Добрый алабай
Капалась на авито,увидела очень добрую собаку.
Сама доброта.
Капалась на авито,увидела очень добрую собаку.
Сама доброта.
Что это — подарок судьбы, я поняла много позже, а сначала я свято верила, что это — наказание божие за мои грехи…
После двух недель сплошного дождя вдруг появилось солнце! Грязь подсушило, и мы рискнули прогуляться в лес. Шел сентябрь. Была пятница, тринадцатое…
Мы уже повернули к дому по привычной тропинке, когда под горкой у ручейка я заметила довольно большой булыжник, которого раньше здесь не было. О, жажда новых впечатлений и ясности во всем!
Это был усохший труп собачки, свернувшейся клубком. Со мной рядом стояла младшая дочка, и я откомментировала зрелище охрипшим от обалдения голосом: «Страшной смертью умерла собачка…». На звук усохший «труп» поднял голову и посмотрел сквозь меня прозрачно-голубыми глазами. Сердце рухнуло от ужаса, и перед глазами ясно встали когда-то виденные кадры освенцимской хроники: громадные тяжелые ворота отворяются, и по пустой площади меж каких-то длинных бараков идет живой скелет человека, на котором нет ничего, кроме плотно обтягивающей его кожи…
«Что делать?! Что делать…» Надо выяснить, что с ним: с нами дети и собака — не подцепить бы чего опасного… Бешенство — водобоязнь… Так, несу в какой-то ржавой банке воды из ручейка — пьет! Энтерит — отсутствие аппетита… Размачиваю завалявшуюся сушку — ест! Чумка? Но глаза чистые, ясные, не гноятся… На шее болтается тонкий кожаный ошейник, украшенный клепками в виде сердечек — такой покупают только любимой собаке… Свидетелями финала какой трагедии мы стали? Потерялся? Умер одинокий хозяин? Выбросили из-за старости или болезни?… Теперь и не узнать… Ищут ли его? Или забыт он всеми?… Жалко становится зверя, но разум умудренных жизненным опытом людей подсказывает нам с мужем, что брать это в дом не стоит: мороки много, а собачка все равно не жилец, сдохнет. А уйти нет сил: жалко ее и хочется чуда. Выручает старшая дочка. Она (милосердная душа) категорично стелет свою куртку на землю, заворачивает в нее этот почти невесомый скелет — набор костей в тонкой шкуре — и тащит его домой. Мы с мужем вяло ее отговариваем, боясь что она нас послушается. Но она упорно тащит этот постепенно тяжелеющий сверток домой. Так вот и начался последний год жизни этого зверя.
Лишь двое суток спустя обезвоженный организм настолько напитался водой, что заработали почки: кто бы мне раньше сказал, что может так возликовать душа при виде густой мутной вонючей струйки гноя меж дрожащих лап!
Жить он хотел; грамотно выходил из голодовки: пил и ел понемногу, но часто. Сперва мы на руках выносили его на улицу, завернув в пеленку, а там ставили на траву, придерживая за ошейник, чтобы не упал. У прохожих при виде него лица деревенели, в глазах появлялся мистический ужас и, отшатнувшись, они прибавляли шагу, — я их понимала. Знакомые, оправившись от первого ужаса, осторожно спрашивали — что это и откуда, вежливо мямлили что-то ободряющее, но в глазах их читался приговор: не жилец, глупо было подбирать. Я их тоже понимала. А один из прохожих, в третий раз наткнувшись утром на нас, не выдержал и хриплым голосом спросил: «Что вы с ним сделали?!» — «В лесу подобрали…» — «Кормите его хорошенько!», и, съежившись, побежал дальше…
Через неделю он уже сам, поддерживаемый поводком, выбегал на улицу «погулять» — легкий, тонкий, звонкий — он от порыва ветра валился на траву, как картонная фигурка. Но зато его ослепшие от истощения глаза прозрели, тусклая седая шерсть перестала осыпаться и стала приобретать цвет, и уже по выражению морды можно было понять, как он нам рад, а не только по виляющему обрубочку хвоста. Мимические мышцы от голода так усохли и плотно обтянули череп, что первое время на морде его не читалось никакого выражения — это была застывшая маска, и в сочетании со слепым — мимо тебя — взглядом и радостно виляющим хвостом, это производило жутковатое впечатление.
