Этот детектив – нечто среднее между книгой и видеоклипом. Местами текст как бы забывает, что он художественная литература, и прикидывается сценарием. Но он все же книга, а не сценарий или заметки со съемок в киностудии. В двух словах форму и жанр можно определить как клип-детектив, а во многих…Во многих лучше сразу читать:

Часть 1 Пятница, вечер

Цок, пауза, цок, пауза, цок, цок, цок, цок… – деревянный отсчет.

Дррррвжжзззз… – вступает мотоциклетный рев электрогитары и сразу переходит в визг чего-то живого, что на глазах превращают в неживое. Подключается ударник: бум-бум-тымц! бум-бум-бдыщ! Окутывает с головы до ног чувственная полифония подхвативших ритм клавишных. – Начали!
***

Кристина позвонила, что не успевает. Кирилл приехал в сад, и…

– Павлика уже забрали.

– Кто?!!! Моргнули глаза, круглые на бледном:

– Н… не знаю. Я думала…

На лице воспитательницы – ужас. В душе Кирилла… Лучше промолчать, что там. Много чего, и почти все для детских ушек не прдназначено.

Она думала. Чем?! А еще глазки пыталась строить, корова… Тьфу, хорошо вслух не сказал.

– Кто забрал?! – выдохнул он вторично.

В глазах – тьма. В коленях – слабость. Скулы рвут кожу.

– Я не видела. Но…

– Но?!.. – Кирилл одновременно взбешен и опустошен.

– Здесь было несколько родителей… Павлик вышел вместе с Колей и Настей, оделся… Я видела, как его ведут за руку. Думала, кто-то из вас…

Думала!..

– Телефоны родителей Коли и Насти, быстро. – Кирилл опустился на детскую лавочку перед шкафчиками. – И всех, кто здесь был… или мог быть в ту минуту.

- - - - - - -

Мороз. На бровях – иней. Февраль в этом году – нет слов, одни междометья. Пальцы едва слушались, телефон врос в ухо:

– Кто именно вел Павлика за руку? Мужчина? Женщина? Как выглядели?

Ноги машинально несли Кирилла по знакомой дороге, взгляд прыгал по сторонам – вдруг?

Если бы не мороз…

– Вы не волнуйтесь. Может быть, это ваши дедушка или бабушка. – Голоса в трубке сменялись. Результат – ноль. – Кирилл, вы всем своим позвоните, может…

– Не может. Так все же?

– Не обратили внимания… Не видели… А Павлик – это который? Такой смешливый, стриженный, с торчащими розовыми ушками? Нет, сегодня не видели. Не знаем. Не помним.

Павлику – пять. Лопоухое чудо. «Р» и «л» не выговаривал, вместо них получалось «х»: «Павхик. Папа Кихих. Мама Кхистина». Весьма самостоятельный молодой человек. Если вспомнить про гены, то вполне мог смыться из садика и пойти домой сам.

«Домой» – в кавычках. С Кристиной разошлись два года назад. Сына, конечно, забрала она. Иногда просила посидеть с ним по вечерам или, как сегодня, взять на все выходные.

Щеки онемели. Негнущиеся пальцы с трудом спрятали бесполезный телефон. Глаза рыскали.

Кириллу тридцать один. Кристине – двадцать восемь. Алёне – двадцать пять. Алена ждет дома. Кристина – «дома», но не ждет. Думает, что Павлик с ним.

Надо смотреть лучше. Не найдется по пути туда – нужно вернуться обратно и расширить круг поиска. Проверить дворы. Стройки. Подъезды. Подвалы. Чердаки. Если Павлик ушел сам и заблудился – замерзнет. И это далеко не единственное, что может случиться в городе с ребенком.

Прочесать все. Поставить на уши знакомых и незнакомых.

Мысли скрежетали по нервам, царапали мозг изнутри и ломали на кровавые куски. Не мысли, а ядовитые когти. Дедушки и бабушки? Тети и дяди? Увы, нет никого, кто мог бы забрать сына вместо.

Полиция? Самое простое. Ага, так и бросились они в минус тридцать искать живую иголку в каменном стогу. Заявление, конечно, примут, но не больше. Им нужна уверенность, что ребенок действительно пропал.

Ребенок действительно пропал.

Плечи передернуло. Мороз не только снаружи. В носу – оплавленный лед. Выбросы пара участились, пульс сошел с ума. Сапоги отскрипывали в снегу реквием по будущему.

И все же – полиция. Кирилл вновь лезет за телефоном, и в этот момент раздается звонок.

- - - - - - -

Слева – блондин. Вееры ресниц подрагивают. На лице – умиротворение и отрешенное блаженство. Ему хорошо и снится что-то приятное.

Она осторожно поворачивает голову направо.

Брюнет. Тоже спит. Тоже доволен. Еще бы.

Она улыбается, сладко потягивается и аккуратно, чтобы никого не разбудить, выбирается из-под одеяла. Ногами – прямо на подушку, иначе никак. По всему телу – мурашки. Она ежится и обхватывает себя за плечи. Все равно холодно. Перешагнув блондина, она несется в детскую. В ванную бы нужно, но ванная подождет. И одеться – подождет. Все подождет.

Под ногами – холодный линолеум. Его сменяет пушистый коврик. Дверь – на защелку. Она склоняется над спрятанным в детском шкафчике ноутбуком.

В комнате темновато. Спасают уличные фонари, сквозь шторы проникает немного света. Взгляд опускается на часы внизу экрана – всего лишь семь вечера. Надо же, как погуляли. Вечер. Хотя… Время суток – относительно. Оно зависит от стиля жизни и конкретного занятия.

Забрать Павлика она поручила бывшему мужу. Мальчику нужно мужское влияние, нужен пример, и лучше с отцом, чем с этими.

Образовавшимся временем она распорядилась безупречно. А завтра… Завтра будет еще безупречней. Завтра будет нечто!

Громкость выставлена на минимум еще вчера. Аппарат просыпается, недовольно жужжит и показывает. Кулаки победно сжимаются: есть! Одним выстрелом – двух зайцев. Красота. Думали, что охотники. Кролики! Не все скоту с маслом. Теперь посмотрим, как запрыгаете.

Пальцы стрекозами порхают по клавиатуре, отсветы на стенах сменяются вместе с фоном открываемых окон.

Кому: Чрезвычайная комиссия.

Тема: Срочное кино.

Пароль: Ложись.

Отправлено.

Шорх! – стерто и удалено из корзины. Пасть ноута с легким всхлипом захлопывается.

Даже как бы потеплело. Ноги на коврике. Грудь торчком, но уже без пупырышек. Кстати, грудь очень даже ничего, если не забывать про осанку и плечи.

Счастливый выдох: дело сделано. Прикрыв шкафчик, Кристина выглядывает из детской.

Блондин проснулся. Видит ее. Счастлив. Чертов кроль ненасытный. Сейчас, милый, сейчас, мой зайчик, уже иду. Но сначала в ванную, на минутку… или на три… Глядишь, и нужный звоночек раздастся.

- - - - - - -

– Привет. Нервничаешь?

– Кто это? – Кирилл глядит на незнакомый номер.

Намеренно гнусящий голос хихикает:

– Меньше знаешь – крепче спишь. Готов безболезненно расстаться с некоторой суммой в обмен на жизнь близкого человека?

Кирилл замер.

– Слушаю.

– Умница. Насчет излишних телодвижений в сторону красных и-дробь-или черных понимаешь. Шаг в ту сторону – прости, тебя предупреждали. Тогда – прими, Господи, душу создания своего…

– Понял уже, – перебивает Кирилл. – Сколько?

– Совсем чуть-чуть по нынешним меркам. Десять кило зеленых.

Десять тысяч долларов. Кирилл даже не колеблется.

– Когда?

Слышно удивление, смешанное с уважением:

– Завтра в полдень.

– Где?

– Бродвей. Арка. И без хвоста. Понимаешь.

– Буду.

– Приятно иметь дело. Бывай.

Ту. Ту. Ту.

Завтра в двенадцать. Центральная улица. Главный вход в торговый центр «Атриум». В полицию не заявлять. К бандитам и детективам не обращаться. Уф.

От сердца отлегло. Ясность. Спокойствие.

Все живы.

- - - - - - -

(продолжение следует)

Три плюс одна. Глава 25 Профессор, артефакт и сбыча мечт

Шариф предупреждал: «Они невидимы, похожи на людей и, если захотят, могут притворяться людьми». И когда из-за скалы послышалось «Люди! Ау-уу!» – Ник вздрогнул и едва не выронил бутылку. Голос доносился издалека, но он приближался. Человек или невидимка? На спасателей не похоже, кричит, скорее всего, одиночка. Еще один турист, что так же некстати оказался за бортом Большого мира? Голос слабый, чуть запинающийся, похож на старческий. Скорее всего, это налюбовавшийся на поплавок рыболов, который наконец-то собрался домой и тоже не смог туда попасть. Или…

Ник сделал шаг вперед и прыснул водой в сторону, откуда шел звук. Никого. Но хозяин голоса еще не подошел настолько близко. И трава впереди не приминалась, а невидимки материальны. На всякий случай Ник попятился и спрятался за камнем. Бутыль с распылителем осталась наготове и глядела вперед. Пальцы второй руки впились в рукоять Калашникова.

С другой стороны палатки замерли Мирон с навешенным на плечо здоровой руки автоматом и Луиза с разбрызгивателем. Второй выход они охраняли в паре – Луиза отказалась от оружия, она знала, что при всем желании не выстрелит в живое существо, кем бы оно ни было.

Под утро они заставили Аскера и Ибрашку хоть немного поспать. Те отказывались, говорили, что в таких условиях уснуть невозможно… но усталость мгновенно взяла свое. Из палатки уже с час как доносилось равномерное посапывание.

Очертания деревьев, четкие вблизи, при удалении расползались и перемешивались с мраком, становились с ними чем-то единым и почти живым. Луна пряталась за высокие кроны, молочный свет просачивался сквозь них скудно, но этого хватало – врасплох не застать.

– Есть здесь кто-нибудь? – раздалось из ниоткуда совсем близко, и около ближайшего дерева зашевелилась трава. – Я слышал выстрелы… а-а!

Цепочка приближавшихся следов прервалась, и впереди нее образовался один огромный след, будто туда наступил тролль ростом с высокое дерево.

– А-ааа! – завопил сзади вылезший из палатки Ибрашка, и его автомат выдал очередь в пустоту над образовавшейся в траве обширной вмятиной.

Аскер, выскочивший следом, ударил снизу по его оружию, отчего последние пули ушли в небо.

– Тебе Шарифа мало? Прекрати!

– Ты видел?! Он превратился в кого-то большого и собирался прыгнуть! – Ибрашка попытался вновь направить ствол вперед, но Аскер перехватил.

– Он просто упал! Это человек! – Аскер обратился в пустоту, откуда донесся сдавленный стон: – Вы живы? Кто вы?

– Не стреляйте! Я человек, просто невидим. В меня попали. Не могу встать.

Ник выкрикнул:

– Вы сотрудник института?

– Да, моя фамилия Весновский. А вы?

Встрепенулась Луиза:

– Павел Алексеевич, я Луиза Иваневич, моя мама работает с вами.

– Иваневич?! Как хорошо, что я тебя встретил. Нужно передать маме… Луиза, а где мы находимся?

– Между периметрами. Как вы здесь оказались? И что случилось в институте?

– Подойдите, мне трудно говорить.

Ник заколебался, но Луиза уже проскочила мимо, и пришлось присоединиться. Все, что он знал или придумал себе о невидимках прежде, разрушилось, это оказались не чуждые человеку сущности и не его (или их) создания. Сейчас перед ним был человек, а до этого – подопытная обезьяна вроде той, что каким-то образом оказалась в магазине. Магазинная, как говорят, была мелкой мартышкой, а последняя и та, с которой встречались в лесу (если это не одна и та же) – вроде крупного шимпанзе или орангутанга. Или горилла. Обезьяны оказались одним из направлений, в которых Ник не мог похвастаться полнотой знаний.

Аскер с Ибрашкой охраняли по бокам с автоматами в руках, а Мирон, так и стоявший с открытым ртом, вдруг вспомнил, что у него в руке бутылка, и стал прыскать вокруг.

– У меня сильное кровотечение. – Голос Павла Алексеевича сорвался от спазма, дальше был слышен только долгий стон.

– Я перевяжу. – Луиза стала отрывать от короткого низа футболки еще одну полосу. – Можете подсказать, где?

– Живот и спина. Удивляюсь, что еще жив. Луиза, я долго не протяну, запоминай, что нужно передать. Институт захватил охранник Константин Александрович Федорович.

Мирон побелел:

– Он не мог…

– Кто это? – спросил Павел Алексеевич.

– Племянник Федоровича, – объяснила Луиза.

– К сожалению, я видел своими глазами. В то время я еще видел, а сейчас ослеп. Поэтому и оступился, когда шел сюда – не видел, куда наступаю. Об эффекте слепоты нужно будет сообщить обязательно, это очень важно. Но по порядку. После захвата здания я пытался активировать Митю, но алгоритм его работы на тот момент был по-прежнему непонятен.

– Митю? – переспросил Ник. – Это кто?

– У нас так ласково называли исследуемый метеорит.

На этот раз не удержался Аскер:

– Это который недавно упал на Урале?

– На Урале, но отнюдь не недавно. Известной истории Мити хватило бы на несколько фильмов, а за возможность узнать неизвестную половина персонала, не задумываясь, отдала бы один глаз. Этнографические экспедиции, которые исследовали тот регион, неоднократно сообщали о загадочной зоне, куда боялись ходить местные жители. Место имело магический ореол и считалось запретным, там происходили страшные и непонятные вещи. Бесследно исчезали, переносились за тридевять земель или превращались в кого-то люди, появлялись огромные животные и невидимая нечисть. Так, по поверьям, продолжалось веками. В восемнадцатом веке в обходимой людьми местности поселился святой отшельник. Он творил чудеса, исцелял от неизлечимых болезней и даже воскрешал мертвых. Народ шел к нему со всего Урала. А потом святой исчез. Одна легенда гласит, что он вознесся на небеса, другая – что обратился в камень и помогал людям даже после смерти. После того, как странные явления на этом месте возобновились, бывшее святое место на долгое время вновь стало пристанищем нечистой силы – так утверждают местные поверья. Год назад местный проводник повел туда археологов, они рассчитывали найти остатки древнего языческого капища. Находку сделали во время раскопок. Найденный артефакт имел ярко выраженное космическое происхождение, позже к этому склонился, хотя и не подтвердил доподлинно, всесторонний анализ. Находку передали нам, потому что в момент перевозки огромный тяжелый шар вдруг повис в воздухе, и его можно стало транспортировать как воздушный шарик. Сейчас я понимаю что произошло. Грузчики… Нет, надо по порядку. Митю передали нам, в институт гравитации. Во время экспериментов Митя вел себя нелогично. Закономерность нашлась, но она работала не всегда. Единственная тенденция, возможно, необратимая, заставляла нас торопиться: исследуемый объект постепенно уменьшался а размерах, и вскоре могло прийти время, когда он совсем исчезнет.

С антигравитацией объекта мы все еще не разобрались, но обнаруженное воздействие на живые организмы повергло в шок. Находившиеся неподалеку метеорита живые существа мгновенно перемещались в другие места вне прямой видимости, причем без малейшего для себя ущерба!

Среди ночи переместилась в город в свою квартиру находившаяся на дежурстве Анна Моисеевна. Больше на тот момент в лаборатории никого не было. Поднять шум, что из закрытого помещения пропал один из главных сотрудников, не успели, Анна Моисеевна позвонила из дома и все рассказала.

Начались эксперименты. Мышь, которую оставили в клетке около Мити, перенеслась в отсек с кормом. В тех же условиях чуть позже вторая просто исчезла. На тот момент мы решили, что она могла переместиться в точку пространства, что уже занята чем-то другим. Скажем, в стену или за стену лаборатории. За стену не переносном смысле, как «на улицу», а в прямом. Лаборатория находится на минус третьем этаже. Понятно, что найти эту мышь не представлялось возможным.

У нас на территории жили две приблудившиеся собаки. Их считали бездомными и подкармливали. По очереди их взяли для экспериментов. Эффект получился такой же. Первая собака попала в город к прежним хозяевам, вторая исчезла бесследно.

Как и полагается, о ходе работ мы докладывали по инстанции. В верхах информация вызвала фурор, нам дали полный карт-бланш и завезли обезьян, чтобы не подставлять под удар сотрудников. Чуть позже доставили человека, готового рискнуть собой за вознаграждение и не имевшего претензий, если что-то пойдет не так. Родственников и имущества у этого похожего на бомжа джентльмена не было, зато он имел много судимостей и согласием на участие в эксперименте избавлялся еще от одной.

Работы начались. Про макаку слышали все, ее обнаружили среди бананов в ближайшем супермаркете. Зафиксированное камерой время появления совпадает с исчезновением в лаборатории. То есть, что произошло? Обезьяна из подземной лаборатории перенеслась в ближайшее местонахождение тропических фруктов.

Идем далее. Гриша, самец шимпанзе. Передвинутый вместе с клеткой ближе к расположению артефакта, оказался в соседнем помещении, где сотрудники пили кофе. Гриша накинулся на булочки с повидлом, чей запах, видимо, и спровоцировал перемещение.

Сообщения о последних перемещениях заинтересовали высшее руководство страны, и институт известили о визите первого лица государства.

Следующие эксперименты показали, что телепортация работает исправно, но мы никак не могли понять, куда и почему отправляется подопытный. Алгоритм срабатывания оставался неизвестным. И никаких зацепок.

Сначала долго ничего не получалось, но вскоре еще одна обезьяна каким-то образом попала в находившуюся на втором этаже здания столовую, о которой, как можно понять, изначально не имела ни малейшего представления. Валерия Валерьевна, наша сотрудница, слишком близко подошла к двери с Митей, и через минуту вернулась с первого этажа – каким-то образом ее перенесло к двери операторской, где сидели охранники. Теперь я понимаю, что произошло, а тогда посчитал совпадением.

