Небольшое вступление. Всем тем подписчикам, которые читают эту книгу я приношу извинения, за то, что вчера не опубликовал вторую часть. У меня были проблемы с интернетом, которые я смог решить только сейчас.
На выходных, как обычно я сделаю перерыв и после обязательно продолжу публиковать главы. Надеюсь, вам нравится и интересно. Мы ждем ваших комментариев, оценок и мнение. Они для нас очень важны. Единственная, традиционная просьба. Нам не страшна критика. Но мы ждем конструктивной критики. И если вам нравится - не пожалейте минуты, напишите, что вам нравится, какие мысли в голове вызывает эта книга. Спасибо.
Приятного чтения.
Предыдущие главы Непокоренных.
Have to look away before it's too late
Have to put out the fire and memories will fade
And tears will stop flowing and tears will stop flowing
And memories will fade and memories will fade
«Нужно отвести взгляд, пока ещё не поздно,
Нужно затушить пожар, и воспоминания померкнут,
И перестанут литься слёзы, перестанут литься слёзы,
И воспоминания померкнут, воспоминания померкнут».
Из песни группы Deine Lakaien – «Over and done»
- Послушай, мам, - спросил внезапно Пан, чуть убавляя звук привычно бормочущего телевизора, - мааам, - позвал он, привлекая внимание родительницы, не отрывавшей взгляда от экрана, - а что бы ты сделала, если бы я нарушил закон, а ты бы узнала, а?
- Ты? Закон? – Майя Вайнке перевела на сына взгляд светло-зеленых, словно бы водянистых и уставших, но по-прежнему красивых глаз. - Что ты, Пан, ты же никогда не нарушишь закон.
- Почему? – Мальчик пытливо всмотрелся в её лицо, быть может, даже чересчур серьезно и нетерпеливо, запоздало осознавая, насколько провокационно сейчас звучат его легкомысленные вопросы. - Я что, настолько трусливый?
- Ты настолько умный, Пан, - просто пожала плечами та, – надо быть действительно дураком, чтобы пойти против служителей Империи и Системы. – Её тусклый взгляд вновь устремился в жидкокристаллический экран на противоположной стене. Пан подтянул колени к подбородку и уткнулся в них носом.
Да уж. Надо быть действительно дураком. Или психом. Или Высоким, которому всё сойдет с рук…. Что за бред творится? Настроение скакало как сбесившийся баскетбольный мяч – от гнева и ярости к панике, от подкрадывающегося тошнотворными приступами страха к недоумению, от обессиливающего смущения к странному самодовольству. Ненормальный…
День этот, что теперь подходил к концу за совместным с родителями просмотром вечерних новостей, следующий после не дававшего мальчишке покоя инцидента на лестнице, принес иные новости, мысли и сомнения, нежели Пан ожидал накануне. В вестибюле учебного корпуса, на главной доске объявлений, появился приказ о заселении в общежитие кадетского корпуса всех нуждающихся и желающих первокурсников. Не то, чтобы Пан давно и серьезно думал о том, чтобы съехать от родителей, однако, как знать, выпадет ли в его жизни другая такая возможность стать еще ближе к Высокому Сектору? Каким бы оглушительным градом ни сыпались теперь события на голову парнишки, судьба странно благоволила ему в последнее время, и он был готов поверить, что всё это – не просто так, что нельзя закрывать глаза на подобные ее подарки, даже если теперь они заставляют немало поволноваться… С другой стороны, и решиться на переезд было, признаться, страшно, ведь – что, если он всё же не оправдает ожиданий Империи, и ничего не выйдет? Или разочаруется сам в собственных порывах? И как, в конце концов, быть с этим парнем, Алексисом Брантом?