Вердикт ветеринарши, увидевшей его в уже вполне приличном состоянии, но пришедшей в ужас и оплакавшей и его, и, заодно, своего недавно умершего пса, был незамысловат: кормите его побольше и получше, и пусть живет, сколько проживет, только не бросайте его около клиники. Ни обследований, ни лекарств она не назначила, видимо, боясь, что он ничего этого не выдержит, да и мы не станем зря деньги переводить. Постулат: «Не навреди» был соблюден, а чем помочь — она не знала.
Но он уже вошел во вкус, он уже жил и радовался всему: вкусной обильной еде (и чтобы миска всегда была полна — пережитый голод наложил свой отпечаток), мягкой постели, прогулкам, дому и всем нам. Его оптимизм и жажда жить, несмотря на все болячки, почти несовместимые с жизнью, просто опрокинули, перевернули все мои представления о жизни, о счастье, о возможностях и выносливости живого организма.
Теперь при встрече лица наших знакомых светлели, и каждый старался сказать нам что-то хорошее. Как раз к этому времени он и приобрел свое последнее имя — странное, не слишком благозвучное, но оно его устроило: Хрюмз. Сначала об имени как-то и не вспомнили — слишком неодушевленным было то, что принесли мы из леса. Но постепенно стали возникать имена: на все знакомые нам клички он не реагировал; на те, которые мы ему сочиняли, он тоже не откликался. Его вид вызывал странные ассоциации и имена получались страшноватые: Одрик (от слова одр), Ершик (из-за выпиравших по хребту позвонков) и тому подобные; а муж звал его попросту Кабыздохом. Но когда в нем явственно стало проступать что-то живое, дочка сказала: “Прямо хрюмозоид какой-то, или хрюмозавр…» И позвала: “Хрюма! Хрюмз!» И Хрюмз вдруг преданно уставился на нее и завилял обрубочком купированного хвоста. Кличка эта приклеилась к нему сразу намертво, и сменить ее на более благозвучную не удалось; и, странно, ни у кого из знакомых она не вызвала ни удивления, ни протеста — его окликали: «Хрюма! Хрюмочка! Хрюмзик!» В устах любивших его людей это звучало ласково и пристойно.
К зиме он стал небольшой стройной собачкой (хотя в весе прибавил почти вдвое), темного цвета, с песчаным подпалом. Лет ему давали от семи до одиннадцати, что по человеческим меркам было от пятидесяти до восьмидесяти; короче — старичок. Такой интеллигентный старичок-сладкоежка (оказалось, что он знает и любит шоколад) — покладистый, воспитанный, дружелюбный, чуть истеричный и очень преданный. Историю его чудесного возвращения к жизни знал уже весь район, и его любили, как любят всякое радостное чудо; а у детей он вызывал восторг еще и потому, что был одет в комбинезончик, сшитый из старой детской курточки, и выглядел очень забавно. Утром и вечером он гулял с нами и с нашей ротвейлершей Касей, которая звала его с собой на прогулку и защищала от других собак, а днем пару-тройку раз (из-за больных почек) мы выпускали его прогуляться одного и слушали, когда он вернется, чтобы впустить в дом. Он вставал сбоку от двери подъезда, чтобы не ушибли его, открывая дверь, и, подняв голову, методично лаял, как собачка дистрофика из анекдота: «Аф!… Аф!… Аф!…»
Больше всего он не любил расставаться, особенно со мной, и когда я возвращалась, даже после недолгой прогулки с ведром до помойки, Хрюмз кидался мне на грудь с восторженно-истеричными, почти человеческими воплями: «Ммамма-а-а! Мммамма-а!» Дочки всегда выбегали посмотреть на нашу встречу — их это очень смешило и умиляло. А мне теперь кажется, что так безусловно, так беззаветно, так преданно меня никто никогда не любил и не будет любить: видимо в сознании Хрюмза, в переводе на человеческий, я была царь и бог, дающий пищу, тепло и ласку, и каждое расставание — это потеря всего (а он хорошо знал, что такое терять все), а каждая встреча — счастливое обретение всех радостей жизни.