Два следующих эксперимента закончились трагически. Макар, еще один шимпанзе, исчез, а затем также бесследно исчез наш добровольный помощник, доставленный полицией из следственного изолятора.

При проведении опытов никаких выплесков или поглощения энергий, излучений и других внешних факторов выявлено не было. И все же кое-что происходило: после каждого эксперимента, а иногда и вовсе без причины, Митя продолжал скачкообразно уменьшаться в размерах. Никакие перегородки, помещение в вакуум и запирание в стальные сейфы не спасали. В какой-то момент очередная часть метеорита неведомым образом испарялось в никуда. Однажды Митя уменьшился в присутствии посторонних, при этом никаких действий не произвел. Так мы тогда подумали. Но находившийся с инспекцией представитель курирующей организации на следующий день получил новое звание, причем перепрыгнул сразу через два, чего практически не бывает. Для этого нужно совершить что-то неслыханное для страны и мира. Могу ошибаться, и он действительно сделал что-то эпохальное и мне неизвестное, но сейчас я подозреваю другое.

Опыты доказали только возможность перемещения, но это была лишь часть огромной правды. Теперь я уверен, что исследовавшийся объект – не телепортатор, как мы думали до сих пор, как докладывали Президенту, и как считает захватчик лаборатории. Митя – это, так сказать, сбыватель мечт. Исполнитель желаний. Он воплощает в жизнь нечто глубинное, о чем просит душа. Мышка нашла корм, собака отправилась к хозяевам, макака к ближайшей россыпи бананов. Анна Моисеевна – к любимым дочкам, за которых волновалась на работе. Я, а до того вторая собака, шимпанзе и добровольный участник эксперимента просто хотели сбежать, при этом исчезнуть из лаборатории так, чтобы нас не увидели. Желание сбылось. Именно главное на тот момент желание. А оно, как теперь понимаю, может быть любым.

Для примера еще несколько дошедших до меня фактов. Водитель вездехода, который доставил Митю к железнодорожной станции, бросил пить и вернулся к жене. Археологам дали немыслимую премию. Проводник, местный житель, скончался от неизвестной болезни. Мне кажется, он сам считал, что заслуживает кары за то, что привел ученых в запретное место. Грузчики от всей души хотели, чтобы тяжеленная штуковина ничего не весила.

Кстати, пропавшую мышь я обнаружил в лаборатории перед тем, как самому оттуда исчезнуть. Как мне представляется, мышь никуда не перемещалась, а тоже стала невидимой. Оставшись без еды, она сдохла. Ее появление я видел собственными глазами. Думаю, через какое-то время после смерти – не раньше чем через сутки – невидимка теряет обретенное качество. Кости, волосы, зубы и ногти проявляются первыми. Жуткое зрелище.

– Когда мы были у Нижнего озера, – сказала Луиза, когда Павел Алекссевич вновь застонал, и повествование прервалось, – мы видели кого-то в поле и сбили его на машине.

Она в деталях рассказала все, что произошло с ней, а Ник и Мирон дополнили рассказ своими наблюдениями.

– Уверен, что это наш доброволец, – объяснил Весновский. – Во время эксперимента он мечтал незаметно исчезнуть за пределы охраняемой территории. Как городской житель он знал, где находится второй периметр, и артефакт перенес его за эту границу. Там он обнаружил, что ничего не видит, пошел на звуки, но приближаться, видимо, побоялся. Когда Луиза с другом собирали бутылки из мешков на обочине, он наткнулся на стоявшую машину и залез на нее – думал, что отвезут в город. Вместо этого оказался на озере, откуда сбежал в поле. Голод заставил его дождаться, когда голоса отдалились – это то время, когда вы собирали плававшие бутылки – и украсть жарившееся мясо, которое нашел по запаху. Затем, не ориентируясь в поле, куда-то шел или просто спал, но, к примеру, вскочил, когда услышал приближение автомобиля. Естественно, что вы его не видели и наехали. А обезьяны, которые вам встречались, это Макар, который сбежал чуть раньше, и Гриша, исчезнувший из лаборатории вместе со мной. Их главным желанием, как и моим, когда я догадался о захвате лаборатории, было незаметно убраться за стены оказавшего ловушкой здания. Так мы оказались на территории – невидимые, слепые и со временем очень голодные. Макар и Гриша шли не к вам, они шли на запах еды.

– Почему все, кто стал невидимым, ослепли? – спросил Мирон.

– Могу только предполагать. Когда сетчатка глаза становится прозрачной, с этого момента она не поглощает цвета, потому не будет реакции на свет. Если хрусталик не виден, то он не искривляет лучей, потому нет изображения на сетчатке. Я вижу только белый цвет, ведь сетчатка в прозрачной голове открыта со всех сторон.

Догадка Весновского показалась Нику логичной и все объясняющей. Впервые пришло в голову: как видели окружающее известные невидимки из книг и кинофильмов? Чем?

Еще один вопрос не давал покоя, и Ник спросил:

– Как же работает метеорит? Нужно просто попросить что-то?

– Если бы. – В полном страдания голосе Павла Алексеевича пробилась горькая усмешка. – О чем бы человек ни просил вслух или про себя, это не срабатывает. Я испробовал все, когда пытался сбежать из заблокированной лаборатории. Слов Митя не слышит, он улавливает нечто глубинное – то, что лежит на душе. И не всегда. Мои эгоистичные желания Митя не исполнял, но стоило отпереть клетку и пригласить Гришу составить мне компанию, как все получилось. Шимпанзе тоже хотел незаметно для окружающих исчезнуть из ужасного места, где против своей воли оказался, и наши главные желания совпали. Возможно, вместе они достигли срабатывающего рубежа, после которого Митя считает, что такое желание исполнить нужно. Или он видит далеко вперед, потому что-то допускает, а остальное игнорирует.

– Вы говорите о Мите как о живом, – заметил Аскер.

– Я говорю о нем как о нечто большем, чем просто живое.

– По-вашему, – спросил Мирон, – Митя – это некий аналог бога?

– Нет. Он искусственный. Хотя, возможно, в каком-то смысле разумный. Как компьютер. В него заложена программа, которую он исправно исполняет уже многие века, а, может быть, и тысячелетия.

– Вряд ли тысячелетия, – заметил Мирон. – Он уменьшается от работы и давно бы исчез.

– Во-первых, мы не знаем его первоначальных размеров, – ответил Весновский. – Во-вторых, запчасть, которая стирается за время эксплуатации, меняют на новую, и механизм работает дальше.

– Но кто же ее создал? – встрепенулась Луиза. – И, главное, зачем?!

Павел Алексеевич ответил не сразу:

– Начну со второго вопроса. Читали «Пикник на обочине»? То, что лесному зверью кажется чудесным, может оказаться мусором, который оставили в лесу туристы. Как волк или заяц объяснит существование полиэтиленового пакета или консервной банки? Теперь о создателях артефакта. Основных версий, кто это может быть, четыре: Бог, пришельцы, а также прежняя или параллельная цивилизации. Но как бы создатели Мити ни назывались, это некие высшие силы, над которыми человек не властен и с которыми не должен ссориться, если хочет жить на Земле. И не использовать их достижения или дары во вред человечеству. Нужно сообщить Анне Моисеевне, что мы были неправы. Митя отправлял к мечте, поэтому его приняли за телепортатор, чьи возможности на тот момент просто не могли определить. Сейчас он сильно уменьшился, но его мощности хватит еще на несколько желаний. Кем или чем бы Митя ни был, он не должен попасть в преступные руки.

– Мы должны пойти к моему дяде, – Мирон оглянулся на Ника и других, – и поговорить с ним.

– И остановить его, – поправил Ник.

– Он отравил девушку, которую любил, хотел отравить меня и что-то сделал со своим напарником. – Павел Алексеевич вздохнул. – Вы готовы встать на пути человека, который способен убивать ради идеи?

– Меня он не убьет, – уверил Мирон.

– Нас много, – добавил Аскер. – Мы справимся.

– Мы возьмем вас с собой, – объявила Луиза Весновскому. – Если Митя исполняет желания, то он поднимет вас на ноги.

– Меня нельзя шевелить, от болевого шока я скончаюсь раньше, чем от потери крови. Оставьте меня. Не дайте Константину исполнить свою мечту, о чем бы он ни мечтал. Мечта, за которую убивают, в любом случае не стоит воплощения. Любой хитростью пробейтесь в лабораторию. Константин пытался ее открыть, и рано или поздно у него получится, не существует стен и дверей, которые нельзя сломать. Когда окажетесь внутри здания, спускайтесь на лифте или по лестнице на минус третий этаж. Вход на этаж откроет карточка-бейджик. Луиза, сними ее осторожно с моей шеи и возьми с собой. Для доступа во внутренние помещения лаборатории нужно знать код. Мы делаем это поочередно, последний раз перед уходом его устанавливала Анна Моисеевна. Она всегда выбирала кодом дни рождения дочек., то одной, то другой. За время работы эти даты среди ночи мог отчеканить любой из имевших допуск сотрудников. Сегодня день старшей. Луиза, ты поняла? Вас много, вы разные, в вашем присутствии Митя просто не сработает. Или сделает что-то, что устроит всех: накормит или отправит по домам. Если Константин своего не добьется, я буду считать, что прожил жизнь не зря. Идите. Благослови вас Бог.

Мирона сказанное последним, казалось, удивило больше, чем все предыдущее.

– Вы – ученый – верите в Бога?

– Сейчас я верю в вас.

Подсуетившийся Игорь уже держал даму за талию, с началом музыки они начали движения. По примеру предыдущего танцора, этот сразу взял быка за рога… дались мне эти рога. Он взял даму за то, за что в другое время по мордасам схлопотать можно. Но дама спокойно приняла дерзость как данность, и сменивший Игоря Тимоха поступил так же. Несмотря на удовольствие от танца, против смены партнеров никто не возражал, алгоритм просекли мгновенно: чем быстрее кончатся кавалеры, тем скорее сыграем на светивший вдали приз. Лишь я знал сценарий, но делиться не собирался. Написанное превышало ожидания собравшихся.

– С вашего разрешения. – Мои пятерни отобрали сладкую мякоть у Тимохи, грудь которого вздымалась, а ошалелый взгляд метался.

Он отправился на кухню выпить холодненького.

Так мы еще не танцевали. Под ладонями мялась шелковая прослойка, нижние фаланги пальцев впитывали живую кожу, а пульсы перестреливались, как враги в момент штурма, от которого зависит жизнь. Нельзя быть с человеком так близко и остаться безучастным. Я крепче прижал Мадину, она не без удовольствия подалась.

– Простите, можно?

Вырвался вздох досады, но пришлось отдать переходящее знамя очереднику с вечно грустными, даже если они смеялись, глазами, что прятались за очками. Впрочем, неожиданно для всех глаза загорелись. Странно загорелись.

Что-то произошло. Танцующая Мадина стала нервничать, безротое немое лицо Мэрилин уставилось на прихожую. Я еще оборачивался, а ноги уже несли к Тимохе, беспардонно рывшемся в сумочке Мадины. Прошибло потом: там могут быть документы, и телефон не выключен…

– О, Кваздик, извини. – Парень поднялся. – Хотелось посмотреть, кто же к нам пришел. Обидно, что ты это знаешь, а мы нет.

– Все, что вам нужно знать, вы уже узнали, остальное достаточно видеть и чувствовать. Хочешь лишить себя этого удовольствия?

– Виноват, командор, больше не повторится. Разрешите приступить к разрешенным обязанностям?

– Если еще раз что-то учудишь…

Руки Тимохи приложились к груди в величайшем раскаянии, он по-быстрому слинял. Сумку и пакет я на всякий случай переложил в ту же коробку под кроватью, где хранилась техника. Теперь незаметно не достать.

Думаю, владелец потных очков достаточно насладился. Убавленная громкость музыки позволила разговаривать без крика, над моей головой взвилась колода карт из волшебного пакета Мадины.

– Пришло время игр. В «дурака», как понимаю, умеют все, дополнительные правила просты: каждый за себя, подкидывают двое крайних, проигравшие снимают по одной вещи, пока не продуют последнюю. Внимание: последнее не снимается! А если кто-то станет выпендриваться… – Я строго посмотрел на главных подозреваемых: на Тимоху, который по настроению способен отчебучить что-то непотребное, и, само собой, на Мадину. – В этом случае не оправдавшее надежд собрание будет немедленно покинуто ради более вменяемого.

– Проигравшего все же нужно как-то наказать, – влез Тимоха.

– Все учтено, вы не дослушали. Проигравшему придется одеть что-то из женских вещей и ходить так до конца вечеринки.

С тощего Игоря юбка может свалиться, на Тимоху, если расправит плечи, может не налезть блузка, только Филиппу по ширине все придется впору и выглядеть будет уморительно. Но все поглядели на меня: с такими талией и объемом груди ни юбка, ни блузка в живых не останутся. Как в таком случае девушка домой пойдет?

Кстати, если проиграет она – получится, что вновь оденет дополнительный элемент, это как бы очко в ее пользу. Никто на этом не заострил внимание. Хорошо бы, чтоб подольше. Я подсластил пилюлю, превращая ее в гигантский торт:

– А победитель заключительного тура получит право отобедать кое-чем вкусненьким с тела любого из присутствующих по своему выбору.

На кровать упал заранее добытый из того же пакета-самобранки флакон взбитых сливок.

От сказанного собравшиеся возликовали, а формулировка заставила тихо усмехнуться: предпочтение парней очевидно. Интрига в том, что выиграть может Мадина, и тогда…

Все четверо, и я в том числе, возмечтали быть выбранными. С ростом конкуренции выросло напряжение. Приятели превратились в соперников.

Мадина неотрывно смотрела на меня из маски взглядом побитой собаки. Пауза затянулась, она ждала, я молчал. Поскольку сомневался.

«Нужно ли? – спросили мои глаза. – Уверена?»

«Ну пожалуйста!..»

«Наверняка буду жалеть…»

«Не будешь!»

«Черт с тобой. Но если что – я предупреждал».

И я завершил речь:

– Если у победителя возникнет желание, то несъеденное можно смыть под душем, это тоже входит в призовой комплект.

Виртуальный торт стал до изжоги приторным, но восторгам участников, мгновенно примерившим на себя будущую победу, предела не было.

Пять человек влезли на две сдвинутые у стенки кровати, расселись в кружок, игра началась. Мадина оказалась напротив меня между длинным Игорем и патлатым Тимохой. Я примыкал к Игорю, примостившийся справа Филипп застенчиво протирал очки. Он не лез вперед, место занял то, что осталось. В ответ удостоился от прекрасной половины поощряющего взгляда: девушке хотелось держать временных поклонников на одном расстоянии, как можно более близком. Сегодня она отрывалась, отыгрываясь за все потерянные годы. Я все понимал, в меру поспособствовать считал правильным, но именно, что в меру. За черту перейти не дам. Балансирование на грани само по себе достаточно мощное ощущение, впечатлений оставит на многие годы.

Тимоха с Игорем принялись топить Мадину. Когда могли завалить меня или Филиппа – придерживали хорошие карты. Их замысел лежал на виду, и в ответ Мадина поочередно то со мной, то с Филиппом валила соседей.

Первый раз повезло парням, слаженная игра в одни ворота принесла плоды: девичья блузка рассталась с кожей и подружилась с полом. Ажурный белый комплект надолго притянул взгляды. Атмосфера сгустилась. Уже следующий тур мог оказаться последним.

Но нет. В очередном круге я чересчур рисковал, и моя майка отправилась на встречу с дальними родственниками.

Затем Игорю пришлось снять рубашку.

Еще тур – и он же остался без майки. На меня сосед глядел зверем, поскольку именно моей заслугой было скинуть ему козыри в решающий момент, когда у Мадины не было, чем отбиться. Он взял, а она сумела сбросить остальное.

Затем не повезло Филиппу. Просто не повезло. Он застенчиво стянул майку через голову, теперь в помещении три мужских голых торса составляли компанию украшенному белым бюстиком женскому.

У Мадины затекли ноги, ей пришлось сменить позу. Вынутая из-под себя голень разместилась спереди, но слишком торчала, мешая картам на покрывале, и девушка уселась по-турецки. Пока она крутилась, проиграл Тимоха. Я едва сдержал смех: Мадина била не козырем, но внимание парней отвлекли ее перемещения.

Рубашка Тимохи отправилась к другим павшим на поле брани вещам, а Мадина таким же способом еще раз обыграла Игоря.

– Пендель мне в штрудель и циркуль в шноркель, вот невезуха.

Долговязое тело проводило в последний путь мятые джинсы. Игорь с Мадиной смотрелись парочкой – она в кружевах, он в серых труселях, которые не скрывали, как владельцу нравится соседство с сексуальной незнакомкой.

– Не везет в картах – повезет в любви, – объявил Тимоха и тут же остался без майки.

Мадина некоторое время полюбовалась его татуировкой, затем внимание вернулось к картам. Очень вовремя. Ее едва не завалили, по-рыцарски спас Филипп, взяв удар на себя: скинув все на Тимоху, он остался ни с чем и проиграл.

Пляжному полку прибыло, еще одни штаны отправились на свалку истории, и еще одни мужские желания больше не могли спрятаться под покровом ткани. Думаю, Мадина была счастлива, ей хотелось чувствовать себя желанной – пожалуйста. Примите, распишитесь.

Тимоха снова сбегал попить.

– Нам захвати, – бросил вслед Игорь.

– Нет уж, если даме нельзя, то и остальные только сами, своими ножками.

Резиновая маска оставляла открытыми лишь глаза и ноздри, и Тимоха прав: даме нельзя пить, даже если умирает от жажды.

Ситуация накалялась. Длинный и волосатый вновь четко работали против прекрасной одной пятой нашего коллектива, и на этот раз рыцарство проявил я: хорошие карты просто так перекочевали к соседям, а мне по примеру большинства пришлось остаться без штанов. Мадина едва в ладоши не захлопала.

– Так нечестно, – буркнул Тимоха.

– Нечестно вдвоем против одной, – ответил я. – К тому же она гостья, а главное – дама.

– Вот именно, дама, потому и.

– Благородный господин хочет дуэли?