Пан отчего-то очень ждал, чтобы Алексис Брант подошел к нему первым – более того, он отчего-то даже был почти уверен, что так оно непременно и произойдет… Однако он явно ошибся – вопрос с переездом, не говоря уже о другом, куда более важном немом вопросе, застывшем между ними в воздухе, остался открытым, а подходить к Мастеру самому мальчишке страшно не хотелось. Он даже попробовал обсудить тему общежития со своими новыми одногруппниками, однако и здесь получил совершенно разочаровавший его, слабый и неопределенный отклик: братья по-прежнему держались особняком, явно не намереваясь делать ни шагу в сторону сближения с остальными ребятами, Артур и вовсе проигнорировал его вопрос, словно не услышав, Колин, судя по всему, сам пребывал в таком же растрёпанном сомнении, как и Пан, и только Кир отозвался чётким «да». Кир, кстати, из всей группы Пану нравился больше всех – будучи, кажется, единственным, кто не пытался строить из себя невесть что. Кир создавал впечатление нормального взрослого человека, для которого требуемое Уставом спокойствие - не натужная маска, а естественное состояние жизни. Парень, пожалуй, даже немного напоминал этим Марка, невозмутимого, что бы ни происходило у него под самым носом. Только внешне выглядел его полной противоположностью: если Марк был коренастым, хорошо развитым физически, каким-то словно бы квадратным по всем направлениям, то Кир, напротив, выглядел не просто тощим, но даже почти по-девчачьи изящным, что наводило на мысль, что мальчишке не пятнадцать, а от силы тринадцать лет. Однако по поведению он явно оказывался старше них всех, хоть и держался всегда тихо и неприметно. А всё-таки похоже, если так и дальше пойдёт, они до самого выпуска не узнают друг о друге ничего, кроме имён и фамилий, так что разговор этот - какой уж там разговор, пара фраз – отозвался в мальчишке досадой и почти что грустью от какого-то внезапно болезненного осознания собственных одиночества и неприкаянности. И почему на решение такого важного вопроса кадетам отводится лишь несчастных три дня? Специально, чтоб не давать им лишний раз думать? Неужто даже здесь, в Академии... Пану стало тошно от этой мысли. И ведь посоветоваться-то не с кем: к родителям бежать гордость не позволяет (хотелось, конечно, сказать "и статус", но здравый смысл скептически подсказывал, что до статуса Пану еще как до солнца на воздушном шаре), писать так уж часто Марку тоже не стоило из банальной предосторожности... Одно дело, торчать на уроках и переменах вместе, а другое - проявлять к Среднему товарищу интерес, находясь в Высоком Секторе. Ну и западня эта Академия. Ни себе, ни людям, честное слово. Да и что Марк скажет? Какое вообще право имеет Пан нагружать его своими заботами, когда у него и самого достаточно собственных?
Наконец, многим после полудня, поняв, что нет больше сил бороться с грызущими мозг мыслями об одном и том же, мальчишка собрался с духом и постучался в тяжелую дверь кабинета Алексиса. И как теперь быть вообще?.. Несмотря на ознобом бьющие нервозность и мутный гнев, Пан выбрал путь деланного безразличия.
- Мастер… - начал он, замявшись на пороге совсем как школьник, не решающийся начать разговор перед столом директора, и все горячее закипающий внутри от злости на собственную нерешительность, - по поводу общежития… Вы же в курсе, верно?.. – Святая Империя, каким жалким ребенком он, должно быть, сейчас выглядит.
- Снова ты со своим «Вы», Пан. – Бодро отмахнулся Алексис Брант, вытаскивая кипу каких-то папок из высокого, отблескивающего серебром металла шкафа. На лице его, абсолютно бесстрастном и безупречно правильном, ни один мускул не дрогнул, дабы выдать хотя бы секундное замешательство при виде Пана. О, да мы, кажется, теперь играем в непринужденную самоуверенность! Ну-ну, надолго ли тебя хватит, ненормальный… - Решился переезжать?
- Да, наверное, да… - как-то слишком неуверенно кивнул мальчик, провожая его глазами до стола, куда с шумом опустилась вся извлеченная стопка, - хотел уточнить, что с документами. И вообще… - как-то неловко вырвалось у него.