Он умер почти ровно через год — девятого сентября у меня на руках. Его болячки все-таки пересилили жажду жизни: в три дня он поскучнел, перестал есть и умер. Еще год мы все продолжали прислушиваться: не лает ли Хрюмз под дверью? И осознание, что этого не может быть, потому что его больше нет, болью отзывалось в наших душах.
Позже, когда у отца случился инсульт, и он неделю пробыл в реанимации, а нам усталые измотанные врачи говорили, что они не боги, меня не покидала надежда, что он будет жить; а когда мы с сестрой увидели его беспомощного в палате, с трудом понимающего происшедшее, появились и цель, и надежда, что он будет ходить. При выписке врач удивлялась, каких неожиданно хороших результатов удалось добиться.
Однажды, уже дома, в какой-то сложно-лирический момент отец сказал: «Я у вас теперь как Хрюмз». И мне нечего было возразить. Я поняла вдруг, что вся история с Хрюмзом подготовила меня к такого рода несчастьям: закалила, научила надеяться на лучшее в почти безнадежной ситуации.
Ровно через год у отца снова был тяжелый инсульт, и это был конец — его болячки пересилили его оптимизм и жажду жизни. Но я уже понимала, что он все равно будет жить в нас, в тех, кто его помнит. История с Хрюмзом научила меня и этому.
Так и живут они в моей памяти вместе — родной отец и безродный Хрюмз.
Татьяна Ионова
P. S. Баянометр ругался только на одну отдельную фотку
Я отбитый кошатник и к собакам всегда относилась равнодушно. До двух этих опездалов. Поделюсь историей внедрения этих меховой жоп в кошачью стаю.
Тьму мы нашли на улице, бежала с сумасшедшими глазами, ошейником и поводком. Поймала наступив на поводок, чтобы не попала под поток машин. Походили по всем соседним дворам, никого не нашли. Пришлось отвести домой, хотя мужу это ОЧЕНЬ не понравилось. Разместили объявления и стали ждать. Муж дал на поиск хозяев пару дней, потом сказал искать приют т.к. "собаки дома не будет". Он уже смирился, что я таскаю домой всех уличных кошек, но собаки были табу. Через пару дней Тьма к нам попривыкла и перестала пытаться откусить нам пальцы. Оказалась очень умной и быстро понимающей девочкой. Знала выгул, как залезть в ванну после прогулки, свое место. Но бывший хозяин все так и не находился. "Собака в этом доме не останется" - бурчали мне в ухо. Стала искать передержку или приют, но все не складывалось. А пока шло время, Тьма очень полюбила мужа и даже несмотря на "собака не будет спать в кровати", ее уже было не выгнать из постели.