На нас пересеклись все взгляды. Мадина, кажется, заволновалась. Или радовалась, что мужики за нее драться хотят, по глазам не определишь – лица не видно, а остальное только отвлекает.

Маслица к первой искорке с удовольствием подлил

– Почему нет? У Филиппа брат работает в «скорой помощи», откачает, если что. Какое оружие предпочитают господа?

Я успел высказаться первым:

– Совесть.

То, что вертелось на языке Тимохи, он проглотил, в ответ прилетело новое:

– Не пользуюсь. Как насчет кто кого перепьет?

– Увы, категорически не мое.

Филипп осторожно вставил:

– Брат – хороший врач, но если проблемы с совестью, боюсь, не поможет. Если только кардинально.

Мадина начала подавать знаки, резиновое лицо указывало на листки, которые остались в кармане штанов. Точно, в сценарии имелись конкурсы и турниры с претензией на роль дуэльного баттла: гольф с ягодкой, которой нужно попасть в лунку пупка искусительницы, ее одевание-раздевание дуэлянтами на скорость, разные виды «угадаек» с ощупыванием при завязанных глазах... Лишний раз радовать конкурента в борьбе за девичье расположение не хотелось, тот же Филька более достоин поощрений на ниве эротики, чем бульдозером прущий Тимоха. Итого: либо все, либо никто.

Я протянул перетасованную колоду под нос Филиппа:

– Сдвинь.

Прошедший в тишине тур оказался последним. Хороший расклад помог Филиппу. Ликующий победитель стыдливо расцвел в предвкушении, а Мадину Игорь с Тимохой все-таки завалили. Я принялся собирать карты, чтоб убрать. Их накрыла рука Тимохи:

– Подожди, все идет не по правилам. Договаривались по-другому: «Проигравшие снимают по одной вещи, пока не продуют последнюю». Так было?

Он обернулся к парням. Смекалистый Филипп сжался, как от удара, и мысленно распрощался с выигрышем. Игорь с ухмылкой поддержал:

– Именно так. «Последнюю».

– То есть игра должна вестись до одной оставшейся вещи. – Тимоха победно оскалился.

Девичья кисть сложилась в кольцо: окей.

«Все в порядке». Какой в порядке, с ума, что ли, спрыгнула и не долетела?! Я поднял руки. Мадина поняла знак, голова отрицательно мотнулась, ответом пальцев снова стал «Все в порядке».

Моя ладонь ткнула себе в грудь около соска, взгляд взвопил: родинка! Там! Ее увидят!

Меня проигнорировали. Подушечки больших пальцев проделись под резинку, и предельно безмятежным движением проигравшая стянула с себя нижнюю часть одеяния. У всех перехватило дыхание. И у меня.

Я едва не выругался и одновременно восхитился. Перфекционистка, блин с мясом ей в горло. Открывшаяся на миг лужайка колосилась золотом. Мадина обесцветила волосики. Жгучая брюнетка в один красивый ход отвела от себя любые подозрения, теперь все будут уверены, что отдыхали в обществе блондинки.

В сценарии ничего подобного нет, но она подготовилась. Знала или надеялась? Начинаю завидовать женской интуиции.

Кружавччатое спутанное лассо, которое уже выполнило роль по поимке безмозглого стада и теперь только мешало, отправилось в страну забвения. Тоненькие ладошки сложились на заветной лужайке, головка склонилась набок, зовущая фигурка застыла в ожидании продолжения.

– Играем еще. – Тимоха передал колоду девушке. – Прошу, барышня, раздавайте. Филька, не обижайся, может, снова повезет.

Все глянули, как девушка займется картами, ведь для этого нужно задействовать руки.

Меня била мелкая дрожь. Безобразие нужно прекращать. Если что-то случится…

А нужно ли прекращать? Никто не лезет в бутылку. Все довольны. Все хотят продолжения. Ну, взбрыкнула мадмуазель, и что? Не первый раз, не последний. Будь здесь ее сородичи, давно случилось бы смертоубийство, однако, в наличии – адекватные жизнелюбивые люди европейского менталитета, все хотят развлечений, и никто не хочет проблем.

Поднятая ладошка снова показала «окей», однако на моей душе не окей, меня снова подставили. Мадина знала, что вариант возможен, все продумала, а в сценарий не внесла, чтоб я заранее не воспротивился. Так дела не делаются.

– Игры не будет. Мы уходим.

– Почему?

Четыре лица, включая резиновое, уставились на меня, Мадина при этом бездумно спряталась за спину Тимохи. Он с удовольствием выполнил роль прокладки, даже сутулость чуть выпрямилась, чтоб плечи казались шире, и вид, соответственно, грознее.

– Если уважаемый господин хочет уйти, – сказал Тимоха, – никто возражать не будет. Дама, как видите, уходить не собирается, а принудить ее не позволим.

– Дама с кем пришла, с тем уйдет. – Я встал во весь рост.

Тимоха тоже поднялся, скулы заострились:

– Она твоя девушка?

– Нет, но…

– Сестра, что ли? Ты привел сестру?!

– Нет.

Он улыбнулся:

– Тогда скатертью дорога.

Длинная фигура Игоря вытянулась рядом с сутулой.

– Серьезно, Кваздик, дама пришла развлекаться, ты сам говорил. Не порть вечер.

Филипп тоже готов был примкнуть к приятелям, и Мадина едва не оказалась отделенной непробиваемым живым забором, что вроде бы выступал на ее стороне…

До нее дошло: уйду – исчезнет единственный сдерживающий фактор. Забавы без меня грозили неприятностями. Ее руки схватили новоявленных защитников за плечи, отчаянные жесты стали призывать к спокойствию и примирению.

– Дама не хочет продолжения без Кваздапила, – сказал Филипп.

Подумав, он сделал пару шагов и встал рядом со мной. Играла музыка, сжимались кулаки, во взглядах горела вера в собственную правоту. Уступать никто не собирался.

Глава 5

Два на два и мечущаяся девушка позади, которая сама лишила себя слова – прелестный расклад. Все как на ее родине, за женщину снова будут решать мужчины.

Мадина стремилась привлечь мое внимание, но вдруг сделала круглые глаза и исчезла за спинами. Тимоха с Игорем резко посмотрели мне за спину, я тоже обернулся: в прихожей застыл Артур, вернувшийся с работы. Сокомнатник примерно понял, что происходит.

– А вот и не подеретесь, – сказал он, разуваясь. – Если угодно ломать друг другу носы и челюсти, добро пожаловать на улицу, в пределах помещения объявлена безъядерная зона, никакие взрывы и даже испытания не допускаются.

Кроме имени Артур не выделялся ничем: темненький, средненький, простенький. Такому в разведчики идти надо, может идти рядом с объектом слежки и оставаться невидимым. Когда Артур начинал что-то рассказывать, проявлялись дотошность, внимательность к деталям и взрослая ответственность. Настоящий разведчик. Если выяснится, что подрабатывает в детективном агентстве – не удивлюсь. Незаметность, рассудительность и чувство юмора позволили ему прекрасно вписаться в нашу компанию таких же серьезных остроумных неудачников по жизни.

Артур подошел к нам, глаза искрили при оглядывании противостоящих армий и предмета раздора, у которых на пятерых одни штаны.

– Позвольте полюбопытствовать, что происходит, и чем помочь честной компании?

Стиль общения, немного удивлявший Мадину, для нашей квартиры являлся нормальным. Мужской клуб, одинокие джентльмены… короче – высшее общество в изгнании. Изгнали нас из бурной жизни, что проходила где-то параллельно, мы очень хотели туда, в кипящий поток, но все попытки пресекались неким фейс-контролем. Нас возвращало обратно в родные стены «клуба», где мы зализывали раны и высоким слогом повышали друг другу мнение о себе.

Тимохе сейчас было не до высот изящной словесности, он указал на меня:

– Кваздапил пришел с дамой, но теперь хочет уйти. А она не хочет.

– Упущены некоторые моменты. – Как самый здравомыслящий, Филипп принялся объяснять ситуацию с подробностями.

Артур внимательно слушал, иногда прилетали наводящие вопросы. Наконец, его голова понятливо склонилась:

– Решение проблемы лежит на виду, но сначала, если можно, представьте меня даме, а то чувствую себя как в гостях, словно ошибся адресом.

– Это Артур, наш сожитель, – опередил меня Игорь, чтоб иметь возможность обернуться к просвещаемой.

Артур сморщился:

– Не люблю это слово, в него вкладывают много разного, и дама может понять не так. Мы сокомнатники.

– А это… – Теперь представлять взялся Тмоха, ему тоже хотелось посмотреть на прятавшуюся за спиной Мадину. – Мэрилин.

– Очень приятно. Хотелось бы поцеловать ручку, но обстоятельства вынуждают сохранять дистанцию, поскольку одет неподобающим образом. Позвольте вашему покорному слуге присоединиться к обществу практически равных возможностей… – «Практически» Артур вставил, покосившись на джинсы Тимохи, поскольку остальные довольствовались нижним бельем, а дама вообще одной его верхней половиной. – Если моя кандидатура не вызывает возражений…

В желании как можно быстрее влиться в происходящее Артур стянул свитер и носки, вслед отправилась водолазка. Из брюк он благоразумно решил не выскакивать, хотя позыв имелся, а когда формой одежды сравнялся с Тимохой, полились резонные соображения:

– Давайте разбираться. Кваздапил переживает за Мэрилин, она и Филипп хотят повеселиться, но не хотят проблем, Тимоха с Игорем вели игру на опережение событий, потому все испортили, в результате недовольны все. В то же время все хотели бы вернуться в момент до возникновения напряжения, чтоб все пошло по-другому. Я прав?

Кивки со всех сторон подтвердили вывод. Остановившийся между вражеских позиций Артур продолжил:

– Итак, имеется конфликт и четыре участвующие стороны. Тихо, позвольте объяснить. Себя теперь тоже отношу к участникам событий, я сторона равноудаленная от всех, ни в чем не замешанная, потому идеальная в качестве независимого эксперта. Вторая сторона... прошу прощения за нумерацию, она не по важности, а просто информативная. Итак, вторая сторона – Мэрилин и Филипп. Девушка, как мне сказали, не может говорить, но написать что-то необходимое, я надеюсь, сможет?

Все оглянулись на прикрывавшуюся руками Мадину. Она кивнула.

– Отлично, прошу Мэрилин подать знак, если мои рассуждения окажутся неправильными, тогда мы обратимся к помощи бумаги. А пока – далее. Вторая сторона желает провести приятный беззаботный вечер, который обещала третья сторона в лице Кваздапила. Но третья сторона повздорила с четвертой, с Тимохой и Игорем. Разберемся, в чем причина и предмет спора, отсюда выйдет его решение. Чего добивалась четвертая сторона? Чтоб условия выполнялись, то есть проигравший, которым в данном случае оказалась дама, исполнил предварительную договоренность дословно. А чего хочет Кваздапил, которого поддержал Филипп, поскольку приятный беззаботный вечер ради приятности начал терять беззаботность? Всего лишь, чтоб соблюдались приличия, и приятность шла не в ущерб беззаботности.

– Господин оратор, можно попроще? – скривился Тимоха.

– Можно и проще. – Артур выразительно вздохнул, найдя взглядом Мадину: дескать, видите, сударыня, с кем приходится иметь дело? – Тимоха хотел максимально раздеть девушку, для чего и вцепился зубами в договор, и даже добился своего, других целей он не преследовал. В то же время Кваздапил хочет, чтоб она осталась в двух предметах одежды, а по условиям проигравший должен надеть женскую вещь. Прошу внимания, господа: что мешает Мэрилин, которая в любом случае уже удовлетворила любопытство Тимохи, вернуть второй предмет одежды на место, чтоб все утряслось, и веселье продолжилось?

Игорь сломал защищавшую Мадину живую стену, запрыгнув обратно на кровать:

– Артур, ты гений.

– Спасибо, мне уже говорили, но повторение – мать учения, поэтому продолжайте говорить, не стесняйтесь.

– А победитель остается тот же? – с придыханием вымолвил Филипп.

Теперь ничто другое его не волновало.

– Если было сказано, что играем по последней вещи… – начал Тимоха без особой уверенности.

Артур похлопал его по плечу:

– Уймись, сверхзадачу по предоставлению глазам незабываемых впечатлений ты выполнил, шанс выиграть в новом туре, который практически невозможен из-за позиции Кваздапила – один к шести, включая меня, то есть почти недостижим, а Филипп завоевал титул победителя честно, ведь на тот момент к условиям еще не подкапывались.

Тимоха обреченно махнул рукой.

– Убедил. Претензии снимаются. – Он тоже сел на кровать, лицо вместе со всеми уставилось, как Мадина изящно вдевается в нитяную конструкцию. – Дамы и господа, приношу искренние извинения за вспыльчивость и напористость в отстаивании точки зрения, которая могла испортить общий праздник.

– Ух, как завернул. Принято. И я это… аналогично, как он сейчас сказал. – Под моим седалищем тоже со скрипучим хрюком промялся матрас. Противостояние закончилось, можно расслабиться и со всеми удобствами ждать следующего.

Проблема рассосалась, Артур был доволен.

– Кстати… – Его глаза плутовски сощурились, парень улыбнулся. – Посреднические услуги обычно оплачиваются. Могу я рассчитывать хотя бы на компенсирующий танец с дамой, раз уж припозднился и не успел к началу бала?

Мой брошенный на Мадину взгляд увидел сложенные колечком большой и указательный пальцы.

– Филька, громкость прибавишь? – попросил я.

В прострации, случившейся от предчувствия невероятного приза, Филипп готов был луну с неба соскрести и в зубах доставить.

Подоспевшая мелодия оказалась настолько кстати, что парни кусали губы от зависти. Артур надвинулся, кисти притянули партнершу, а она не просто поддалась с безоглядностью танцующего на краю пропасти, но и переместила щупальца поскромничавшего захватчика на самое сокровенное. Десять когтей с наслаждением впились, встречные схлестнулись на шее, пара закружила под незабвенную оду любви, которую пел, проговаривал, шептал и проникновенным ядом желания вливал в уши Серж Гинзбур. Стонами, эротичными восклицаниями и придыханиями женский голос вторил в песне мужскому. Аналогичная игра в паре происходила на наших глазах. В голову не могло прийти, что до занудности многословный и ничем не примечательный Артур способен на такое: расставленные колени согнулись, он сполз по партнерше, щека проскользнула по ложбинке между закованной в белое магмой, и губы принялись играть с животом и тем, что недавно спряталось благодаря его вмешательству. Лицо терлось и покусывало, отправленная в нокдаун жертва млела, глаза закатились. Парни скрипели зубами.

Снова вспомнилась Хадя как противовес тому, от чего не мог оторваться взор. До боли в паху мечталось оказаться на месте Артура, но как только ментальный перенос происходил, тело в виртуальных руках превращалось в змею, изгонявшую из душевного рая в плотский. Мысль зудела одна: только б моя будущая девушка не оказалась похожей на эту, которую, наплевав на принципы, хочу здесь и сейчас. Которую все хотят. И которая хочет всех. Не может, но ведь хочет.

Тимоха склонился ко мне:

– Квазд, Гарун говорил, ты после его вечеринки ночку с двумя телочками провел, не врет?

– Смотря что ты вкладываешь в понятие «провел». Помог сокурсницам, и что?

– Ничего. Завидую.

– Нечему завидовать. Ты когда-нибудь пьяное тело от отторгнутого отмывал? Знаешь, каково?

– Все зависит от конкретного тела. – Тимохины патлы мотнулись в сторону Мадины. – Эта, конечно, безупречна, но и твои были…

Последовало смачное причмокивание.

Впереди два силуэта прижимались друг к другу, терлись друг о друга, наслаждались друг другом.

До отключенных мозгов докатилось сказанное, они ударили выводом:

– Гарун и имена растрепал? – Потянувшаяся за телефоном рука не обнаружила ни кармана, ни брюк в целом. Они оказались далеко, а выключенный телефон еще дальше. – Завтра ему втык устрою.

Тимоха вдруг побледнел:

– Не надо. Это… не он.

А кто же? Кроме меня, Насти и Люськи, которой о событиях ночи целиком или полностью рассказали утром, о моем отъезде с девушками знал лишь Султан, остальные могли лишь догадываться, и эти остальные никак не из Тимохиного окружения.

– Откуда знаешь? – прямо спросил я.

– Не сердись. – Он уже пожалел, что разговорился. – Тебе звонили, когда спал, ты не проснулся, а я как раз выходил в туалет. Ну… короче, посмотрел фото в телефоне.

– Убью.

– Просто глянул и сразу закрыл, клянусь. Но – шикарно.

– Слюни подбери, противно слушать. – Нос что-то уловил, я принюхался, подавшись к соседу. – Выпил, что ли? Когда успел?

– В холодильнике еще на пару глотков осталось, хочешь? Смотри, они закончили.

Мелодия закончилась, Мадина выпорхнула из объятий Артура, и оба двинулись к нам. Тимоха резко слинял.

– Приступим к получению главного приза прошедшего турнира. – Я показал Мадине на среднюю кровать из трех составленных. – Располагайся. Филька. Это тебе.

Флакон со сливками влетел в цапнувшую ладонь парня. Вслед за девушкой он влез коленями на кровать, сразу принеслись недовольные возгласы: Филька хотя маленький, но обзор загораживал. Зрители хотели видеть все, и ему пришлось перелезть через легшую лицом вниз Мадину.

Пшшшш! – сказал флакон. Потом еще. Ещщще. Ещщщщще. Застывшие волны увенчались пенными бурунчиками. Перед мелко моргавшими глазами задрожали очки, через миг они вместе ухнули с вершин здравомыслия в кисельные берега. Понеслось жадное чавканье.

Филиппу уже не завидовали, его люто ненавидели. Через некоторое время он не выдержал:

– Не привык есть в одиночку. Могу пригласить друзей?

Вздохом облегчения Крым можно было оторвать от материка. На правах распорядителя я объявил:

– Только на прием пищи, а посуду мыть придется одному.

Прекрасная посуда нежно поерзала.

– С удовольствием помогу, – не удержался Тимоха.

