«Били, если запнулся в гимне». Бывший заключенный о порядках в уфимской колонии
В редакцию ProUfu.ru обратился человек, который считает, что в отношении него сфабриковали уголовное дело. 55-летний Булат Фаррахов рассказал о своем личном опыте взаимодействия с башкирскими полицейскими и об условиях содержания в колонии строгого режима № 9 в Уфе.
Редакция не настаивала на том, чтобы воспоминания публиковались под настоящим именем – Булат Фаррахов сам захотел сделать это неанонимно и согласился на видеозапись. В настоящее время ProUfu.ru изучает материалы и обстоятельства дела, возбужденного в отношении жителя Башкирии, и пока публикует расшифрованный рассказ об ИК-9. По словам Фаррахова, колония, в которой он сидел в 2017 и 2018 годах, «красная», то есть главные там надзиратели и заключенные, которые «работают» на администрацию колонии.
Все начинается с карантина
Дали мне 11 месяцев по части 1 статьи 119 УК (угроза убийством – прим. ред), попал в ИК-9. Я был поражен, кошмар, что там творится. Сначала люди приходят в карантин. Когда приезжает этап, 5-10 человек заводят в карантин к «перекаченным», которые якобы раньше были спортсменами. Они всех лупят, заставляют учить разные таблицы, гимны петь, песни военно-патриотические.
Карантин – это две комнаты, большая территория. В карантине все находятся две недели, там не смотрят: стар или млад, всех лупят. Не сказал бы, что я был в крови, но мне попадало. Били, если, например, запнулся в гимне или доклад начальнику неправильно сделал. Обязательно надо начальству четко и громко докладывать, а те сидят за столом и смеются.
Бьют люди, которые сидели в изоляторах и пытались говорить свое «я», их ломали за это и теперь они пытаются сломать других. Администрации колонии не только это не пресекает – она поощряет.
Все начинается с карантина… Если приехал крепкий осужденный, его будут ломать до тех пор, пока он не сломается. Все боятся, всех держат в страхе в ИК-9. Все боятся, что их закроют и, скажем так, чуть ли не изнасилуют, боятся, что жизни не будет.
Нарушения и наказания
Я работал на швейном участке с восьми утра до семи вечера, стриг нитки с плащей, за это в месяц платили 900 рублей. Раньше среди зэков были такие предатели родины, сдпэшники, сейчас их превратили в «пожарников». Мне тоже предлагали быть таким, но я в ответ просто смеялся в глаза.
Они не работают, ходят по зоне с блокнотами и фиксируют нарушения: пуговица расстегнута – нарушение, разговариваешь в строю – нарушение, шнурки развязаны – нарушение, неправильно бирка подписана – нарушение. Администрации выгодно выращивать таких, чтобы они выходили на свободу и «стучали». За нарушения или наказывали строевой, или закрывали в изолятор.
После обеда нарушителей собирали в промзоне. За всякую мелочь заставляли сначала маршировать, затем гуськом ходить и подпрыгивать при этом, потом гимн петь – надо стоять, смотреть на вышку и петь.
Потом приходишь расписываться к начальнику отдела безопасности в промзоне Архангельскому. У него есть «колотушка», небольшая такая палочка, он ею бьет нарушителей по заду.
Меня в детстве не били никогда, а тут я взрослый и меня бьют этой палкой. Заставляют лечь на раскладушку и бьют раз 5-10. Еще дают метлы, не обычные, которые весят 5-10 кг, а такие, которые от 20 кг и выше. Этой метлой надо несколько часов мести асфальт.
Крупные нарушения им не нужны. Например, если я кого-то побил, мне пишут нарушение не за удар кулаком, а за то, что я якобы «курил в курилке, выражался нецензурной бранью». За такие нарушения дают от 5 до 15 суток в изоляторе.
Приезд проверяющих
К приезду прокурора или комиссии всех готовят. Сначала уголовники проходят и всех предупреждают, потом – старшина, затем – начальник отряда. Говорят, если будут какие-то жалобы, то все, «до свидания»: или в изолятор посадят, или другое наказание будет.
У меня был случай перед освобождением: я подрался с осужденными, со старшиной Федей и еще двумя людьми, которые работали в карантине. Ну, как подрался – меня избили. Поместили в отдельный бокс в медсанчасти, чтобы меня никто не видел. У меня были синяки, я просил, чтобы их зафиксировали, но ничего не сделали, никто ко мне не пришел. Пролежал в боксе с 1 ноября по 10 декабря. Ко мне приходили из отдела безопасности и говорили: «Булат, ну, ты бучу не поднимай».
Когда приезжает комиссия, скрывают людей, которые могут что-то сказать. Их или прячут в кабинетах, или куда-то уводят обманным путем.
Прокурор приезжает два раза в месяц, ОНК приезжала, но смысл? Всех прячут. Если ты пожалуешься, то тебя уже не выпустят по УДО, могут посадить в изолятор или перевести в «тяжелый» отряд, они называют его «режимный». Перед приездом комиссии на стол выкладывают все, что положено: два яйца, масло… Комиссия уезжает – уже ничего нет, не дают, что должны.
Лекарства больным родственники привозят из дома за свой счет. Те, у кого ВИЧ, жалуются, что им не дают лекарства. Из инвалидного барака «качают» деньги. Если они хотят выйти по УДО, их просят сдать деньги «на благоустройство отряда». Те пишут письма домой: «Братишка, помоги, супруга, помоги».
Кто-то не деньги, а телевизор привезет, кто-то – микроволновую печь, а кто-то – холодильник. Представляете, какие это деньги? По УДО уходят те, кто из дома что-то привез, они и с нарушениями уходят.
Что хуже: «красная» или «черная» колония?
Мне кажется, дело не в «красноте» или «черноте» колонии («черная» – колония, где по факту всем управляют заключенные – прим. ред.), дело в людях. Надзиратели чувствуют себя царями. Нужно снимать перед ними феску (головной убор – прим. ред.) по 50 раз в день, раньше перед царями столько не снимали. Идет сотрудник за 100 метров, останавливается строй и кричит ему: «Здравствуйте, гражданин начальник!». Сами подумайте, что это такое? 100 человек за 100 метров кричат ему. Это же о чем-то говорит.
Если в колонию приедет хорошая комиссия и возьмет меня с собой, покажу минимум на 20 человек, которые смогут рассказать о нарушениях. Они не побоятся, я уверен.
Видео рассказ по ссылке