Мы сменили ей всю амуницию, прошлая была очень старой и потрепанной, купили одежду, показали врачу. Были очень сильно отросшие когти, мешающие ей ходить и врач сказал их никогда и не стригли. Собака оказалась кастрированной, но не совсем удачно. Пришлось сделать ей операцию, удалить часть мочевого, т.к. прооперировали ее неправильно и пошло сильное воспаление. Почему хозяева не занимались проблемой, не знаю. Мы сразу заметили, что она слишком часто писает. Были еще большие проблемы с питанием, оказалось у нее хронический панкреатит и из-за этого она была очень тощей, с плохой шерстью. В итоге мы еле еле подобрали ей питание, остановились на натуралке (курица, индейка) и Тьма округлилась, стала хорошо выглядеть. Купили ей еще в начале зимний комбез осенью, в итоге, к зиме она из него выросла. За все это время нашлась неплохая платная передержка и я сообщила о ней мужу, он сказал, что "подумает". Думает до сих пор :D
Тьма у нас интеллектуал, необычайно умная собака с человеческим взглядом. Практически не приходилось ее наказывать за непослушание (только строгим голосом, я против физических наказаний). Да и проблемы то были только в плане общения с котами, любила их погонять, а они таких игр не понимали. Но даже на строгий голос она вела себя не совсем адекватно и кинолог сказал, что скорее всего ее били, наказывая за проступки. Она даже за чужой косяк (например, второй пес нагадил дома), поджимала уши, хвост и пряталась в клетку. Сейчас она уже немного обнаглела, зная, что ее никто не обидит и иногда пытается наводить свои порядки, но быстро пресекаем).
Чуть позже решили взять мы на передержку ей подружку, чтобы Тьме скучно не было. Стали искать кого-то схожего по размеру и весу, чтобы им было комфортно в плане игр. В итоге скинули фото пса Лёлика, грустно сидящего в вольере. Написали, что его кусают и обижают крупные псы (они с Тьмой всего по 12-14 кг). Лёлика вместе с братом сдала в отлов бывшая хозяйка еще щенками. Скорее всего так избавилась от ненужного приплода. Его вывез приют, думая, что есть добрые руки, но люди потом отказались. В итоге брат уехал домой, а Лёлик оказался в приюте для очень крупных собак. Конечно, эти условия были не для короткошерстного мелкого пёселя. Приют очень искал ему домашнюю передержку и мы решили попробовать. В первый день муж сказал, что завтра отвезет его обратно.
Пёс его жутко боялся, скулил и гавкал на весь дом, скорее всего потому, что в отлове работают мужики, которые там бьют собак. Он шугал кошек и не разрешал вообще никому из них ко мне подходить, в том числе и мужу. Видимо боялся, что они меня украдут. Про то, что он не знал, как писать и какать на улице после вольера, вообще молчу.
Первый месяц был кошмаром, но мы решили, что раз взяли, надо заниматься псом дальше. Сменили ему имя, вместо Лёлика он стал Шайном ("светить"). Но в душе он все равно иногда опездал Лёлик
Обучили поводку, выгулу на улице, к кошкам стал терпимее, научился запрыгивать в ванну. С Тьмой подружились, но она иногда ревнует и кусает его за жёпу. Практически отучили от зооагрессии к другим собакам и он даже нашел себе друзей во дворе. Отучили таскать нашу уличную обувь (теперь таскает свою ) и кошачьи какашки в кровать. Занялись его здоровьем, у него демодекоз, грибок и проблемы с селезенкой. Оказалось его кусал клещ и он пролечен от пироплазмоза. Ну и самое главное, удалось ему сбросить лишний вес за счет активных прогулок и правильного питания.
Он полная противоположность спокойной и рассудительной Тьме. Шайн эмоциональный ревнивый балбес и шиложоп. На днях подбирали щенка потеряшку, оставили на ночь, утром нашли ему передержку. Шайн очень переживал, что теперь не он любимый пёсик в доме, всю ночь нас охранял, а потом заставил нас его жалеть после стресса.
Золушек (просрал ботинок)
Ну и "немного" фото этих булок
Дело было летом, мне было 5 мы шли с бабушкой из магазина и я долго уламывала ее "Взять нам собаченьку". Бабушка отказывалась - только семья отошла от смерти предыдущего друга - сенбернара, любимца семьи (о нем тоже пост накатаю как-нибудь) .