– Поможем, – поправил Игорь.

– Филька сам справится, – отрезал я.

От множества коленей кровати стонали и плакали. Любители сладкого приблизились со всех сторон одновременно, победитель потерялся в середине.

– Тогда потом пусть и общеквартирную помоет. – Тимохины волосы мотнулись на припрятанное на кухне. – После такого ему только в радость.

– Филька с нами призом делится, – напомнил я. – За это мы обязаны не только посуду за него мыть, но и белье стирать.

– Сам стирай, – буркнул Тимоха.

– То есть, против посуды ничего не имеешь? Никто тебя за язык не тянул. Филька, слышал, о посуде можешь не беспокоиться!

– Послушайте! – Помимо возгласа Артур привлек внимание маханием рук, поскольку для этого пришлось оторвать внимание от другого. – Если форма одежды у большинства едина, может, все будем соответствовать? А то просто неудобно.

– Я – за! – Неудобно извернувшись, Тимоха принялся стягивать джинсы.

Артур для этого спрыгнул на пол.

Пшшш! – пошла новая порция сливок, хотя и старых еще хватало. Музыка продолжала бумкать ритмичным фоном, что-то дребезжало, парни толкались локтями, выбирая место полакомее.

– Артуру место оставьте. – Вспомнив о новом участнике, я оглянулся. – А где Ар…

– Ни фига, ребята, вы отдыхаете! – На пороге стоял Гарун, лицо очумело озиралось.

Дребезг поперек музыки – это был входной звонок. Артур открыл. Предпринимать теперь что-то типа выталкивания и недопущения было поздно. Я и Мадина обратились в камни.

– Я к Кваздику, – сообщил Гарун. Ноги топтались, взгляд не отрывался от «сцены»: закрытые шторы, интимные переливы гирлянд, мишура, музыка, сдвинутые кровати, несколько парней в исподнем и – главное – посреди неохватного ложа девушка в сливках, к которой тянутся лица и руки…

Гарун потряс головой – наваждение не исчезло. Он начал снова:

– Привет, Кваздапил, прости, что отрываю… никак не мог дозвониться, телефон проверь, сел, наверное. Говорят, у вас Валька уехал, можно до утра перекантоваться? Оказался в вашем районе, не хочу к себе переться и девчонок ночным приходом пугать. Приду к завтраку, как обычно.

Тимоха понимающе хмыкнул:

– От новой пассии от ворот поворот получил?

– Вот и не хочу домой. Что за брат, которого среди ночи можно домой отправить? Братом должны гордиться. Хватит обо мне, вопрос номер один: еще один гость на праздник жизни допускается?

Сливки на Мадине едва не превратилась в мороженое, на них теперь, по-моему, можно играть, как на ксилофоне. Ледяной звук хрусталя гарантирован. Даже у меня по спине побежала холодная капля.

– Что скажет победитель? – Артур уже влез на кровать и обращался к Филиппу. – Еще с одним едоком поделишься?

– Одним больше, одним меньше…

Филипп вздохнул. Ему не хотелось приглашать Гаруна, а отказать не позволили совесть и робость. Если б решал Тимоха, все могло пойти по-другому, он более дерзкий, к тому же выпивший. А если б спросили меня…

Вообще-то Гарун спрашивал именно меня, как друга. И остальные ждали ответа именно от меня, как распорядителя вечеринки. Но слова куда-то улетели, мысли запутались.

Повторять Гаруну не требовалось, он уже приводил себя к общему знаменателю, по сторонам разлетались носки и штаны.

– Кто это тут у нас? – раздалось над головами через секунду.

Разговаривать тихо он не умел.

(продолжение следует)

Впервые она спросила о моей жизни. До сих пор разговоры состояли из безостановочного треска о тупых подругах, не менее тупых парнях и невозможности нормально жить с людьми, которые тебя не понимают и во всем ограничивают. Вчерашний день кроме вечера и все утро сестренка только этим и занималась.

Стоп, еще раз: тупые подруги и парни, жизнь с людьми, которые не понимают и ограничивают… Мозги вспотели: она рассуждает точь-в-точь как Мадина! Хорошо это или плохо? Это реально, и добавить пока нечего.

– Нет у меня девушки.

– А выглядишь, будто есть.

– Как будет, познакомлю.

– Ловлю на слове.

Вот, опять. Хоть вообще в женском присутствии рот не открывай. Мы помахали друг другу, электричка тронулась.

Хотел бы я представить Машеньке Настю в качестве своей девушки? Один раз и мимоходом – с удовольствием. Мне это подняло бы самооценку, а сестренка стала бы больше гордиться братом. Но при близком знакомстве выяснится, что мы разной породы, Насте нужно всё и сразу, я этого дать не могу, значит, не замещаю категорию «всё», а являюсь обидно малой частичкой много вмещающего понятия. Поправка: вмещающего многих.

Еще Мадина в подруги набивается, но исключительно в тайные, так судьба распорядилась. Если честно, я ее побаиваюсь, хотя ничего не имею против плотских удовольствий как таковых. В идеале хочется иметь их с той, кого полюблю (а это место на сегодня вакантно), пусть даже с той, кто просто нравится, но не должно иметься ни единой причины, из-за которой одному из нас потом было бы стыдно за содеянное. Из всех, кого знаю, роль моей девушки подходит только Хаде. Вот человек, которого я мог бы любить, не стесняясь: тихая, скромная, обычно незаметная, но при этом, без сомнений, красивая. Красота, которая не выпячивается – лучшая красота. А внешняя красота плюс красота души – идеальный комплект. И почему Хадижат не родилась какой-нибудь Олей или Таней?! А так даже думать на эту тему бессмысленно. И проблема, увы, не во мне.

Путешествие длиной в несколько часов умудрилось пролететь незаметно. В шестикроватной квартирке ничего не изменилось, соседи привычно отсутствовали. Побросанные вещи остались на кровати, а меня понесло по адресу, который довелось узнать чисто случайно: однажды всей группой поочередно провожали сокурсниц по домам. Звонить для уточнения номера квартиры не хотелось, мало ли, чем Настя занята. Мое время – после шести, вот и дождемся назначенного, не хватало получить отказ из-за не вовремя раздавшегося звонка.

Чем ближе становился искомый дом, тем мощнее натягивались нервы, стучало сердце. Стрелки часов заснули. А правильно ли я все понял? Вроде правильно, но кто знает этих женщин?!

Пятьдесят девять после двоеточия на телефоне сменилось нулями, и к Насте пошел вызов.

– Я внизу. У тебя какой номер квартиры?

– Кто это?

Черт подери, у нее же высветилось, кто звонит! Лень на экран глянуть или не забила в контакты? Если так, плохой знак. С другой стороны, может, она не хочет, чтоб ее богатенький ухажер узнал, с кем еще подруга общается.

Общается. Фу. Однако половину тела пронзила истома предвкушения.

– Кваздапил, – назвался я.

– А-а, ты. Да-да. Сейчас перезвоню.

Ноги принялись мерить площадку перед ее подъездом. Перезвон состоялся минут через пять, когда настроением можно было гасить пожары и одновременно питать атомные станции.

– Посмотри в окно на третьем этаже.

Задравшееся лицо быстро нашло искомое – там приветственно махала рукой знакомая пухленькая фигурка. Организм вновь заволновался. Помахав в ответ, я выдохнул в телефон:

– Подниматься?

– Нет. – Позади меня остановилась машина, но я не отвлекался, продолжая смотреть вверх. Настя продолжала: – Прости, что так получилось. Мне звонила сестра Гаруна…

Означенный объект вынырнул сбоку. Я опешил: Мадина собственной персоной. Губки растянулись в виноватой улыбке, излом бровей удрученно смягчился. Выражение на лице застыло скорбное и умоляющее. Она приехала на такси, что продолжало стоять у подъезда. Голос в ухе не умолкал:

– Мадина сказала, что ты ей кое-что должен, но сбежал и не отвечаешь на звонки. Я помогла. Не сердишься?

Не сержусь ли?! Нет. Это слово не передает и доли того, что творилось в душе.

Ситуация ясна. Меня беспардонным образом подставили. Поймали на живца. Осталось последнее, что требовалось утрясти.

– Помнишь, ты сделала снимок, когда Люську…

– Ну, еще бы через сто лет вспомнил. Я стерла его на следующий же день.

У меня полыхнули уши. Хорошо, не успел сказать, что собираюсь предложить пакт о взаимном ненападении.

Мадина моргнула предельно конфузливо и самоуничижительно, чтоб я понял, насколько она чувствует глубину своего падения. Ее рука ухватила меня под локоть:

– Прости, ты не брал трубку, и я попросила Настю…

Вверх последовал благодарный кивок, к таксисту – показавший единицу палец, затем ладонь прижалась к сердцу, а губы сотворили улыбку. Знак, что нужно подождать минутку, тот понял. Фигура в окне исчезла, шторы задернулись, телефон печально отозвался гудками. Взятого под руку, меня проконвоировали к скамейке, где мы плюхнулись бок о бок, причем моя ладонь как-то оказалась в тисках чужих. У меня не было слов, поэтому говорила Мадина.

– Я долго думала и поняла, что ты прав. Все должно быть в меру и в свое время, нельзя торопить события, нельзя давить на людей, заставляя их конфликтовать с совестью. Прости, что напрягала тебя и едва не поссорила с братом. Мне хотелось чуточку внимания, здесь девушки завалены им по уши, а я словно на другой планете живу.

Мечты о Насте рухнули, придавленный и расстроенный я буркнул:

– Понимаю.

Торопиться теперь никуда не надо, вечер свободен. Отныне я тоже на другой планете. Надежды организма на маленькое счастье развеялись, пламя погасло, остались гарь и чад. И плотный дым, что застилал глаза.

Мадина обрадовалась поддержке:

– Не представляешь, как приятно слышать. Так вот. Я все тщательно проанализировала, вывод неутешителен: я неправильно вела себя. Можно сказать – недостойно. Прости, если задела чувства.

Сейчас меня задевало ее бедро. И периодически касалось плечо. Пусть. Отстраняться не хотелось, стало все равно. И слова способствовали, они были теми, что хотелось услышать еще вчера. Сегодня мне требовались другие, но чтоб высказать такое вслух – даже мысли не было. Мысли вообще отсутствовали.

– Чтоб восстановить хорошее мнение о себе, сохранить дружбу и при этом не запираться в четырех стенах, я придумала одну штуку. Хочу устроить микро-вечеринку. Танцы, игры, не более. Никакого алкоголя. Поддержишь?

– На таких условиях – да.

С Настей обломилось, так пусть день-огорчение не пропадет даром.

– Поехали?! – Мадина радостно вскочила.

– На оговоренных условиях. – Я тоже поднялся. – Танцы, игры, никакого алкоголя, и ты ведешь себя так, чтоб Гаруну не пришлось потом кого-то убивать.

– Договорились!

На заднем сиденье, куда вслед за собой Мадина втянула меня, лежал пакет. Девушка сдвинула его бедром, рука снова вцепилась в мою, словно я мог сбежать.

Адрес, сообщенный водителю, оказался моим.

– Не понял.

В ответ Мадина томно улыбнулась:

– К нам же ты приходил.

– Собираешься устроить вечеринку у меня?!

– Подумала: почему нет? Среди твоих однокомнатников моральных уродов не замечено, все нормальные, адекватные. А если кто-то решит, что может позволить себе больше, надеюсь, ты сможешь приструнить. Ведь не позволишь обидеть девушку, правда?

– Не понимаю, чего ты хочешь. В лучшем случае там будет от одного до шести скучных парней, из которых ни один даже девушку себе найти не смог.

– Предлагаю веселое времяпровождение, и все.

– В компании меня и моих приятелей?! – До меня начало доходить вероломство замысла.

Девичьи глаза обреченно закатились.

– Расслабь лицо, не будет никаких провокаций, я помню о твоей отповеди по поводу «плодить баранов». Просто проведем вечерок в приятной компании, без выпивки и всего того, о чем сейчас думаешь и чего так боишься. До черты не дойдем, успокойся. У вас такое не считается за непозволительное.

– А у вас?

Красивый излом бровей опустился и сдвинулся:

– Мы не у нас, не заметил? – Водитель иногда поглядывал в салонное зеркальце, поэтому разговор шел шепотом, а сплетенные руки находились ниже уровня чужих взглядов. – Не предлагаю ничего, что потом заставило бы тебя прятать взгляд от Гаруна. Этого достаточно?

– Эротические нотки в предлагаемой афере планируются?

Темные локоны с укоризной качнулись:

– Во-первых, никакая это не афера, такое сплошь и рядом, только и слышу сначала от одной приятельницы, потом от другой. А во-вторых, если в одном помещении встречаются двуполые существа, как же без флера соблазнительности? Не беспокойся, я подготовила сценарий, ты сам будешь решать, годится что-то или нет.

– Ко всему прочему – назначаешь ведущим этого безобразия?!

– Сколько повторять: будет обычный весело проведенный вечер. Я слова не скажу, обещаю. Все решения останутся за тобой.

– Нет.

Тонкие пальцы сжали мою ладонь еще крепче, лицо приблизилось:

– Почему?! Скажи, что тебя смущает, любая проблема решаема. Что нужно, чтобы ты согласился?

– Причин несколько. Первая: я не хочу в этом участвовать.

На миг Мадина прижалась ко мне всем корпусом, и губы лукаво растянулись:

– Врешь. Хочешь.

Меня накрыло жаром.

– Неважно, потому что вторая причина – мой друг и твой брат, если он узнает…

– Сегодня он ночует не дома. А если случится что-то аховое, Хадя позвонит.

Я перевел внутреннюю дрожь в показное возмущение:

– Еще и Хадю приплела?

Сказал – показное? Нет, вышло самое настоящее. Младшая сестра, чистая душа, не должна даже мысли допускать, что я могу творить с ее сестрой нечто тайное, сомнительное или, подумать страшно, постыдное. Даже Гаруну можно объяснить некоторые не совсем правильные поступки, но Хадя – это другое. Высокое. Ангел во плоти.

– Хадя не знает, куда я пошла, думает, что на фитнесс. Больше возражений нет?

– Еще одно, последнее. С ним ничего не поделать, именно поэтому я отказываюсь. Мои друзья, с которыми ты хочешь повеселиться, завтра же расскажут обо всем другим, слух поползет и рано или поздно достигнет Гаруна. По-другому быть не может, попросить молчать можно, но нельзя проконтролировать.

– Уф, а я думала, ты о чем-то серьезном. – Мадина откинулась на сиденье, в руках появился пакет. – Смотри. Никто не знает, что у меня такое есть, кучу денег стоит, знаешь, как трудно было купить втайне от всех?

Внутри оказалась надеваемая на всю голову резиновая маска Мэрилин Монро – с пышными волосами и яркими губами. Если отойти на несколько метров, от живого лица не отличишь, кино снимать можно. С такой маскировкой все, что выше шеи, становилось другим, черные локоны спрячутся под сеточку парика, и светлокожая горянка полностью преобразится в белокурую фею. Да, Мадина основательно подготовилась. Все, что придумалось в ответ, это:

– А фигура? Тебя уже видели один раз.

– Мимоходом. Одежда у меня другая, купила на всякий случай. Через неделю такое уже не надеть, то есть всякий случай наступил. Ты же помнишь, это моя последняя неделя.

Точеные ножки обуты в туфельки, бедра облагала короткая юбка, еще выше из-под легкой курточки виднелась прозрачная блузка. Тщательно упакованные прелести прятались под плотным бельем, чьи кружевные оборочки виднелись сквозь блузку. Где-то там скрывалась чудесная родинка…

Девушка отследила мой взгляд, мелькнула тень довольной улыбки.

– Карие глаза станут светлыми. – Перед моим носом покачалась коробочка с цветными контактными линзами. – Чтоб не узнали голос, придется молчать, поэтому вся надежда на тебя. Вот сценарий.

Я проглядел протянутые листы. К делу Мадина подошла не просто основательно, а скрупулезно. Продумана каждая мелочь, мне предлагались тексты в зависимости от развития событий, а сами события хотя не сияли чистотой невинности, но успокоили душу: зная буйную фантазию партнерши, я предполагал много худшее. Кое-где все же напрягло:

– Уверена, что без смывания никак? По-моему, достаточно простого сюжета, парни и так от счастья передерутся.

– Кваздик, это же только игра. Если боишься, то дверь закрывать не обязательно, будешь держать все под контролем. Честно говоря, я сама хочу, чтоб ты присматривал.

– А если победителем буду я?

Мадина томно пожала плечиками:

– Тогда дверь можно закрыть.

Я дочитал до конца.

– Последние пункты, как понимаю, на мое усмотрение? А то воображение у тебя разыгралась…

– Как пойдет, – согласилась девушка. – Если придется к месту, будет обидно, что не все предусмотрели, правда?

– Приехали, – объявил таксист.

Мадина потянулась к сумочке.

– Еще чего. – Я помог даме выйти и расплатился сам. – Посмотрю, кто вернулся и в каком состоянии, а то все бывает. Жди на площадке.

В комнате мои вещи по-прежнему лежали на кровати, из других спальных мест заняты два, и кто-то гремел на кухне тарелками в поисках более-менее чистой. Этот кто-то жутко сутулился и потому легко опознался. Я остановился в дверях, руки поднялись в привлечении внимания:

– Где Валька с Артуром?

– Первый домой до конца лета укатил, – сообщили слева, – второй подработку нашел, вернется за полночь.

– Парни, объявление! – зычно провозгласил я. – Нет, сначала поделитесь планами, у кого какие, потом расскажу о своих.

Двое на кроватях с удивлением отложили гаджеты, из кухни выглянула патлатая голова третьего:

– Наши планы зависят от. Поэтому выслушаем, что имеет сообщить благородному собранию господин глашатай, и тогда объявим окончательное решение.

Благородное собрание пригладило вихры и поправило штаны, в меня воткнулись три взгляда. Я торжественно объявил:

– Наш мужской клуб собралась посетить дама.

Лица потускнели, раздался горестный вздох.

