадя потупилась, щечки порозовели:
– Сегодня особенный день. Если можно, после обеда не уходи, всех дел не переделаешь, всех денег не заработаешь. Хорошо?
– Как скажешь.
– Неправильно. Это должно быть твоим решением.
– Хадя, уведомляю, что сегодня я плюю на работу, что мне хорошо здесь, и пока стол не станет пустым в той же степени, как в день нашего заселения, моя нога отсюда шага не сделает.
Смущенная улыбка сообщила, что теперь ответ правильный.
– За что же пьем?
– У меня день рождения. Восемнадцать.
– Что же не предупредила?! – Я вскочил, мысленно хватаясь за голову.
Если возмущаться, то на себя. За столько времени не удосужился спросить. Теперь сантехник в люке, которого залило стоками, ощущал себя более уютно и респектабельно.
Хадя это почувствовала.
– Не переживай, я специально не говорила, чтоб ты зря не тратил деньги. Мне не нужны подарки. Пусть сегодняшний день станет мне подарком.
Шторм в душе успокоился не сразу.
– Все же подарок за мной. – Я грузно опустился на стул.
– Какая-то вещь? – Хадя посмотрела на меня, как мудрец на несмышленыша. – У меня есть все, что нужно.
– Подарок – знак внимания.
– Вниманием ты меня тоже не обделяешь. Подарок должен приносить радость, и ты принес ее своим появлением. Хватит об этом.
Я пришел, и это принесло ей радость! Сердце растаяло. Бокал взлетел под потолок:
– За тебя!
(продолжение следует, свет в конце тоннеля приближается)