- «И вообще»? – Вопросительно вскинул брови Мастер. - Документы все у нас, Пан. – Мальчишка всё никак не мог привыкнуть, что в Высоком Секторе наличие полного досье на каждого не является делом негласным, но само собой разумеющимся; его это по-прежнему коробило и отчего-то немного смущало. И еще не мог привыкнуть к тому, как прямо и пронзительно смотрят на него синие глаза Мастера, словно пытаясь проникнуть в самую глубину, под кожу, в самую кровь. Или снова ему невесть что видится?.. - Пан, если ты ждешь моего совета, то, думаю, ты его и так уже знаешь. И вообще, о чем ты думаешь? О будущем? Или о своих сомнениях? Чего ты хочешь – жить в Высоком Секторе или лишь ездить сюда учиться, оставаясь Средним? У тебя есть планы на жизнь? Цели, амбиции?.. Чего ты хочешь, Пан Вайнке? Взвесь всё, и, думаю, ответ так или иначе придет сам.
Пан смотрел на молодого человека перед собой почти до неприличия внимательно и всё отчего-то не мог представить, как его рациональное спокойствие может сочетаться с тем безумным блеском глаз, который ему довелось видеть на пожарной лестнице так недавно. Просто снова всё виделось сном и бредом, в который наутро не верится самому… Да и о том ли он говорит сейчас, о чем кажется?
- Пан, ты вообще меня слышишь? – Теперь в синих глазах Алексиса играла уже совершенно откровенная усмешка, когда он облокотился на эту же самую кипу папок на столешнице, бесцеремонно прямо глядя на мальчишку, спешно опустившего глаза. - Ты здесь или где? Ты пришел мои советы слушать или в пол пялиться? Или на меня?
Слишком безжалостно прямолинейно.
- Советы, а не издевки, - бросил Пан, в равной степени злой на слова Алексиса и собственный смущенный ступор.
- А никто и не издевается, парень, - громко выдохнул Мастер, выпрямляясь и шаря в карманах пиджака в поисках, скорее всего, как всегда пачки сигарет, - даже, наверное, наоборот – слишком печально, что в нашем обществе принято порой молча таращиться в пол вместо того, что бы сделать уже хоть что-то толковое.
Пан взглянул на него не без удивления: глаза Алексиса смотрели всё так же убийственно прямо и на этот раз совершенно серьезно, словно бы до горечи серьезно, а вместе с тем выжидающе, будто сказанное им только что было вопросом, а не утверждением.
- Что ты хочешь от меня услышать? – Продолжал он меж тем, делая первую долгую затяжку. - Ты отлично знаешь, что я не могу сказать больше, чем могу – чего и тебе не советую. Ты живешь свою жизнь, Пан, и весь выбор в ней – твой или, по крайней мере, должен бы таковым быть. Решать не Империи, не твоим родителям, не одноклассникам, не будущей жене и не мне – решать тебе. И конкретно сейчас я могу сказать, что поддерживаю твое решение, если ты его примешь. Что-то мне подсказывает, что ты не дурак это понять и без меня, хотя всё равно пришел теперь сюда. Правильно я понял, зачем ты пришел?
Пан сглотнул странный комок, сдавивший вдруг горло, и неуверенно кивнул.
- Да… - слишком тихо.
- Вот и славно. А лучше обдумай всё еще раз своей головой и не считай, что я решил твою проблему за тебя. Мне кажется, ты не вполне понимаешь, что с тобой происходит.
- Да кто бы говорил… - с дерзкой веселостью в тихом голосе отозвался неожиданно для самого себя Пан, глядя Алексису прямо в глаза, и, вместо ожидаемого ледяного гнева, на долю секунды в них промелькнуло, кажется, нечто сродни улыбки.
- Свободен, у меня и без тебя дел по горло и больше, – только и ответил Мастер, - приходи в приёмные часы.
Уставший, холодный голос и теплые глаза. Удивительный парень. Пан вышел из кабинета и с удивлением понял, что едва в силах сдержать внезапную мягкую улыбку. Нельзя позволять себе верить, что все обойдется, что всё… хорошо. Нельзя. Невозможно. И все же странное тепло до краев наполнило мальчишку изнутри после этой встречи.
Больше ведь не должно быть страшно?..