– Когда-то это должно было случиться, – сказал один, высоченный худой дылда в одних трениках. Тощая грудь приняла вертикальное положение, ноги свесились с кровати, он начал одеваться для ухода. – До скольки гулять?

– Игорь, ты неправильно понял. – Я улыбнулся, наблюдая, как меняются лица. – Дама пришла не ко мне лично, она хочет провести вечер в приятной мужской компании.

Тот, что на кухне, сделал вопросительное движение, словно едет на лыжах.

– Фу, поручик, вечно вы все опошлите. – Мой посерьезневший взгляд коснулся каждого по очереди. – Дама не разговаривает, не пьет, не хочет открывать лица и не ищет приключений на нижние девяносто. В остальном она не против любого веселого времяпровождения, которое не ведет к неприятностям. Возможны танцы, игры, конкурсы…

Долговязый Игорь бросился одеваться в выходное, с соседней кровати по подобному же поводу снесло коротышку-очкарика. С кухни донеслось:

– Эти стены не помнят ничего подобного со дня строительства. К нам пришла дама! Позвольте спросить, чем будем угощать гостью?

Сутулый волосатик, чье предплечье украшала татуировка в кельтском стиле, тоже забыл, чем занимался. Сейчас его волновало, как принимать даму.

– Тимоха, успокойся, ничего не надо.

Тимоха от удивления даже выпрямился, чего раньше его организм не умел в принципе. Длинные патлы открыли глаза, едва удерживаемые в рамках орбит:

– Если мужчины ничего не предложат даме, они не мужчины. Стоп, ты сказал – не пьет?

– Еще он сказал – не разговаривает, – добавил низенький, поправив на носу очки.

Он уже заправил и застегнул рубашку, теперь оглядывал себя в выключенный планшет, используя его как зеркало.

В комнате жили шесть человек, и ни у кого на данный момент не было девушки. Это многое говорило о контингенте. Здесь собрались любители книг и интернета, а частые «выходы в люди», где каждый мнил себя единственным и неповторимым, как правило, заканчивались столь же дружным тоскливым возвращением. Добравшись до кроватей, команда половых неудачников начинала за бутылочкой изливать досаду на тупых баб, которым непонятно чего надо, но уже завтра планировались новые выходы. Однажды такое упорство вознаградится, однако сейчас я со своим предложением оказался манной небесной. Меня готовы были носить на руках.

– Очень страшная? – полюбопытствовал Игорь, возвышаясь над всеми минимум на одну голову.

– Мэрилин Монро, – ответил я. – Только худовата.

– Мэрилин Монро? – Очкарик грустно вздохнул. – Врешь ведь и не краснеешь. Если в нашу дыру придет такая, как Монро, то я английская королева.

– Короную, Филька, – пообещал я.

– Худовата как я? – Игорь поиграл тощими мышцами.

– Было сказано худовата, а не дистрофична, – напомнил низенький Филька, не любивший этого имени. Он всегда представлялся полным именем Филипп, но сейчас пропустил мимо ушей.

– Худоватый – это стройный, – вставил Тимоха, – а ты больной.

Он тоже быстро приводил себя в порядок.

Игорь не обиделся, подначки в нашей компании были нормой:

– Лучше изображать восклицательный знак, чем вопросительный.

– Вопросительный в любом случае лучше точки с двоеточием. – Оба весело оглянулись на мелкого Филиппа.

– Без точки вы ни вопросительный с восклицательным, а палка с червяком, – с достоинством отбрил тот. – Без точки никуда, это вам не ноль какой-то.

Все трое со смехом поглядели на чуточку раздавшегося в талии меня.

Я прекратил перепалку:

– Даю три минуты на приведение комнаты в порядок, потом мы заходим. – Рука нажала дверную ручку. – Время пошло.

– Она уже здесь?!

Даже за дверью слышалось, как гремела посуда, двигалась мебель, и летали, шмякаясь об пол и стены, убираемые с проходов вещи. Мадина уже вставила линзы, теперь заканчивала с маской.

– Придерживайся сценария, – попросила меня копия Мэрилин Монро. – Если вдруг подниму обе руки и буду держать, будто сдаюсь, значит, требуется помощь.

– Надеюсь, до этого не дойдет. А какой знак, что все в порядке? Иногда не мешает удостовериться.

Указательный и большой палец девушки сложились в кружок:

– Просто – окей.

– Принято. Уверена, что сможешь долго молчать?

– Для женщины с Кавказа это нетрудно.

– Все же признаешь, что ты горянка?

– Какая разница, где человек родился? Родину и родителей не выбирают, остальное зависит от нас.

– Настроился на спор, а приходится согласиться.

– Всегда бы так, цены бы тебе не было.

– Плохо, если у человека есть цена.

– Плохо, когда человек вообще ничего не стоит.

– Это еще хуже, но человек с ценником – вещь, а не человек.

– С этим соглашусь. – Мадина закончила с выравниванием плотно облегающей маски, на меня глянули голубые глаза блондинки. – Готова. Заходим?

– Я первый.

За несколько минут комната изменилась до неузнаваемости. Кровати заправлены и сдвинуты, в центре – площадочка, где из нескольких слоев ковролиновых дорожек создали подобие пышного ковра. По стенам и через люстру протянуты вытаскиваемые раз в год новогодние гирлянды и мишура. На кухне из раковины исчезла грязная посуда, в углу логично появился дополнительный мусорный пакет. Действительно, не мыть же? Главное, потом не перепутать.

За окном стемнело. Три разномастных фигуры, которые будто собрались в клуб, выстроились в рядок, на лицах застыло ожидание.

Задвинув шторы наглухо, я выключил верхний свет, теперь помещение поливали мягким интимом только гирлянды. Пунктами один и два в сценарии стояло: «Создать полумрак. Не допустить съемок на камеру».

– С этой минуты – никаких срочных звонков, на которые кровь из носа нужно ответить. У кого дела – идите, занимайтесь делами, остальные отключите телефоны, пожалуйста.

Парни выключили, я протянул руку:

– Сдайте, чтоб не было проблем. Не возражаете, если вместе с телефонами сложим планшеты и компьютеры?

– Зачем такие строгости?

В этот миг в двери появилась Мадина. На снятые туфельки опустились сумочка и пакет, сверху их накрыла курточка. Девушка во всей красе встала перед зрителями.

Обо мне забыли.

– Мэрилин! Не обманул! – воскликнул ее величество Филипп. Потом все припомню, еще коронуем по всем правилам, слово не воробей, нужно держать клетку прикрытой.

– Офигеть, – намного проще среагировал Тимоха.

Пока обалдевшие парни приходили в себя, я собрал технику в коробку, которую задвинул под одну из кроватей. На меня никто не обращал внимания, взоры поедали новоприбывшую.

Я многозначительно кашлянул:

– Дамы и господа, минуточку внимания. Уважаемая Мэрилин, позвольте представить вам цвет высшего общества данной квартиры, а то и всего подъезда. Длинный, что не сводит глаз с вашей чудесной фигуры – Игорь, он же Гарик, он же Гоги, он же Гоша.

Игорь склонился почти вдвое, проще сказать переломился:

– Приятно познакомиться.

Мадина радушно кивнула. Спрятанные в глубине маски глазки сияли.

– Она не говорит, – шепотом напомнил Филька и тут же громко представился, пока не сократили до междусобойного: – Филипп.

– Тим. – Тимоха оттеснил мелкого соседа. – Позвольте ручку.

Мадина протянула холеные пальчики. Их бережно приняли и поцеловали. Восторгу девушки не было предела. Только вошла, а уже такое преклонение!

– Мэрилин здесь проездом, – сообщил я. – Хочется, чтоб от посещения нашей скромной обители у нее остались только наилучшие впечатления.

– Обеспечим!

– Тогда начнем. – Я обернулся к Игорю, как к старожилу, первому нанимателю этой жилплощади. – Маэстро, урежьте марш! В смысле, музыку включи.

– Ты же всю технику убрал.

– А хозяйский музыкальный центр?

Игорь хлопнул себя по лбу.

– Одну минуту!

Из кучи хлама он вытащил древний проигрыватель компакт-дисков – в начале заселения сердобольная хозяйка оставила его бедным студентам для поднятия настроения. Громыхнуло. Игорь не любил, когда тихо. Соседи жаловаться не будут, нам с ними повезло: обе квартиры временно пустовали, лето, все разъехались. А старушка, обитавшая снизу, глуховата.

– Бал по случаю приезда чудесной гостьи объявляю открытым, – провозгласил я. – Танцы!

Все ринулись к Мадине. Тимоха протиснулся первым, пальцы схватили девичью кисть.

– Разрешите.

Он прижал к себе девушку, хотя мелодия грохотала более ритмичная. Сейчас это роли не играло, Мадина не возражала против медленного танца, она для того и пришла. Столько восхищенных кавалеров, и ни одного родственника в пределах выстрела. Разве не счастье?

Вместе с остальными парнями я принялся двигаться рядом в ожидании очереди. В кармане лежал сценарий со многими пунктами, но – куда торопиться? И вообще, нужна ли дальнейшая программа, если без того все замечательно? Все довольны, и танцующие, и ожидающие. Предвкушение – не меньшее удовольствие, просто не каждому дано это понять.

– Переход, – сказал я, отбирая партнершу.

Тимоха мотнул волосами:

– Так мало?!

– Поверь, скоро поблагодаришь. – Руки прижали к себе растекшуюся в счастье девушку, ноги осторожно переступали, боясь наступить на маленькие ступни.

– Ловлю на слове. – Тимоха пристроился к остальным. – Если что, пеняй на себя, никто тебя за язык не тянул.

– Спасибо, – раздалось в ухе сквозь жуткие басы. – Все даже лучше, чем я думала.

– Молчать! Спалить нас захотела?!

– Можно? – К нам протягивал руку Игорь.

– Естественно. – Я отступил в сторону.

Мадина едва доставала партнеру до груди. Объятия танцующей пары выглядели забавными, но там искрило и жгло, не заметить не мог только слепой. В комнате слепых не было, только временно онемевшие.

Игоря быстро сменил Филипп:

– Простите, разрешите теперь мне пригласить вас на танец.

С величавой благосклонностью Мадина разрешила. Руки связали тела плотными нитями, началось раскачивающееся кружение. Ситуация изменилась: теперь партнерша была выше, и лицо кавалера виновато крутилось, чтоб не упираться взглядом в чувственную благодать. Парень нервничал, расстояние между танцующими составляло пару ладоней, и девушка сама притянула робкого кавалера. Очки впечатались в ключицу, руки сомкнулись вокруг талии, причем она оказалась настолько узкой, что Филькины кисти перехватили свои же запястья. Животы и бедра ритмично терлись, щека с дужкой съехавших очков блаженно расположилась на мягком основании.

Стянувший обруч уже через миг был разбит виляньем таза, с брошенным в мою сторону хитрым взором («понимаешь же?») девушка разрешающе положила чужие ладони гораздо ниже. Негодница. В сценарии написано просто «танец», а не возмещение морального ущерба за недополученное на домашних вечеринках.

Ко мне склонился Тимоха:

– Почему она в маске? Прыщи или рожей не вышла?

– Дочка богатых родителей. Любит приключения, но не хочет, чтоб о них узнали.

– Любит приключения – это хорошо.

Пришлось напомнить:

– Мы договаривались: она здесь для веселого времяпровождения, которое не ведет к неприятностям. И за словами следи, «рожа» и подобные – не для сегодняшнего вечера.

– Заметано.

Я смотрел на танцующих. Оба упивались маленьким счастьем, нежданно свалившемся среди будней. Могла ли так поступить Хадя, кровь от крови Мадины? Никогда. Только через свой труп. Кольнуло в сердце: а Машенька? Позволила бы сестренка парню такое? Что-то унылое из недр подсознания позорно подтвердило: да. Пусть это порадовало бы ее каким-то образом, а меня как брата – нет. Один-ноль в пользу Хади.

Песня закончилась. Вспомнив о сценарии, я поднял руку.

– Стоп! Игра «камень, ножницы, бумага». Ну-ка: раз, два, три!

Каждый выбросил вперед руку с определенной фигурой.

– Все, кто в носках, снимают носки, а проигравшие еще по одной вещи.

Проигравших оказалось сразу трое: я, Филипп и Мадина. Мы с Филькой стянули рубашки, оставшись в заправленные в штаны майках, а третья проигравшая задумчиво замешкалась, затем пальцы взялись за пояс, и юбочка съехала вниз по шикарным ножкам. Когда девушка выпрямилась, полупрозрачная блузка покрывала ее вплоть до низа белых трусиков и ни сантиметром ниже. Сами трусики являли собой произведение искусства: вышитые тонюсенькими кружевами ниточки разбегались в стороны, сходясь спереди в волшебно выполненный лобастый треугольник, в который уперлись взоры. Парни синхронно сглотнули.

– Вечер обещает быть жарким. – Тимоха повертел шеей и отстегнул пуговичку ниже горла. Ему уже было жарко.

– И томным, – выдохнул Филька.

Его щеки горели, руки не знали, куда пристроиться.

Придраться к телу Мадины было невозможно: огонь и лед, блеск и красота. На видных местах родинки, шрамы и прочие возможные приметы отсутствовали. Идеальная фигура для выступления инкогнито. И то, что единственная родинка, о которой я знал, располагалась в таком интересном месте – чудесно, не надо бояться, что сумасбродная особа в неком кураже перейдет черту. Ей категорически нельзя быть узнанной, девушка понимает, чем это грозит. И мне можно расслабиться и даже получать удовольствие. Конечно, такие развлечения не дело для горской женщины, но лучше такие, чем как с Султаном. Считаю, что поступаю правильно. А когда правильно и приятно совпадают, это намного лучше, чем хорошо.

(Продолжение следует)

В мое время во дворе в бутылочку не играли. Пацаны кардинально не сходились в подходе к развлечениям, делились на любителей спирта, спорта и компьютеров, и составляли разрозненные группы по интересам. Вместе вставали только за честь двора. Дворовые девчонки были разновозрастными, одни таскали с собой мелких братьев и сестер и все время на что-то отвлекались, вторые крепко держались за своих парней, третьим категорически не нравились оставшиеся мальчишки, они предпочитали кого-то со стороны. А с четвертыми никто не захотел бы целоваться даже под страхом смерти. В общем, не сложилось. Теперь я с недоумением смотрел, как парень моей сестры целуется с другой девушкой, а Машенька относится к этому совершенно нормально. Не понимаю современную молодежь.

Нет, внутри у сестренки не все было в порядке.

– Хватит уже, сколько можно. – Под ногами целовавшейся парочки она снова запустила стеклянный волчок, отчего подвинутые ребята едва не завалились набок.

– Не виноватая я, он сам пришел, – отшутилась Даша фразой из фильма, возвращаясь на место.

Покрасневший Захар ладонью стирал с губ следы помады, Машенька надуто отвернулась от него.

Второй тур указал на меня и снова на Дашу.

– А я о чем говорю? – съязвила Наташа, глаза обрисовали огромную окружность, в которой подразумевалась удачливая подружка.

– Красоте требуются жертвы, как сказал классик. – Даша мгновенно возникла перед поднимавшимся мной.

Ростом мы оказались почти одинаковы. Близко посаженные глаза делали широкое лицо девушки еще шире, но при опускании взгляда иллюзия полноты терялась: плотно сбитое тело выглядело соразмерным и дышало женственностью. Чувственный, постоянно улыбающийся рот с удовольствием обтек мои губы. Ниже тыкнула грудь. Я мыкнул. Познакомившиеся языки оникнули. Игра местоимений оказалась чудесной, превратившиеся в глаголы, они не дошли до вульгарности высказанного рыжим хорьком, но витали весьма близко к тем смыслам. Во мне поднялась теплая волна, губы и мысли стали горячими.

– Пардоньте, дайте и другим сыграть. – Сестренка с лукавством раздвинула нас, бутылка вновь раскрутилась.

Дыхание никак не выправлялось. Мы сели на места, но взгляды, словно магниты, нашли друг друга, серые глаза что-то выискивали во мне, мои рылись ответно.

Игра? Ну-ну. Если игра, то совсем не детская.

Данила думал с точностью до наоборот.

– Что за детский сад? – Он скривил губы, затем сплюнул. – Теперь давайте с объятиями.

Я с тревогой оглянулся на сестренку. Ее плечи виновато пожались:

– Это же просто игра, Саня, ничего серьезного.

Теперь выпало Наташе и Захару. Рыжий чертенок бодро соскочил с жердочки, руки обвились, тела крепко прижались. Два лица слились, поедая друг дружку с жадным прихлебыванием.

– Достаточно. – Машенька хмуро полезла с бутылкой на середину, не давая победителям тура насладиться моментом.

А я не сводил глаз с Даши. Она так же смотрела на меня. То, что происходило рядом, больше не трогало душу. Сестренка сама разберется с нерадивым дружком, ежу понятно (увы, только не влюбленной малолетке), что он ей не пара. Во мне росло будоражащее возбуждение, в мозгу пульсировал вопрос: а надо ли куда-то ехать? Настя, это, конечно, Настя, златокудрый ангел грез, фантомная боль надеющегося организма. Однако, здесь тоже что-то взрывоопасное прорисовывается. Когда на тебя смотрят так, это всегда что-то значит. Любопытно одно: сколько лет рослой соблазнительнице, чей возраст на взгляд не определялся. Ныне встречаются пятиклассницы, которых не отличишь от студенток. Машенька, конечно, может иметь в подругах не только ровесниц, но мне не хотелось неприятностей. В этом плане Настя выигрывала в надежности, жар воспоминаний влек к известному, и Даше придется постараться, чтоб я переменил решение. Кстати, в данную минуту, на расстоянии вытянутой руки, его очень хотелось переменить.

– Ну? – Сестренка бедром пихнула занятых друг другом победителей.

Наташа не пожелала отлипать от покорно опустившего лицо и руки Захара.

– Надоела ты со своей ревностью, – объявила она Машеньке. – Не хочешь играть – хотя бы другим не мешай.

В раздражении хлипкая фигурка расправила крылышки и вспорхнула на любимый насест. Между бедрышек из вспучившейся оправы перьев на меня вновь уставился розовый глаз. Неподалеку с равным вызовом меня жгли два серых. Как говорил вор Милославский – «Это я удачно зашел».