Идем и видим: на дороге лежит пес - не мертвый, но видно, что в крайне тяжелом состоянии, кто-то сбил и уехал. У пса прям подсечены задние лапы и сам зад. Я в слезы, бабушка - ловить попутку до ветеринарки. Многие останавливались, так как хорошо знали бабушку, но брать пса никто не хотел. В конце концов "поймали" грузовик. Пса переложили на брезент и аккуратно, как на носилках, перенесли в кузов. Дело было в подмосковье, в двухтысячные годы. До ближайшей ветклиники ехать далеко. В дороге я водой и носовым платком пыталась промыть кровавое месиво, но вода быстро кончилась, а платок насквозь пропитался кровью.
После осмотра, ветврач сказал, что нужна сложная операция, сломаны обе задние ноги. Мол, хотите - сделаем, но в копеечку выльется. И мы согласились, вернее я уговорила, обещав, что не буду кушать мороженое и просить игрушки.
Операция прошла неплохо. Пес, хоть и много крови потерял, перенес все хорошо. Поставили ему металлические пластины в лапы. Сказали, что ходить будет, но инвалидом останется. Врач предупредил, что пес может быть потеряшкой, т. к. на холке было нанесено средство от клещей. Написали объявления, я везде расклеивала.
Через неделю нашли хозяйку. Она сказала, что собаку зовут Рекс, что он смесь лайки и овчарки и ему 2 года. И заявила, что калека ей не нужен, а нужна " здоровая собака, чтоб ребенка на саночках катал".Мы настолько опешили, что просто вежливо попрощались и ушли, а уж дома вся семья кляла нерадивую хозяйку на чем свет стоит.
Пес, конечно, остался у нас. Восстанавливался, потихоньку. Из Рекса стал сначала Чебурексом, а потом и просто Чебуреком.
Через год он был уже совсем на ногах и мы стали с ним потихоньку учить команды. Вернее, учил Чебурека дедушка, а я проверяла результат, т. к. в 6-ти летнем возрасте дрессировкой рановато заниматься))
фото 2009 года
Напрягать мы его особо не хотели. Узнал он: "сидеть", "лапу", "другую" "лежать" "ко мне" и "где?"
Последнее сначала было "где кошка?", но когда нет кошки, можно сказать "Где?" и он начнет что-то активно искать и может притащить что-нибудь на свое усмотрение.
Фото сделано в прошлом году
Меня Чебурек любит до глубины всей собачьей души) Сейчас ему 12 лет. Он еще не старый, конечно, но уже и не молод.
Бегать долго он не может - травма все-таки серьезная была. Почти сразу после бега задние ноги дрожать начинают. Тогда он заползает ко мне обниматься.
А еще он обожает играть с бутылками. Причем таскает он их, но не отдает)
Морали нет, просто история счастливого пса)
Пес мой, тег "Моё".
Эта история началась в 2008-м. Непонятно откуда в Новой Ладоге появилась дворняга с опущенным левым ухом и добрым выражением морды. Вскоре о ней узнал весь город. Новый четвероногий житель вел себя очень дружелюбно. Провожал бабушек до магазина или автобуса, детей до школы, играл с прохожими, был жизнерадостным и приличным горожанином. Называли его все по-разному: и Дружок, и Шаверма, но в памяти людей он остался как Юрик. Он был не просто добрым уличным псом, но и настоящим героем. Горожане помнят случай, когда преданный четверолапый друг защитил прохожую от нападения стаи бродячих собак. Увы, весной 2014 года всеобщий любимец пропал. Его долго искали, давали объявления в газеты, писали в соцсетях и вешали листовки. Но нашли уже мертвое тело — кто-то застрелил собаку. Ныне напротив Суворовского сквера, на месте, где Юрик больше всего любил проводить время, благодарные горожане установили памятник. Если подержать Юрика за лапу и загадать желание, добрый и отзывчивый пёс поможет ему исполниться.