В этот вечер Пан приехал домой намного позже, нежели обычно, однако стоило ему отворить дверь – намеренно тихо, дабы никого ненароком не потревожить, - как он понял, что все обитатели квартиры еще бодрствуют и, кажется, дожидаются его возвращения, что немало озадачило мальчишку.
- Пан Вайнке, - почти торжественно провозгласил отец, появившийся в коридоре прямо перед ним, стоило лишь тому закрыть за собой дверь, - Пан, мы должны сообщить тебе важную новость. – Глаза Икаба Вайнке, как всегда до бесчувственности спокойные, сейчас чуть заметно горели из-под густых бровей, и мальчишка невольно отметил про себя, что сейчас он, такой же высокий и нескладный, как и его сын, выглядит куда моложе и словно бы живее, чем обычно. – Мы с мамой решили, что теперь, когда ты стал совсем уже взрослым и поднялся на ноги, мы решили, что хотим, чтобы не чувствовать себя такими уж старыми, глядя на тебя, - добавил он как-то не по Уставу слишком добро, - завести второго ребенка. Не зря же ведь говорится: «один ребенок – обязанность, два – норма, три – заслуга, более - честь». Сегодня мы были в Центре Зачатия, оформили всё необходимое и подготовились, однако остался последний вопрос, который мы решили задать тебе…
Ну здрасьте, приехали. Пан, наверное, выглядел немного ошарашенным, переводя взгляд своих зеленых глаз с отца на мать и назад, а они, меж тем продолжали:
- Мы решили спросить тебя, - тихо и по обыкновению бесцветно вклинилась в разговор мать, - кого бы тебе больше хотелось иметь – братика или сестричку? Медбрат сказал нам, что с тем уровнем, на который сейчас вышли технологии оплодотворения и развития, у нас есть не более пяти дней, чтобы повлиять на пол будущего ребенка. Да и ты теперь совершеннолетний, Пан, сам понимаешь, за тебя налог тоже на месте стоять не будет, - в голосе матери слышалось едва уловимое сожаление, - а тебе теперь, наверное, будет не до женитьбы - в Высоком-то... Ну, Пан, не молчи, неужели ты не согласен с нашим решением? – В голосе матери после этой сбивчивой, непрерывающейся тирады внезапно послышались нотки разочарования.
- Н-н-нет, - замотал головой кадет, - просто внезапно… - он взъерошил светлые волосы на затылке своим постоянным движением, когда что-то смущало его. Да они совсем что ли свихнулись? Какие сестренки-братишки, какая женитьба? Еще этот переезд поганый... Больше всего хотелось лечь лицом в подушку и проспать столько часов и дней, сколько потребовалось бы, чтоб все навалившиеся вопросы решились как-нибудь сами, без его, Пана, вмешательства. А потом он вдруг почувствовал себя из-за этих мыслей таким жалким и слабым, что самому стало тошно от себя. Тоже мне, совершеннолетний, да еще и кадет Академии. Бесит. - Я и сам вам нес свои новости… А вообще, - воспрянул он внезапно, перебив себя же, - давайте девчонку. Раз уж я у вас уже есть.
Отец с матерью переглянулись и совсем одновременно кивнули.
- Вот и славно. Мы тоже думали про девочку. А твои новости?
- Дайте разуться хоть, - пробурчал Пан и вздохнул, нагибаясь к шнуркам массивных ботинок, - а то как огорошили…
- Мам, пап, я хотел бы переехать в кадетское общежитие. – «И нечего тянуть», - думалось Пану, когда, спустя не более четверти часа, он проследовал за родителями в комнату и начал разговор сразу с дела. - Не знаю, как пойдёт моё обучение, но я не хочу упускать ни одной возможности. Я сегодня уже говорил об этом с Мастером, - он едва не запнулся о подступивший внезапно к горлу комок, - Алексисом Брантом, он руководитель моей группы… И, вероятно, это будет возможно уже в ближайшие пару недель, - закончил он твердо, глядя родителям в глаза.
- Ты часто говоришь о нем, - заметила мать, вновь услышав ставшее уже знакомым имя из уст сына.