Пусть по сравнению с мальчишками двора я выглядел мешковато, зато весомо и солидно. Понимаю, почему вызвал ажиотаж. Имейся выбор, мне никогда не достичь такого успеха, но на безрачье и креветка омар. Как же приятно оказаться в нужное время в нужном месте.

Дырка стеклянного указателя остановилась на мне.

– Ну, Саня, готовься. – С улыбкой сестренка вновь раскрутила бутылку.

И вновь горлышко, как заколдованное, притянулось ко мне.

– Не понял. – Я обернулся к Машеньке, которой правила, к сожалению, хорошо известны. – Пропускаю теперь, что ли? Или самого себя целовать?

– Один момент…

Зеленый снаряд вновь поднял пыль, превратившись в юлу. И в третий раз ткнул в меня перстом судьбы.

– Что теперь?

– Просто закрутить еще раз…

Наташа замахала рукой:

– Ау, подруга, правила бывают разные: кто-то вертит еще, у кого-то выбранным считается следующий по часовой стрелке.

Даша встрепенулась, взгляд с надеждой обежал приятелей: именно она сидела через проход следующей слева. Но рыжая бестия объявила другое:

– Нам нечто необъяснимое, может, рок, может, бог, указывает на героя дня. Пусть он сам выберет, кого хочет.

И все застыли в ожидании.

– Выбираю сестренку.

Я склонился к Машеньке и чмокнул ее в гладенькую прохладную щечку.

Маша воссияла новогодней елкой: как же, ее признали самой-самой в данной компании.

– Извращенец, – проворчала Наташа, поиграв краем юбки, словно проветривая розовое жерло. – Выбирать для интимных игр родственницу – это инцест. Если не хочешь, чтоб о вас поползли слухи…

Машенька побелела, на меня воззрилось встревоженное личико:

– Правда, Саня, это неправильно. Мне приятно, но выбери другую.

– Он уже выбрал и поцеловал, – с пакостливым удовольствием констатировал Данила.

– Давай я тебя так же поцелую, и ты скажешь, считается это или нет, – отбрила Машенька.

– К тому же он не обнял, – тихо добавила Даша.

Наши взгляды снова пересеклись и зацепились. Заискрило. Меня будто краном подняло, ноги сами шагнули вперед, руки призывно поднялись.

– Тогда выбираю Дашу.

– О-о, да тут новые отношения складываются. – Наташа закончила игры с юбкой, колени свелись до упора, взор потускнел.

Объятия получились самыми настоящими, поцелуй – яростным, сладким и многообещающим. Тела проснулись, сознания поплыли. От наших действий распалились зрители. Донесся голос Данилы:

– Давайте разнообразим. Со следующего раза выбранная девушка будет сидеть на коленях парня.

Оторвавшись от мягкого счастья, я покосился на сестренку. Так дело не пойдет, пора прекращать провокации. Одно дело мы, взрослые и те, кто почти вошел в эту роль, другое – всякие шмокодявки, у которых на губах молоко не обсохло. Умненькая Наташа перехватила взгляд и что-то шепнула Даниле.

– Молодежь, вы куда-то шли, пока нас не встретили? Вот и идите, не мешайте дядям и тетям развлекаться.

Машенька надула губки, зато Захар вскочил с радостью. Они демонстративно медленно поднялись, чтоб оставшиеся почувствовали всю глубину их возмущения и своего морального падения, и отбыли. В беседке остались мы четверо.

– Даша, крути, – распорядился Данила. – А ты, Натка, подвинься, иначе нам не светит, все снова достанется этим двоим, которым кажется, что нашли друг друга.

– Правильно сказал – «кажется». – Рыжая стервочка задумчиво поелозила бедрами по перилам, выставленные коленки упрямо глядели на меня. Кривизна тонких ног даже в сведенном виде не скрывала спрятанного, скорее намекала и предлагала, и менять столь выигрышную позицию на вид сбоку, который совсем не впечатлял, девушке не хотелось. Она обернулась к парню. – Данил, давай, лучше ты сядешь напротив прохода, а то мне здесь удобно.

– Я сказал подвинься, не поняла? – повысил голос дворовый заводила.

Даша примирительно дополнила:

– Мальчики-девочки должны быть вразнобой, иначе снова поругаемся, к кому ближе указатель.

– Тогда пусть Дашка пересядет, – уперлась Наташа.

– Ага, и твой сектор станет самым большим, – не согласилась Даша. – Нужно поровну.

Наташа нахохлилась на своей жердочке, Чувствовалось, что упорства ей не занимать. Понимая, что правы все кроме нее, девушка из последних сил привлекала мое внимание, показывая, что не на ту запал, что здесь возможности не меньшие, пусть и прячутся в глубине. Дашины прелести сами лезли в глаза, казалось, что любой ветерок их колышет, а небольшая встряска приведет к большому землетрясению. Наташе приходилось доказывать, что она тоже соблазнительна. Хиленькие плечи переходили в маленькую грудную клетку, славную тугими пупырышками, которые казались такими исключительно из-за присутствия рядом объемистой рослой подруги. Из-за худобы сложение казалось больше детским, чем женским, но тощие ноги и узкий таз – тоже шарм своего рода, если им правильно пользоваться. Вот Наташа и старалась. Честно говоря, я назвал бы ее красивой, если б не оценивающее выражение риэлтора, которое делало лицо неприятным, а красоту сводило на нет.

– Ната. – В голосе Данилы лязгнуло и повеяло морозом.

– Ладно, иду, давайте уже. Крути, Дашка. – Наташа сместилась, куда сказали.

Чтоб секторы стали равны, между девушками приземлился перепрыгнувший бортик Данила. Как я уже понял, ни Даша не была его девушкой, ни Наташа, но вся троица прекрасно чувствовала себя вместе, пока не появился я. Теперь девушки боролись за внимание нового кавалера, а недавний баловень судьбы ощутил себя обделенным.

В его голову пришла некая мысль, и что-то изменилось. Он незаметно пошептался с девчонками, обе нехотя кивнули, игра продолжилась. Теперь со стороны Данилы неприятия не было, он словно подталкивал меня к более откровенным действиям.

– Везунчик, – сказал парень, когда при второй раскрутке горлышко остановилось около меня после застывшей в нетерпении Наташи, на которую оно указало первой.

То, что недавно висело на жердочке и лишь на минуту распласталось по деревянным доскам круговой скамьи, вихрем оседлало мои колени, шея попала в капкан, а чужой рот показал все, на что способен он и все другое, что он в неком роде олицетворял. Мои руки машинально сошлись в ответном объятии. Даша презрительно скривила губки, но глаз не отвела. Распыляясь под жарким напором Наташи, я одновременно косился на вторую игрунью, которая вдруг улыбнулась и послала обнадеживающий воздушный поцелуй: «Все понимаю, и на все эти потуги найду, чем ответить». У меня вспотела спина.

Бутылка вновь закрутилась, рыжий торнадо вернулся на место, Данила резко вскинул голову. Я тоже обернулся.

Возвращались Маша с Захаром, делая это максимально быстро. На обоих лица не было, они почти бежали, изо всех сил стараясь сохранить достоинство и не превратиться для окружающих в испуганных детей, которыми, в сущности, являлись. Машенька едва не ревела, паренек мог спрятаться на фоне машины «Скорой помощи», если глаза закроет. Даже губы побелели. Захар стал перешептываться с Данилой, а сестренка виноватой походкой гусеницы просеменила ко мне. Сложенные на животе пальцы теребили друг друга, взор пытался сквозь землю разглядеть на той стороне Америку.

– Саня, тут такое дело… мы шли… мальчишки с соседнего двора начали меня задирать, а Захар ответил. Слово за слово… в общем, получилось, что он оскорбил их, и нашему двору забили стрелку. Через три часа в парке. А у нас все разъехались на лето. Оставшиеся сейчас все здесь – Захар и Данила. Сможешь пойти с ними на разборку с соседями?

– За них – нет. – Я выдержал паузу. – За тебя – да.

– Спасибо! Я знала, ты настоящий брат!

Девушки ревниво проследила за последовавшими сестринскими объятиями с поцелуем.

Приятно чувствовать себя востребованным. Хорошее выдалось лето, что ни день, то приключение. А лето только началось.

Как пояснил Захар, противников будет человек десять, в основном малолетки, в нашем дворе такие даже за боевые единицы не считались. Я стал размышлять, могу ли рассчитывать на кого-то из знакомых своего круга. Старая дворовая компания распалась, новое поколение в количестве двух особей сейчас таращило глаза в надежде на чудо. Данила явно парень не промах, иначе не вылез бы в лидеры. Захар – просто пушечное мясо, хоть и мнит себя каратистом. Точнее, его мнят. Я тоже не боец в полном смысле слова, если сравнивать с теми, для кого это профессия, но за себя и тем более за сестру постою. Нескольких пацанят явно стою.

Перебор в уме прежних приятелей ничего не дал, почти все, с кем учился и дружил, сейчас далеко. Остались двое: обремененный близнецами молодой папаша, которого впутывать в неприятности не хотелось, и опустившийся одноклассник-выпивоха, связываться с ним выйдет себе дороже. В момент раздумий, на кого еще можно положиться, в кармане затрезвонило.

– Здорово, братан, – понесся из телефона знакомый гортанный говор, – на вечер галстук не одолжишь? Намечается культурное мероприятие с возможными некультурными последствиями, а у меня, как назло, все либо порвано, либо отдано.

Судьба подкинула идеальную кандидатуру, однако время играло против. Не получится помочь друг другу, хотя оба могли бы.

– Я далеко.

– Жаль. – Гарун на секунду задумался. – Насколько далеко, а то, может, все решаемо?

– У родителей. – Я тяжко выдохнул.

– Да, не близко. И энтузиазма не слышно. Наверное, скука смертная?

– Не сказал бы.

Что-то насторожило друга.

– Так, выкладывай. Где ты и что делаешь?

– Не поверишь: собираюсь на стрелку с малолетней шпаной.

– Ты?! Как угораздило?

– Из-за сестры.

– Понятно. Куда подъехать?

Вариант зубодробительно чудесный, но невыполнимый.

– Не успеешь. – Я снова вздохнул. – Стрелка через три часа, а электричкой или автобусом со всеми их остановками в наш городок добираться дольше.

– Адрес у меня записан, жди. – Дыхание друга сбилось, словно он куда-то бежал.

– Говорю же: не успеешь!

– Сейчас скорый поезд отправляется, он идет через твои чепыжи. Если поторопиться…

– Гарун, он у нас не останавливается, здесь только электричка…

– Возьму билет до ближайшей станции, а на вашей сорву стоп-кран, какие дела? Если опоздаю на поезд, возьму такси. Все, жди.

Окружающие с удивлением смотрели на меня, медленно возвращавшегося в реальность.

– Друг приедет. – Я спрятал телефон в карман. – Надежный друг. Одним хорошим бойцом больше.

Девчонок мы отправили по домам. Начинались чисто мужские дела, где они только мешают.

– Если у каждого не будет с собой чего-то серьезного, нас замесят. – Данила привел нас домой, в соседнюю высотку. – Саня, что предпочитаешь?

Он взялся за низ дивана, где у других хранится белье. В выдвинутом ящике внавалку лежали уличные средства защиты и нападения: велосипедные и обычные цепи разных размеров, в том числе с грузилами на конце, бейсбольные биты, кастеты, ножи всех размеров, от финок до тесаков-мачете. Особенно поразил диск циркулярной пилы, надетый на цепь. Не хотелось бы оказаться на пути.

Я выбрал кастет: в ношении незаметно, в использовании просто, и, если что, легко избавиться. Захар сложил в карман велосипедную цепь. Сам хозяин арсенала повесил под мышку граненые нунчаки в самопальной кобуре.

– Для твоего друга что-то взять?

– Он сам по себе оружие. – Я задумчиво пожевал губу. – Но что-то вроде кинжала в тяжелой ситуации его порадует.

Выходя, я окинул взглядом хоромы дворового лидера. В мое время хулиганы жили хуже. Король двора и компьютерный просиживатель штанов – разные виды животной фауны, на моей памяти никогда не пересекавшиеся. Либо одно, либо другое, как же иначе? Потому обладатель дорогого ноута, сравнимого по цене с небольшим автомобилем, вызвал уважение. Было видно, что аппарат стоит не для мебели. Не зря на Даниле девчонки пачками виснут, парень оказался многогранным. Что ж, потому и лидер. Или наоборот: лидер, потому и. У девчонок это на генном уровне – выбирать победителей по жизни.

Четко в оговоренное время из двора через улицу показалась толпа малолеток, их возглавлял крепкий бычок в кожанке поверх тельняшки. Они косились на нас, мы как можно равнодушнее разглядывали их. Одиннадцать человек лет от тринадцати. Один с крысомордым питбулем на поводке. Двое, не скрываясь, крутили в руках монтировки. У кого-то из карманной колонки на всю улицу горланила музыка, что-то наркоманско-матерное. Моральные уродики упивались пародией на крутизну.

Каждая компания двинулась к близлежащему парку по своей стороне дороги. На пути неприятеля оказался магазин. Снаружи работали несколько мужичков в робах, они носили из уличного лотка на склад нераспроданные ящики с фруктами. На наших глазах шпана окружила грузчиков, к животам приставились ножи, несколько пацанят хватанули разных вкусностей и мгновенно умчались вперед. Ножики сразу исчезли, задиристая ватага под музыку прошествовала дальше. У обалдевших грузчиков открылись рты, но ни звука не вылетело. Вздохнув, они продолжили работу, словно ничего не случилось.

– Выпендрёжники. Это для нас демонстрация, – пояснил Данила. – Фрукты им на фиг не сдались, сейчас все выбросят.

Так и случилось. В этот момент в кармане завибрировал телефон, я быстро поднес к уху.

– Не опоздал? – донесся голос Гаруна. – Ты где?

– Около парка, где церковь.

Послышались переговоры с таксистом и гудки. Через минуту друг выскочил из желтой машины как раз, когда оба враждующих двора параллельными струйками вливались в разные двери ворот парка. Центральные створки всегда были заперты, никто и никогда не видел их открытыми. Внутри бронзовый Ленин глядел в светлое завтра, с поднятой руки туда же смотрели облюбовавшие ее голуби.

Быстро познакомившись с моей командой, Гарун перевел внимание на вражескую, глаз выцепил одного черненького.

– Вон того армянчика знаешь? – спросил он меня

– Никого не знаю. Почему думаешь, что он армянин?

– Ты что, не на Кавказе вырос? Еще скажи, что аварца от кумыка не отличишь, совсем обижусь. Это армянин, сразу видно. – Он повысил голос. – Ара! Отойдем на пару слов, брат?

Переглянувшись с компанией, носатый паренек пошел вместе с Гаруном. Как всегда у ребят с юга, они заговорили громко, с жестами, стоя настолько близко друг другу, что любой житель большей части страны почувствовал бы себя некомфортно. О чем говорили – непонятно, но вскоре позвали Данилу и быковатого главаря соседей. Переговоры в расширенном составе завершились пожатием рук, толпа малолеток схлынула вместе с плотоядно облизывавшимся питбульчиком, а наша компания уселась на ближайшей скамейке. Не знаю, как у других, а меня просто не держали ноги. Вместе с прекращением выделения адреналина кончились и силы, мозги стали подкидывать картинки, чем все могло закончиться в худшем случае. Крепок и славен человек задним умом.

Гаруна подобные переживания не тревожили – то ли привык, то ли умело скрывал. Для умиравших от любопытства меня и Захара он провел информационный ликбез:

– Мы с Сержиком поговорили по-землячески, я привел примеры, как надо жить, когда живешь рядом, и их ребята согласились, что не надо из мухи бегемота делать, если слонов не завезли. Короче, Данила от вашей стороны им подтвердил, что теперь мир-дружба-жвачка и полный бхай-бхай, ходите через дворы друг друга сколько влезет, только языки и руки не распускайте. Иначе приедут злые дяди, которые наваляют всем, кто по-человечески общаться не умеет. Всем понятно?

Судя по развороту лица, вопрос предназначался конкретно Захару.

– Поня-атно, – процедил тот.

– Завтра пойдешь извиняться. – Гарун поднял руку, останавливая готовое сорваться возражение Захара, у которого уже рот открылся. – Скажешь, что вспылил и просишь прощения. Это не западло, а ты, как мне сказали, действительно за базаром не следил. Они в ответ извинятся за то, что случайно обидели девушку, да еще в присутствии парня, который в ответ, само собой, не мог ударить в грязь лицом. Если что-то пойдет не так, звоните. – Он посмотрел на часы. – Ну что, Кваздапил, одолжи галстук, а то совсем опаздываю.

– Все отцовские галстуки к твоим услугам! – Я сотворил жест дарения мира. – Все два!

Кастет вернулся к хозяину, и, спешно распрощавшись с парнями, мы ринулись ко мне.

После выбора галстука из гардероба, которым батя не пользовался с самой свадьбы, Гарун исчез как метеор в ночи. Можно было уехать с ним, но друг торопился, а мне, наоборот, нужно любым путем дотянуть до завтра. Последние события показали, что здесь время пройдет занимательнее.

Увы, надеялся зря. До самой ночи Машенька где-то гуляла, звонки остались без ответа, а в свое время спросить контакты у веселых девчонок я не догадался. Не идти же к Даниле за информацией о девушках, с которыми он сам гуляет. Траление сети тоже оставило без улова, подружки не нашлись ни среди студенток, ни среди старшеклассниц. Я пробовал везде, поскольку с возрастом Даши и Наташи не определился. Странно, что они нигде не светятся, для молодых и незамужних интернет – второй дом. Сетевая страничка Машеньки удивила тем, что в друзьях такие тоже отсутствовали. И среди друзей ее друзей. Неужели столь симпатичные особы не дружат с виртуальной реальностью? Покажи там Даша что-то из своего натурального, или Наташа улыбку без фальши, я бы лайкнул.

В итоге вечер прошел в разговорах с вернувшимися родителями.

