Хозяйка Врат (глава II)
(Продолжение. Начало здесь.)
Зато избушка оказалась в точности такой, какую Иван ожидал увидеть.
На вид избушке было добрых пять сотен лет. Была она сложена из громадных, в два обхвата брёвен — и на каждую стену приходилось всего по четыре-пять венцов. Сруб покоился на четырёх вбитых в землю толстых дубовых сваях, приподнимавших избу над землей почти на уровень человеческого роста. И сваи, и бревна сруба крошились и выглядели прогнившими насквозь, однако каким-то чудом избушка всё ещё держалась на своих куриных ногах. Крыша была покрыта такой коркой грязи, мха и старой листвы, что было решительно невозможно определить, что за кровля скрывалась под этими наслоениями.
К крыльцу вели ступени, сложенные из брёвен поменьше, но не менее гнилых и ветхих.
Девчушка, припадая на одну ногу, заковыляла по ступенькам к низенькой дверце. Обернувшись, она снова махнула рукой Ивану и Волку, приглашая их подняться в дом.
Иван ступал по лестнице осторожно, опасаясь, как бы древняя конструкция не провалилась под его весом. Ступени скрипели, но держали.
— Не бойтесь, — подбодрила Ивана девчушка, словно разгадав его мысли. — Не сломается. Тут всё крепкое, вы не смотрите, что оно выглядит как труха. Ещё тысячу лет простоит.
У дверей Иван обернулся. Волк стоял внизу, у подножия лестницы, не решаясь подниматься.
— Ты чего? — спросил Иван.
Волк отвёл глаза.
— Волк не любит замкнутые пространства, — признался он.
Тем не менее, встряхнув мордой и фыркнув, Волк взбежал по ступеням и следом за девочкой протиснулся в дом. Ивану пришлось пригнуться в дверях, чтобы не стукнуться головой о притолоку.
Внутри царила полутьма. Свет проникал через крошечное оконце в стене. Комнатушка вмещала лишь небольшую закопчённую печку, да под окном — стол с двумя лавками. В углу стояла лохань с водой, накрытая почерневшей деревянной крышкой. Доски пола неприятно прогибались и протяжно поскрипывали под ногами. Запах плесени и гнилого дерева витал в воздухе — похоже, даже натопленная печь не могла выгнать сырость из дома. Из печи тянуло теплым хлебом, и от этого запаха у Ивана рот наполнился слюной. Свежего хлеба он не ел… сколько?.. Да уже, пожалуй, дней десять, с тех самых пор, как кончилась краюха, что ему дали в последней деревушке на краю леса.
Девочка махнула рукой в сторону стола.
— Вы присаживайтесь пока, — сказала она. — Придется немного подождать.
Она подала Ивану ковш с водой, а сама взяла в руки деревянную лопату и принялась шуровать ею в печке.
— Спасибо, — сказал Иван и опустился на лавку. Потом решил, что простого «спасибо» недостаточно, и добавил: — Благодарствую, Хозяйка.
Девчонка хихикнула.
— Я тут не хозяйка, — сказала она. — Какая же я вам хозяйка?..
Свободной рукой она почесала нос, оставив на нём ещё один грязный развод.
— Хозяйка вечером будет, на закате, — добавила она. — А я тут в услужении. Фроськой меня звать. Ефросинья, то есть, — поправилась она, поднимаясь от печи и выпрямляя спину. — Ефросинья Митрофановна.
— А я Иван, — сказал Иван.
— Волк, — представился Волк. — Я волк.
— Вижу, — деловито отозвалась Фроська. — Чай, не слепая.
— Многие путают с собакой, — пояснил Волк.
— С таким-то хвостом поленом, да собака? Это кто ж путает?
Волк посмотрел на Ивана. Иван смутился.
— Да я ж извинился, — сказал он. — Ну, не разглядел в темноте…
— Волк не обижается, — сказал Волк.
— И что вы, двое, делаете в этом лесу? — поинтересовалась Фроська. — Сюда случайно не забредают.
— Да мы, видишь… Тут такое дело, — начал было Иван, но Волк перебил его:
— Мы будем говорить с Хозяйкой. Когда она вернется.
Фроська обиженно дёрнула плечами и снова отвернулась к печи.
— Поговорите, — сказала она. — Отчего ж не поговорить?..
В душном воздухе повисло гнетущее молчание. Наконец Иван не выдержал.
— Дело у нас, — сказал он. — Пройти надо, а дорогу только она может указать.
Фроська не то усмехнулась, не то фыркнула — не разобрать.
— И эти туда ж, — пробормотала она будто бы себе под нос. — В царство Кощеево, стало быть.
— Нет, — сказал Иван. — Не туда.
Девчушка замерла, как стояла — с лопатой в руках, склонившись у отверстия печи. Потом медленно повернулась к Ивану и посмотрела на него долгим серьезным взглядом.
— Уходите, — сказала она. — Уходите, покуда не стемнело. Не пропустит она вас.
— А мы всё же спросим, — тихо и упрямо произнёс Иван. — Вдруг да и пропустит.
Фроська тряхнула головой.
— Говорю же, нет вам туда пути, — отрезала она. — А ежели и пройдёте— так обратно уж не вернётесь.
Иван смолчал. Не дождавшись ответа, Фроська сердито хмыкнула и обтёрла руки о передник. Прислонив лопату к печному боку, она расстелила на столе сперва скатерть, а поверх неё — затёртый старый рушник, расшитый лебедями и утками, разгладила складки рукой. Снова ухватив лопату, принялась доставать из печи подрумянившиеся хлебцы — по два, по три за раз, и складывать их на рушник. Иван сглотнул слюну. Заметив это, Волк тихо сказал ему:
— Даже не думай.