- Да, он… – запнулся мальчишка, почему-то отводя глаза, - все в Академии признают, что он подает огромные надежды… - А вообще поменьше бы язык распускать о чём не надо.
- И ты, при таком раскладе, станешь жить в Высоком Секторе, верно?
- Да. – Кивнул Пан. Он знал, что ни один из его семьи никогда прежде ни ногой не бывали в Высоком Секторе, и в глубине души, самой глубине, куда не мог достать своей силой ни один закон или Устав, страшно гордился этим. - Это почти на границе со Средним, на самом деле, территория Академии достаточно далеко от центра, но всё же в Высоком. Там, говорят, хорошее общежитие, - добавил он поспешно, словно вдруг в чем-то оправдываясь, - все условия, да и до учебных корпусов пять минут… И не надо тратиться на монорельс и проходить контроль на границе дважды в день. – И почему Пана не покидает ощущение, что он неплохо привирает, отпрашиваясь у родителей на двухдневную школьную экскурсию, как в старое доброе время, подтверждая, что всё будет в порядке?..
- Это отлично, сынок, - подтвердил отец, отвлекая мальчишку от этих дурных, смущающих мыслей, - мы с мамой так гордимся тобой.
Ах, эта уставная бесчувственность в таких важных словах.
Перебравшись в свою комнату, Пан вперил невидящий взгляд в экран учебного планшета, в очередной раз пытаясь переварить свалившиеся столь внезапно на его четырнадцатилетнюю голову события. Если уж быть до конца честным хотя бы с самим собой (что почему-то не очень хотело получаться уже второй день), то от заявления родителей в сердце закралась какая-то опустошённость, словно дело не в появлении сестренки, а в откладывании его самого, Пана, куда-то в долгий ящик, мол, отмучились, пристроился. Вот съедет в общагу и вообще поминай как звали. Что же, «настолько умный», что бы нарушать закон, значит?.. Слова матери словно встали душащим комом поперек горла, и губы пересохли от одного лишь воспоминания, накатившего внезапно жаркой волной. И какого дикого он творит?..
Да уж.
Мысли в голове словно бы вели между собой какие-то собственные внутренние диалоги, совершенно от его, Пана, воли не зависящие, и он лишь прислушался к ним повнимательнее, пытаясь найти подсказку к ответам хотя бы на какие-нибудь из великого множества вопросов в мозгу. А сводилось в итоге все к одному: как ни крути, а он попросту зажат в угол. И, кажется, совершенно безвыходно. Учеба не шла в голову - а в конце недели ведь уже сдавать знание первых двух глав. Целиком.
"Я не могу сказать больше, чем могу..."
Что за наваждение? Мальчишка опустился лицом прямо на стол.
То, что произошло, это же просто какая-то загадка, которую ему надо разгадать, верно? Но как, чего от него ждут? Молчания или преданности Системе? Почему этот проклятый Брант снова играет в непринужденность? Как, провалиться Империи, ему это удается? Мальчишка злился – а в глубине души еще и завидовал, что сам не умеет вести себя так же. Он не был готов... Высокие же не умеют чувствовать, быть того не может. Средние-то не умеют... И почему только он один такой ненормальный, что... что правда повёлся..
Внезапная горячая волна окатила его изнутри. Что еще за "повелся"? Ему-то что... Пальцы рук похолодели как-то неожиданно и пугающе ощутимо. Так, стоп. Стоп, Вайнке, сбавь обороты! Он Высокий. Он Мастер, учитель и вообще...
Он парень.
А это-то здесь причем?.. Видимо, вся кровь из похолодевших рук внезапно вздумала прилить к ушам, заставляя их пылать обжигающе горячо. Нет, ну правда, он же не дикий какой-то, чтобы думать о чем-то подобном… Пан вцепился в компьютер, вперив взгляд в текст на экране, но буквы, танцуя, почему-то совершенно не хотели составляться в осмысленные слова, а уши - возвращаться к той температуре, которую им положено иметь.
Устав. Устав! Устав, чтоб его… Ох, как же бесит.