– Как дела? – весомо спрашивал отец.

– Нормально, – отвечал я привычно.

Для бати этого было достаточно: сын в порядке, живет своей головой, проблемы решает сам. С чувством выполненного долга отец садился за стол уминать борщ и попутно качал головой, косясь на бегущую строку в телевизоре. Тот работал с выключенным звуком – мама не любила лишнего шума.

С мамой такое не проходило, ей требовались подробности, которые она считала важными:

– Питаешься хорошо?

– Изумительно.

– Не ври. Будто я студенческой жизни не знаю.

– Если знаешь, как я питаюсь, зачем спрашиваешь?

– Мне же нужно знать, как живет мой сын. Кстати, сынок, девочка-то у тебя есть?

– Мама!

– Что – мама? Я сорок пять лет мама. Вот у Лидии Степановны сын уже три года как женился. И у Варвары Никитичны. А у Олеженьки Розовского уже двойня.

– Тебе внуки нужны или чтобы я был счастлив?

– Конечно, чтоб счастлив. Но какое счастье без детей? Кстати, у Валентины Игнатьевны дочка сейчас колледж заканчивает…

– Ну ма-ама!

– Молчу-молчу. Но имей в виду. Алиной зовут. Такая хорошенькая…

– Мам!

– Все, ни слова больше. Но ты меня понял.

Затем отец включил новости со звуком, мама стала собирать мне соленья-варенья в дорогу, и я отправился спать.

Отдельных хором в двухкомнатной хрущевке для заскочившего на побывку отпрыска не предусматривалось, мне снова постелили в комнате, где последние четыре года царствовала сестренка. Мордочки смазливых мальчиков с плакатов на стене мне ничего не говорили, какие-то новые поп-звездуны. Бардак в комнате после материнских угроз несколько уменьшился, но за время с моего приезда вновь достиг апогея. Машенька неудобств во всюду валявшихся вещах не видела. Наоборот, знание того, что стилус от планшета лежит под розовым носком, который в свою очередь прикрыт джинсовыми шортиками, задвинутыми под кровать, после наведения порядка обнулялось и вводило в ступор. Возникало ощущение, что в знакомом компьютере сменили вид операционки: файлы где-то внутри, но попробуй найди!

Взгляд пробежался по бумагам сестренки. Книжек практически нет, только старые учебники и несколько глянцевых журналов с глупыми советами для дур. Никакого блокнотика или записной книжки тоже не нашлось, а я рассчитывал хоть там найти телефоны-явки-пароли Даши или, на худой конец, Наташи. Для развлечения годились обе, для большего – ни одна из них. Значит, в этот раз развлечения отменяются окончательно. Вот если б залезть в Машенькин телефон, там наверняка имеются обе. Увы, телефон гулял вместе с владелицей.

Кстати, о телефоне: днем заметил у сестренки крутой смартфон. Как раскрутила родителей на такой подарок? У меня тоже неплохой, но раза в четыре дешевле. Надо сказать, чтоб не баловали девчонку, на эти деньги семья год проживет безбедно.

Едва расположился на раздвинутом ради меня диване, в комнату шмыгнула вернувшаяся Машенька.

– Санька, спишь?

– Цифры на часах, отсутствие света в комнате и моя поза под одеялом тебе ни на что не намекают? Тогда не сплю.

– Отлично, а то боялась разбудить. Слушай, ты, оказывается, такой крутой! И друг у тебя крутой. И я теперь крутая, поскольку у меня такой брат. Данила аж зубами скрипит. А Дашка от тебя без ума.

В темноте Машенька разделась и юркнула под одеяло. От ее кровати до меня рукой подать, можно разговаривать без опасений, что услышат родители. Я поинтересовался:

– Она сама сказала?

– Кто? – Ее улетевшие вперед мысли застыли в ступоре. Что?

– Даша. Что я ей нравлюсь.

– Этого только слепой не видит. Она перед тобой и так, и эдак.

– Мне казалось, что это от отсутствия в данный момент более подходящего кавалера. А «и так, и эдак» – это, скорее, о Наташе. Ей я тоже нравлюсь?

– Такой большой и такой глупый. Натка просто злилась, что ты не на нее глаз положил. И Даниле хотела нос утереть: смотри, типа, какие парни мной интересуются, а приходится с тобой ходить.

– Чего же она с ним ходит?

– Как ты сказал – из-за отсутствия в данный момент более подходящего кавалера.

– А Даша?

– Что – Даша? – не поняла сестренка.

– Она тоже «ходит» с Данилой?

– При чем здесь Данила? Говорю же: ей нравишься ты, но если решишь подкатить, учти, она привередливая, ко многим липла, а затем, как узнает получше, от ворот поворот.

– Она местная?

– Если в смысле, что не приезжая как мы, то да, родилась здесь. А если по поводу места жительства, то очень своевременный вопрос. Уже на этой неделе на лето она переезжает в город, где ты учишься, соседями будете.

– Чем она занимается?

– Учится.

– Где?

– Здесь, у нас.

– Спрашиваю, в каком учебном заведении, на кого?

Машенькин телефон разразился нежным журчанием.

– Прости, это Захар. Я пообщаюсь.

Пока парочка обменивалась текстово-смайликовыми любезностями и случившимися за полчаса новостями, мой уткнувшийся в подушку организм начал засыпать. В какой-то момент сквозь дрему донеслось:

– Если Дашка попросит твои контакты – дать?

– Почему нет? Только не обнадеживай, я тоже привередливый.

Снились Даши и Насти, над всем царила хохочущая Мадина, тыча в рот пикантной родинкой, а в стороне тихо вздыхала и отворачивалась Хадя. В итоге я проснулся разбитым и недовольным, вставать не хотелось.

В голове крутилось: а стоит ли уезжать? Даша – вариант ничуть не хуже Насти, которая поиграет со мной и выкинет. Здесь я могу сам поиграть. Правда, сестренка говорит, что подружка у нее привередливая, и предыдущие авансы ничего не стоят. От добра добра не ищут, особенно когда второе добро под вопросом. Строить с Дашей отношения и называться ее парнем не собираюсь, сердцу милее такие, как Хадижат – скромные и надежные. Жаль, что рядом ни одной похожей кандидатуры.

Утро затянулось, а когда я, наконец, собрался, Машенька соблаговолила проводить на станцию. Это значило, что Захар чем-то занят, но подавалось как великое одолжение брату.

– Саня, ты уезжаешь от таких возможностей и при этом весь светишься. Чувствую, Дашка зря губу раскатала. Тебя кто-то ждет?

– Впереди нас всех ждет что-то хорошее.

Машенька фыркнула:

– Ну-ну. Или кто-то хороший. – Губы растянулись в лукавой улыбке. – Признайся честно: у тебя есть девушка, и ты едешь к ней?

(продолжение следует)

– В каком классе? Сколько вам было лет?

– На втором курсе.

Излом бровей увеличился, жадная до подробностей слушательница уточнила:

– Ты же про первый раз?

– Да. Мы выпили и отправились к знакомым девчонкам.

– Твоя была среди них? – упало новое требование деталей.

– Моя? А-а, в этом смысле. Нет, у меня не было своей. По дороге мы основательно затарились пивом и водкой. Нам оказались рады. И наутро…

– Стоп! – Девичьи кулачки отцепились от щек, ладони с громом ударили о стол. – Подожди про утро. Сколько вас было?

– Трое парней, трое девчонок.

– Все ровесники?

– Да.

– Что же вы делали?

– Пили. Всю ночь.

Мадина хмыкнула:

– Это понятно. А кроме?

– Потом я ничего не помню.

– Постой. Ты хочешь сказать…

– Да, – признал я. – Все произошло по пьяни, и в памяти ничегошеньки не осталось.

– А у тебя было с одной или?.. – Фраза оборвалась, глазки зловредной выпытывальщицы сощурились.

– Говорю же – не помню. Просто не знаю. Очень надеюсь, что никто в тот день не залетел, хотя меня, конечно, специально потом не информировали. Но и претензий не предъявляли. И счастье, что никто ничего не подцепил. Впрочем, тоже говорю лишь за себя: мне повезло. Утром все проснулись в одной перевернутой вверх дном квартире. Валялись вповалку, грязные, противные. Я очнулся первым и ушел. Вот.

Переведя дух, я потянулся за чашкой.

Мадину рассказ не устроил. Она склонилась вперед, локти уперлись в стол, голос понизился до тонов, которые можно принять не просто за недовольные, а за угрожающие:

– Так не пойдет. В ту ночь у тебя вообще могло ничего не быть. Твое «повезло» только подтверждает это, а ты обещал…

– И выполнил все, что обещал. – Разведенные руки сотворили жест «сэ ля ви, дорогуша, ничего не поделать».

Голова Мадины несогласно мотнулась:

– Я просила историю, которая хоть как-то помогла бы в жизни новыми знаниями.

– А я что? Очень показательная история. С тех пор практически не пью. Можно сказать – судьбоносная история.

– Не принимается.

– Остаюсь при своем мнении. – Я лукаво подмигнул: подловила хитростью, хитрость же прилетела ответно.

– Мне нужно другое.

– Тогда бартер. В твоем тихом омуте уже имеются чертики, которых прячешь, меняю на них своих.

– У меня совершенно другое!

– Баш на баш. Или тоже рассказываешь об опыте в этой сфере, каким бы он ни был, или я сейчас же выпроваживаю тебя за дверь, считаю до трех. Два…

– Стой! Ты плут и мошенник.

– Сама такая.

– Кваздик, ведь понимаешь, если кто-то узнает…

– Кто-то, имеется в виду – кроме меня? А что ты ответила вчера, когда я предположил, что мои откровения могут уйти в народ? Дословно: «Слышал когда-нибудь, чтобы я трепала языком?» Я не слышал, и вот ты тут. Так же никто и никогда не слышал сплетен от меня. Если б это было не так, вряд ли Гарун продолжал бы считать меня другом.

По щекам Мадины поползли пятна, довольно быстро покраснела и шея. У выбранной не по размеру футболки при наклоне отвисла горловина, и проявления внутренней борьбы продолжили движение дальше, отчего мне пришлось срочно уводить застопорившийся взор.

Родинка. Чертова родинка. Чертова девушка с чертовой родинкой на чертовой груди. Черт-черт-черт.

Мадина решилась.

– С похожим вопросом однажды я обратилась к Султану, ты видел его вчера на вечеринке.

Султан? Еще бы не помнить Султана. Окажись он чуть более адекватным, и не бойся Настя в таком состоянии остаться с ним наедине, крепкий парниша с мутным взором уехал бы с девчонками вместо меня. И не было бы в моей жизни незабываемого лета, которое едва началось.

На всякий случай я уточнил:

– Тот родственник, который домогался Настю?

– С какой стати ты его нам в родственники записал?

– Из парней присутствовали только друзья и родственники, вот и подумалось…

– Он другой нации, и не больший родственник, чем ты. – Взгляд Мадины сверлил столешницу, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза. – Потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья скольких проблем избежала бы...

– Мы сейчас не о Шамиле, – напомнил я.

Несмотря на бурю в душе и делавшую «ай-я-яй» деликатно устранившуюся совесть, которая издали с укоризной грозила пальчиком, взгляд упивался уютной белизной, тугой статью и выглядывавшими удивленными клювиками. И, естественно, гипнотизирующей, непередаваемо влекущей родинкой. Сердце отбивало походно-строевой марш, мышцы и нервы напряглись, заворочались закованные в кандалы приличия монстры. Мадина была шикарна и ни на секунду не давала забыть об этом собеседнику. Собеседник не забывал.

– Султан сначала послал меня подальше, наехал с той же дурью, с которой носятся остальные, пришлось смиренно слушать и кивать головой. Затем я пошла с козыря. «Ты меня знаешь, – сказала я. – Упорства мне не занимать, мотивы сильны, намерения серьезны. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. – Мадина победно улыбнулась. – Там он еще раз провел воспитательную работу, после которой даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и тогда Султан сказал, что в следующий раз все будет по-моему. Он сам позвал меня к себе, провел так, чтобы никто не видел, и без купюр и глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало, а потом и показал, научив делать мужчине приятно. Можно сказать, это был мой «первый раз».

– Значит, он тоже твой «тайный герой»? – фыркнул я, вспомнив, с чего началось мое охмурение.

Мадина не приняла язвительности:

– Нет, просто он поступил по-мужски – дал слово и честно выполнил его. Теперь я кое-что знаю в этой области. Мало, но все-таки. Рассказать?

– Не надо! – Мои руки вскинулись в останавливающем жесте.

– Тогда твоя очередь, жду про настоящий первый раз, о котором помнишь.

Вот дотошная.

– Ладно, – сказал я. – Но сразу после этого ты уходишь. Договорились?

– Если ты снова не надуешь меня – то да, – весело согласилась девушка.

– Короче, слушай. На первом курсе…

– Но ты же говорил… Обманщик!

– Не влезай со своими претензиями и все поймешь, – буркнул я. – На день рождения друзья подарили мне девушку по вызову. Так это звучало с их слов.

Личико слушательницы резко сморщилось, словно вместо меда ей подсунули хрен.

– Я только что въехал сюда, в эту комнату…

– Какая из кроватей твоя?

– Вон та. – Мой подбородок кивнул в сторону окна.

– Фу, – сказала девушка, отворачиваясь.

Это «фу» явно относилось не к внешнему виду спального места, оно выглядело презентабельнее соседних, просто у слушательницы разыгралась фантазия.

Я продолжил:

– Узнав, что у меня еще не было женщины, приятели решили это дело поправить. Они скинулись на «подарок», перед моим приходом украсили комнату гирляндами, ироничными лозунгами и не совсем приличными рисунками. Мне закрыли глаза, девицу втолкнули в помещение, затем разрешили открыть глаза и оставили одних.

– И? – подбодрила Мадина.

– Девушку звали Каролина. Она старалась изо всех сил… но у меня ничего не получилось.

Только что кисло морщившееся личико нынешней партнерши просветлело:

– Совсем?

– Я не смог, – признал я, – хотя девица честно пыталась отработать плату.

В собеседнице поднялась волна смеси удивления с состраданием:

– Тебя… настолько не интересует секс?

– Почему? Очень интересует. – Глаза предательски нырнули в провисший ворот чужой футболки.

Мадина заметила, губы растянулись в улыбке.

– Но ты не смог. Потому что за деньги, да? Не по любви, а по обязанности?

– Наверное.

– Бедненький…

Голые ножки скользнули на пол, и то, чего я опасался вначале, произошло: колени приняли растекшуюся теплом тяжесть, на плечо склонилась головка. Приникшая Мадина обняла меня вокруг груди.

– А ты снова надул меня, – высказала она с тихим смешком. – Значит, попытка не засчитывается.

– Ты просила про один раз, получила про целых два. Мы более чем в расчете. Твоя очередь выполнять соглашение.

– Эти «целых два» – ненастоящий, который помнишь, и настоящий, который не помнишь. Несерьезно. Давай про самый настоящий.

Ее руки вдруг обрели твердость. Мне это не понравилось:

– Мадина…

– Что?

– Если не хочешь быть вышвырнутой с применением силы – оденься. Меня твой вид…

– Возбуждает?

– Нервирует.

– И только?

– Нервирует как раз потому, что возбуждает. – Чтоб не попасть в очередную ловушку, я бил правдой, никакие намеки и ложь не окажут столь же сильного воздействия. – Ты роскошна и соблазнительна, но у нас с тобой не будет ничего, что не умещается в понятие дружбы.

Через сопротивление я поднялся на ноги, прижавшееся тельце повисло на миг, но ему пришлось опуститься на пол.

– Глупый. Тогда нам совершенно нечего будет вспомнить.

– А зачем? – спросил я.

Руки отдирали от себя прилипшее существо, но взамен одного щупальца вырастало другое. Мышцы отказывались работать в полную силу, собственный организм предавал меня, выступая на стороне противника. Противник это прекрасно чувствовал.

– Как зачем? Зачем люди тратят свои жизни на поиски радости и счастья?

– В обход совести ни одна радость не принесет счастья.

– Говоришь, как столетний дед. Кстати, а оказанная другому помощь принесет счастье?

Соперница более подкована в словесных битвах, того и гляди, вырвет победу в споре, о котором буду жалеть всю жизнь. Впрочем, жалеть буду в любом случае. Этот вывод лежал на поверхности, потому так много в мире Дон Жуанов и так мало святых. А в святые я совершенно не стремился. И Божьего гнева не боялся, хотя небеса упорно испытывали меня на прочность. Они будто желали получить повод для такого гнева, я же хотел просто оставаться собой, балансируя между моралью и расчетом в лучшей из точек равновесия – в мире со своей совестью. Столетний дед, говорит? Пусть так. Человек, который столько прожил, редко ошибался.

– Мы договорились, что ты сразу уйдешь. – Борьба рук и тел продолжалась. – Уходи, потому что еще минута, и я не выдержу.

– С удовольствием задержусь на минутку.

Мелодия «Лезгинки» заставила обоих вздрогнуть. Мадина бросилась к сумочке, звонивший телефон взвился к уху. Разговор пошел на своем. Пока одна рука держала трубку, вторая на ходу стаскивала футболку, а моему стыдливо следившему взгляду нахалка успела даже подмигнуть.

Я был рад звонку. Кажется. Скажем так: частично.

По окончании разговора Мадина усмехнулась.

– Родные мотивы – родной крови. – Отключенный телефон полетел в сумочку, девушка ринулась к брошенным вещам. – Гарун скоро вернется, нужно бежать.

Дверь в ванную, где она одевалась, принципиально осталась открытой. Неуемная авантюристка поражала упорством в достижении целей. Направить бы его в благое русло…

Не думаю, что Султан считает себя проигравшим, может, и мне не стоит пенять на русло? Ведет в приятную страну, от меня ничего не требуется, просто плыть по течению…

– Помоги, – донеслось из ванной.

Виляющий таз Мадины втискивался в надеваемое через голову платье, которое руки стягивали вниз по фигуре. Мне под нос выставилась спинка, где требовалось застегнуть молнию. Я молча вжикнул, ноги сделали шаг назад. Мадина ожидала как минимум объятий, но приняла реальность, сборы продолжились. Затем из ее уст упало слово, всего одно, зато какое:

– Завтра.