— Это почему? — так же шёпотом спросил Иван.
Слух у девчушки оказался преотличным. Не отрываясь от своего занятия, она сама ответила Ивану:
— Не про вас этот хлеб. Обождите, сейчас ещё каша дойдет. Я на себя готовлю, но и вам там хватит.
Вынув все хлебцы, она накрыла их сверху длинной стороной рушника и присела на лавку против Ивана.
— Вот и есть свободная минутка, — сказала она. — Так расскажешь, зачем вам к Хозяйке?
Иван вздохнул.
— Хочу упросить её, чтобы пропустила на ту сторону, — начал он. — Там… Один человек. За ним… За ней иду.
Фроська молчала, ожидая продолжения. Иван заметил, как дрогнули её губы при последних его словах, словно какой-то вопрос вертелся у неё на языке, но она сдержалась.
— Вот и пришли, — добавил Иван. — К Хозяйке, значит.
— Волк указывал путь, — сказал Волк.
Фроська уставилась на косой красный луч, падавший из окошка вдоль стены, и сидела, покусывая губу.
— Может, присоветуешь чего? — робко попросил Иван. — Как её уговорить.
— Присоветовала уже, — сухо отозвалась девчушка. — Уходите. Каши дождётесь, поешьте — и уходите. Ничего вы тут не добьётесь, только лиха хлебнёте.
Иван хлопнул ладонью о стол.
— Не для того я полгода в дороге, чтобы теперь домой ни с чем воротиться! Не для того я шёл!
Волк негромко кашлянул.
— Мы шли, — поправился Иван. — Лишений сколько! Сапоги вон износил, все подмётки стёрлись!
— Жизнь дороже твоих сапог, — отмахнулась Фроська. — Экий ты дурень!
— А вот и не дороже! — сердито сказал Иван. — Без неё, без любимой моей, не дорога мне жизнь, понятно тебе? Так что я пойду, куда собирался, и без неё не вернусь.
— И не вернёшься! — подтвердила Фроська. — Оттуда никто не возвращается.
— Волк говорил то же самое, — вставил Волк. — Волк предупреждал, но Иван не слушал. Кстати, каша готова. Волк чует.
Фроська поднялась с лавки. Ловко орудуя ухватом, она вытащила из печных недр горячий чугунок, исходивший паром из-под крышки, и опустила его на стол. Рожком ухвата подцепила крышку за колечко, сдернула её и перебросила на шесток печи, чтобы остывала.
Густой, сытный дух ячменной каши заполонил избу. В чугунок полетел кусок масла. Для Волка Фроська отыскала большую деревянную миску, а Ивану выдала деревянную же ложку.
— Угощайтесь, гости, — разрешила она.
Гости не заставили просить себя второй раз. Фроська не ела — другой ложки в избе не водилось, так что она просто уселась, подперев ладонью подбородок, и смотрела, как Иван торопливо поглощает кашу.
— Вкусно, — сказал Иван, поймав на себе её взгляд. — Очень. Только горячо.
Фроська кивнула.
— Не бери еды, когда предложит, — сказала она.
— А?..
— Если Хозяйка предложит хлеба — ты не бери. И ежели мыться поведёт, тоже не ходи. Не для живых это всё.
Иван судорожно проглотил ком каши.
— Ты совета просил, — пояснила Фроська. — Вот я тебе и советую.
— Спасибо. А поче…
— Погоди, договорю. Уж скоро вернуться должна, так ты лучше послушай… Как придёт она — первым с ней не заговаривай, и с делом своим не лезь. У неё свои дела, свои заботы. Не до тебя ей.
— А как же мне…
— Сама спросит, ежели захочет. А не захочет — так ты встань, поклонись и уйди.
— Как это уйти? — удивился Иван. — Никуда я не уйду, пока своё не получу.
— Да слушай же ты меня, дурень! — рассердилась Фроська. — Ничего твоего тут нет! А будешь лезть на рожон — только голову свою сгубишь ни за грош! Ты лучше Хозяйку не зли, целее будешь. Она ведь, поговаривают, и съесть может. Черепа-то, чай, на тыне видел?
Иван почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки, но виду не подал, а только буркнул сердито, зачерпнул полную ложку каши и сунул её в рот. И запыхтел, обжёгши язык и нёбо. Фроська покачала головой.
— Такой большой, а такой глупый, — с укором произнесла она. — Я же тебе добра хочу.
Луч солнца, освещавший стену, померк. Стало темно. Фроська, засопев, поднялась и достала из-под печи лучинку, зажгла её и укрепила в маленький светец в углу.
— Добра, — сердито проворчал сквозь кашу Иван. — Тогда бы и присоветовала, как делу помочь.
Фроська собралась было возразить, и даже изобразила на лице гневное выражение, но тут Волк насторожился и повернул серую морду в сторону двери. Хвост он поджал и даже немного присел на лапах, словно готовясь убежать прочь при первых признаках опасности.
— Идёт, — упавшим голосом сказала Фроська.
Она поддела ухватом горшок и закинула его в печь, в загнёток, прикрыв устье печи заслонкой. Миску, стоявшую на полу, ногой затолкнула под лавку, а потом зашипела на Ивана:
— Чего сидишь-то?.. Брось ложку да вставай. Идёт Хозяйка!
На улице натужно заскрипели ступени, словно от невыносимой тяжести.
— Волку следовало оставаться снаружи, — нервно сказал Волк. — Волк не любит замкнутые пространства.
Фроська шикнула на него.
Дверь скрипнула, отворилась и вошла Хозяйка.
(Продолжение следует)