Ощущение – меня забыли в криосауне.

– Что? – тупо спросил я.

– Не придуривайся. Встретимся завтра.

– Завтра меня не будет, уезжаю.

Метавшийся по квартире вихрь, подхватывавший куртку и сумку, на миг застыл, ресницы обалдело хлопнули:

– А послезавтра?

– Минимум на неделю.

– У меня есть твой номер, списала у Гаруна. Свой не даю, потому что брат проверяет. Надеюсь, на звонки от неизвестных отвечаешь?

Уметь бы тоже так брать быка за рога, чтоб бык чувствовал себя глупо и безысходно, и мощные копыта покорно топали на поводу в нужную сторону.

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Вообще или имеешь в виду звонок от конкретной меня?

– Какая же ты умная плюс к тому, что красивая.

– Это ты обо мне еще не все знаешь.

Мадина обежала себя взглядом – все ли в порядке.

– Волосы не высохли, – напомнил я.

– Неважно. – Из сумочки появился платок, под которым спрятались последние улики.

На меня снова глядела гламурная фифочка, узкое платье подчеркивало дары природы, звал на безумства вызывающий взор, а плотоядный оскал обещал не выпустить живым. Кожаные куртка и сумка казались выпотрошенными жертвами. Лишь скромный головной убор нарушал композицию.

– На Хаде платок смотрится органичней, а тебе больше идут распущенные волосы, – сообщил я. – Вообще, странно видеть тебя в платке.

– Скоро без него вообще не увидишь.

Скоро вообще не увижу, подумалось с тайным облегчением.

Да, не увижу, уныло согласилось что-то другое во мне. А жаль. И какого черта, разве традиции приятеля, о которых пекусь – мои?

Мадина еще раз проверила волосы.

– Дома сразу пойду голову мыть, никто ничего не заметит. – Ножки с красными ноготками вделись в туфли, а при открывании входной двери губ коснулся мимолетный поцелуй. – До встречи, Кваздик. Ты хороший и правильный, это правильно и хорошо, но нехорошо быть настолько правильным. Я над этим поработаю. Если успею. Не задерживайся у родителей.

Глава 4

После областного центра в нашей глуши оказалось тускло и тоскливо. Заняться нечем, пойти некуда. Первые впечатления от приезда улеглись, папа с мамой весь день на работе, сестренка трещала без умолку, сообщая новости, кто умер, кто женился, а кто из ее подружек с кем гуляет. До колик захотелось вернуться в самостоятельность, где никто не стоит над душой, а если встанет, то такого легко можно послать в пешее путешествие по известному маршруту. С близкими родственниками подобный финт не пройдет. Решение практически созрело, и тут раздался звонок на сотовый.

Номер не высветился. Рука тянулась к телефону, призывно светившийся экран рисовал в мозгу соблазнительные картинки. Я сдерживался из последних сил. С первой минуты приезда душу рвали сомнения: что делать, когда Мадина позвонит? Именно «когда», никаких «если», я уже понял ее непробиваемую натуру. Летящий самолет не остановить, его можно только сбить. Или сесть на борт. Вопрос: люблю ли я кататься на автобусе без тормозов? Такой до нужной точки подбросит со всеми удобствами, но это, во-первых, даже не такси, а общественный транспорт, с чем, увы, не поспоришь, а во-вторых, напоминаю, без тормозов, без серьезных травм соскочить не получиться. Но главное не это, не забота о себе, любимом, электромясорубкой прокручивала мозги в фарш.

Жизнь на Кавказе наложила отпечаток. Я жил двумя культурами и понимал обе. Каждая чем-то манила и чем-то отпугивала. Мне нравилась надежная патриархальность южных нравов, но одновременно нравилась легкость бытия у молодежи озападнившегося севера. С уважением относясь к одним традициям, я следовал более приятным другим.

Мадина сделала тот же выбор. Следует ли осуждать человека, который думает как я?

Все же что-то во мне воспротивилось, и кнопка разговора осталась не нажатой. Но и сбросить звонок это что-то не позволило, чтоб для звонившего сохранялась интрига. Дескать, я не ответил не потому, что не хотел (ведь хотел!), а просто не услышал. Не перезвонил, потому что номер скрыт. В следующий раз, мол, обязательно отвечу.

Если это Мадина, следующий раз не заставит себя ждать. Хватит ли у меня воли снова?

Брошенная на телефон подушка не помогла, уши еще долго слышали крик далекой души даже после того, как он смолк. Чтоб не терзаться, я выключил телефон.

Еще один день прошел бездарно. Вечером сестренка потащила меня гулять. Всего четырнадцать, а разговоры только о мальчиках. И мальчик, как выяснилось, уже имелся, во дворе нас поджидало нескладное чучело гороховое – в бейсболке, кедах, на джинсах дыр больше, чем ткани, поперек куртки надпись по-английски с примитивно тупым слащавым текстом. При моем появлении вид у парнишки стал испуганным, что немного успокоило: опасности в нем не чувствовалось. Ненавижу дерзких и борзых, если дело касается близких людей.

– Саня, это Захар, он почти на год старше, живет в соседнем доме и занимается каратэ.

Чтоб не отвечать на лишние вопросы, сестренка называла меня просто Саней. Родительское Ксаня напоминало ей Ксению, и я не возражал.

Парень недовольно протянул:

– Только начал.

Честность – это хорошо. На правах брата, ответственного за порхающее рядом юное создание, я с придирчивостью оглядел кавалера. Из-под кепки торчали темно русые патлы, уши оттопырены, лицо никакое. Именно так, никакое, и точка. Ни глупое, ни умное, ни наглое, ни забитое. Неподвижные щеки, которые у сестренки во время разговора жили собственной жизнью, пластичные и растягиваемые, как меха гармошки, у начинающего каратиста оставались словно гипсовыми. Тонкие губы крепко сжаты, будто боялись, что вылетит что-то непрезентабельное. Захар ожидал нас в беседке, скрытой гаражами и деревьями. Идеальное местечко для молодежи, которая ищет уединения.

С апломбом королевы двора Маша непререкаемо объявила:

– Мы погуляем немного. Если что, скажешь родителям, что я весь вечер с тобой была?

Вот так. Растет сестренка. А я о чужих беспокоюсь.

– Машка, не в службу, а в дружбу, сгоняй домой за моим телефоном, я его под подушкой забыл.

– Хочешь с Захаром с глазу на глаз поговорить? Только не пугай сильно, у меня не так много ухажеров, как у Ирки Северцевой.

Вообще-то, позыв был другой, но о нем я никогда не сказал бы вслух.

– Беги, разберусь.

Взгляд Захара с тоской проводил умчавшуюся Машеньку, ноги стали нервно перетоптываться на месте,

– Нотации читать будешь? – скривился он, едва я приблизился.

– Зачем? Никаких проблем, вы оба взрослые люди, и сами все понимаете.

Машка обернулась пулей, уже слышался приближавшийся топоток. Явно не хотела оставлять меня с поклонником надолго. По лицу Захара расползлась довольная улыбка, и я завершил речь:

– Только помни, что сестра у меня одна, и ты у себя один. Спасибо.

Последнее предназначалось бурно дышавшей сестренке, которая протягивала телефон.

Молодежь отправилась по своим молодежным делам, а я включил аппарат. Руки почему-то дрожали. Пульс бил в голову. История вызовов сообщила, что скрытый абонент перезванивал еще трижды, затем умолк. А совсем недавно пришло текстовое сообщение с номера, который не шифровался: «Как насчет еще раз в картишки перекинуться? Мухлевать не буду, обещаю. Завтра после шести у меня».

Этот день оказался одним из самых длинных в моей жизни. Она, то есть жизнь, налаживалась.

Настя. Солнце нашего курса. Чувственному чуду стоит лишь поманить пальцем, чтоб у ног грохнулись штабеля желающих, а ей захотелось повторения именно со мной. В прошлый раз поддатой сокурснице изыски не требовались, а остальным мой неутоленный энтузиазм обеспечил ее полностью. Выходит, я произвел впечатление, и лишние кило никакого значения не сыграли. У нее самой лишнего хватает, которое в определенные моменты совсем не лишнее. Пересмотренные фото заставили сглотнуть, глаза опасливо рыскнули по сторонам.

Это оказалось своевременным: сестренка с мальчиком повстречали друзей, теперь вся компашка возвращалась. Кроме моей парочки имелся расхлябанный детина с дурной отвагой в глазах, явно младше меня, примерно призывного возраста. Он вел двух девчонок, держа за талии. Захар, обладатель только Машиной талии, люто ему завидовал.

Вышагивавший между девушек кусок самомнения важно объявил спутникам:

– Там какой-то жирдяй наше место занял.

– Сам ты жирдяй. Еще Дашку жирдяйкой обзови, увидишь, что она ответит. – Машенька кивнула плотной высокой девушке, ведомой слева, но та не встала на ее сторону, вместо этого напряглась и смутилась. Видимо, вес, казавшийся лишним, как и меня очень нервировал. Больную мозоль трогать не стоило. Не дождавшись поддержки, Машка помахала мне рукой. – Это мой брат.

Светлая, курносая, смешливая, сестренка имела благостное личико совершеннейшего ребенка, случайно оказавшегося в теле женщины. Сейчас она напоминала Хадю – такое же наивное мягко-хрупкое создание с женственными обводами и прочими необходимыми выпуклостями. В обеих чувствовалась подростковость, только Хадя благополучно вплыла во взрослость, а Машенька застряла на границе. Наша мама не из худеньких, а дочери почти всегда похожи на матерей, и подумалось, что прежде, чем достичь маминых результатов, Машенька станет этакой Настей – златокудрой бойкой пышкой, по которой будут сходить с ума сокурсники. Пока по ней сходил с ума только Захар, да и тот периодически косился на более созревших особ, которых привел приятель.

Мое поколение, с которым играл, дружил и дрался, разъехалось – по учебе, по работе, в армию. Кто-то загремел в места не столь отдаленные. Кто-то женился и переехал. Во дворе обосновалась новая компания. Они еще не подошли, а в глазах уже читалась свойственные юности неловкость, вспыльчивость, колючая отчужденность и вымученное нахальство. Верховодил, однозначно, долговязый парниша с раздраженно прищуренными глазами. На вид – лет восемнадцати, худой, но спортивный. Одет просто, впрочем, в нашем городишке любое выделение из толпы каралось.

Девицы были примерно его ровесницами. Рыжая худышка с чутким носиком хорька, выискивающего добычу, первой вырвалась из объятий, хлипкий задик запрыгнул на перила беседки. Когда она села на парапет, даже проминаться было нечему.

Вторая являлась антиподом предыдущей – большая и плотная, пухлощекая, крашенная в цвет свежевымытого катафалка, чернотой напоминала Мадину, волосы тоже просто спускались на плечи, но краска и естественность – разные вещи. Одна была, другая казалась. Лопающийся от содержимого бюстик брюнеточки звал на подвиги, крупная фигура дышала чувственностью, однако во взгляде пряталась некая конфузливость за свой внешний вид и все, что здесь происходит. Девушка словно стеснялась этого, хотя, допускаю, всего лишь внутренне посмеивалась. Серые глаза как бы говорили: «Видите, уважаемый, чем дети тешатся? И мне приходится, я же с ними».

– Какой у тебя брат. – Девушки смерили меня озорно- заинтересованным взглядом, демонстративно уходящим в плотоядность. – Познакомь.

Такое внимание к моей персоне сестренку обрадовало, подростки обожают, когда находится повод чем-то возгордиться.

– Саня, это Данила, а это Ната и Даша.

Данила нехотя снизошел до пожатия руки, девушки кивнули. Рыжий хорек оказался Натой, а Дашей звали крупную брюнетку. Данила расправил руки как Христос над Рио-де-Жанейро:

– Звезды нашего двора: Маша, Даша и Наташа. Не имена, поэма!

– Беседка стала трехзвездочной, – пошутил я.

Только рослая Даша чуть растянула губки, остальные либо не поняли, либо проигнорировали. Компания унылой змейкой втянулась в беседку. Я занимал место справа у входа, и Маша плюхнулась рядом чуть дальше, между мной и спешно подсевшим Захаром. Даша расположилась напротив, по левую сторону входного проема, около Наташи, висевшей на перилах как птичка на жердочке. Розовое пятно трусиков выглядывало из-под юбочки, задранные коленки этому только способствовали. Нахалку такие мелочи не волновали, хищный взгляд оглядывал меня придирчиво, с ног до головы, с профессионализмом оценщика, навешивающего ценники.

Данила остался стоять вне беседки, снова обняв обеих девушек, теперь за плечи.

– Закурить будет? – спросил он меня.

– Брат не курит, – влезла Маша.

Мое общество сестренку немного напрягало, а Данилу злило: обе подружки вдруг стали проявлять интерес к более взрослому мужчине, противопоставить которому нечего. А Машеньке хотелось побыть в своем кругу. Мне так казалось. Поэтому я поднялся.

– Пойду, наверное.

Пробежавшийся по лицам взгляд поймал гамму чувств. Долговязый лидер удовлетворенно кивнул. Сестренка странно сжалась, но не возражала. Ее бой-френд-малолетка не знал, как воспринять высказанную идею, сам он моим соседством тяготился, но хотел совпасть мнением с остальными. Зато обе девушки, большая и миниатюрная, однозначно огорчились. Крупная Даша перевела взор на Машеньку:

– Почему не предложишь брату посидеть с нами?

– А действительно, почему? – Сестренка обернулась. – Посидишь с нами?

– Зачем?

– Разве ты чем-то занят? – удивилась Машенька.

Одновременно Данила съязвил:

– Сразу видно старпера, ровесник такой глупый вопрос не задаст.

После «старпера» во мне взыграло… или взбурлило… короче, что-то растормошилось. Зря парнишка меня задел. Настя ждет меня только завтра, до завтра будет тянуться невыносимая бесконечность, и это бессмысленное время ожидания надо как-то убить. Почему заодно не подгадить малолетнему засранцу? Его понять легко, кому понравится, что в компании появился кто-то старше и, скорее всего, сильнее и умнее. Был бы вежливее, оставался бы царем горы, а теперь – поборемся. Жизненный опыт против самомнения и наглости.

– Как говорил незабвенный Пятачок, до пятницы я абсолютно свободен.

Спина вольготно откинулась на решетчатую стеночку, я умолк. Пригласили? Мучайтесь.

Повисла тишина. Девушки ждали чего-то от парней, Захар, типичный «гамма», выбившийся в «беты» молчал в присутствии самцов более высокого ранга, а я, оказавшийся с Данилой в «альфах», инициативы не проявлял. Вопрос «Зачем?» облили сарказмом, теперь мое дело сторона.

Машенька хоть и оказалась в компании самой мелкой, первой не выдержала.

– Может, сыграем во что-нибудь?

– Например? – чирикнула Наташа со своего насеста.

– В бутылочку!

– С братом? – Данила поморщился.

Маша хлопнула ресницами:

– А что, брат у меня славный, я его с удовольствием поцелую.

– Я тоже. – Наташа хитро подмигнула.

– У вас тоже здесь брат? – пошутил я.

– Разве меня много? – Хорек на жердочке возмутился. – Прошу не выкать, если ты не мент, а я не на пенсии.

– Зато меня много. – Даша сделала упор на слово «меня». Серые глаза наполнились горькой самоиронией, губки на миг поджались, словно она хотела заплакать. Секундный позыв миновал, передо мной снова оказалась уверенная в себе молодая женщина, у которой все соблазнительное гордо выпирало и предлагалось как хлеб-соль дорогому гостю. – Разрешаю выкать, мыкать, тыкать и даже ейкать.

– Ты за словами следи, – хохотнула Машенька, мне в бок прилетел локоток, – а то Саня действительно тыкнет.

– Только мыкнешь, – презрительно добавил Данила.

– А то и мнекнешь, – поддержала Наташа, у которой подруга отобрала мое внимание. Тонкие губы раздвинулись в циничной ухмылочке, глаза сузились.

Я понимал, что за колючестью и ядовитостью пряталась обычная неустроенность, так свойственная подросткам. Мир еще изучается, ответные реакции не всегда понятны и прогнозируемы, поэтому защитой выступала улыбочка, на которую легко списать все ляпы. Поняв, что вернуть к себе интерес можно только чем-то действенным, Наташа расширила мне вид на розовое пятно, а голос тихо сообщил:

– Наша Даша такая: почему не менякнуть, чтоб потом хорошо оттебякали?

Сестренка напряглась, на меня скакнул беспокойный взгляд:

– Не принимай всерьез, мы так шутим.

Наташа пожала плечами, на которых лежала рука Данилы:

– Кто шутит, а кто нет. Когда меня тыкают, во мне все еёкает, я мыкаю, затем онкаю, сразу хочется васкать, ихкать и оникать.

– Успокойся, все поняли, что прекрасно разбираешься в местах… в местоимениях. А я…– Даша картинно вздохнула. – Вот вечно я так. Наобещаю, а потом расхлебывать. И ничего не поделать, слово сказано.

Даниле категорически не нравилось происходящее. Легкий флирт постепенно перетекал за грань приличий, большинство не возражало, но он терял главенство. Местный заводила кивнул Захару, и из-под скамьи появилась пыльная бутылка из-под пива, будто специально дожидавшаяся звездного часа. Переданная Машеньке, она вернулась на землю, в центре беседки закрутился волчок.

– Захар! – Объявив результат, сестренка снова с силой провернула бутылку.

На этот раз носик остановился между Дашей и Наташей, где позади стоял Данила. Его в расчет не взяли, началось выяснение, к кому из девушек ближе стоит указующее горлышко. Большинством голосов кроме одного сошлись, что счастье выпало крупной Даше.

– Единственный плюс быть толстым, – фыркнула Наташа, чью кандидатуру никто не поддержал. – Трудно промазать.

Даша не была толстой, она просто плотная и рослая, вроде меня. На выпад она не отреагировала, вместе с первым выигравшим они потянулись друг к другу, губы встретились.

(Продолжение следует)