Фольклор .Ч 10
Глава десятая :Сложная апения
Из дверей приемного открывается картина соблазнения. Колька живо втирает фигуристой, пышноволосой, юной очаровашке.
Размеры невероятные чего-то показывает на всю длину своих ручищ. Тосик, улыбаясь, трясет головой, как конь, подтверждает басни. Пиня подперев рукой голову, прилег котом на капот. Глаза хитро щурит, улыбается до ушей. Невинная новенькая увлеченно смотрит широко раскрытыми глазами. Ротик приоткрыла от изумления. Потрясена захватывающими россказнями напрочь.
- Поехали с нами, сама увидишь всё! Такие вот дела! – Заканчивает треп Рыжий.
Меня увидел. Опускает руки скромно, в карманы прячет.
- Так, двоечница! Тебя же Алла Николаевна предупреждала, что с нами опасно разговаривать! Развесила ушки! Меняю тему разговора резко.
- Я не двоечница! Отличница. Сюда из училища самых лучших направляют!
Обиженно возражает, выставляет ножку стройную в разрез халатика.
- В отличницы тебя зачислили за красивые, умные глазки, фигурку ладную и ножки стройные, не более того. Не знаешь же ничего! И не умеешь! Лишаю былых отличий, достижений нагло, уверенно. Ты даже подмести толком, профессионально не умеешь. Глянь в машину, сколько там лушпаек налузгали эти обжоры на пол.
Заглядывает. Оценивает степень засоренности, качает головой.
- Много! Минут десять подметать. Прикидывает объем работы специалистка.
- Веником, небось, станешь мести, по-деревенски. Горюшко мамино!
Утверждаю убежденно. Кивает головушкой, уверена в правильности выбора инструмента. Чем же еще?!
- Десять минут мела бы! Да за десять минут, по стандартам реанимационным, получится два трупа! А мы, ассы, можем и четыре исполнить за такое время!
Убиваю аргументом надежды невинные.
- Реаниматологи настоящие баллоном кислородным подметают.
Добиваюсь полного изумления в красивых глазках.
- Тосик, не поленись, пожалуйста, покажи барышне, как городские подметают. Время засеку.
Тосик, играючи выхватывает запасной пятилитровый голубой баллон из обоймы, Пиня открывает заднюю дверь.
- Время пошло! – Командую, глядя на секундную стрелку.
Толя опрокидывает баллон вентилем вниз, открывает на полную. Раздаются шипение, рев ста восьмидесяти атмосфер, выпущенных на волю. Мощной, направленной струёй выдувает из салона все постороннее, завалявшееся.
Позади машины клубятся в вихре лушпайки. Вылетает какой-то болтик крепежный, звякнув. Салфетка грязная, скомканная из-под носилок воспарила.
Кувыркается в оживляющей струе кислорода.
- Иииииииии! - Визжит пронзительно, испуганно сестричка, ладошками ушки зажимает. Тосик закрывает вентиль, ставит баллон на место. Улыбается. Доволен эффектом произведенным, чистотой, скоростью уборки. Коля и Пиня давятся смехом в ладони. Наступает оглушающая тишина. Девчушка облегченно вздыхает. Испуг проходит, изумление наступает.
- Восемь секунд уборка заняла. Почувствовала разницу в навыках? – Кивает.
- Продолжим знакомство! Опасность общения с нашей бригадой в том, что может наступить беременность! Даже от простого разговора. Внезапная!
Нагнетаю страхов, чтобы держалась подальше, не летела на пламя бабочкой несмышленной. Румянцем красивым заливается девчонка от неожиданной перспективы неприличной.
Двери приемного открываются. Выбегает, услышав рев и визг, озабоченная Алла Николаевна. Лебедем белым налетает. Обнимает за плечи свою подопечную.
Прикрывает рукой головку беглянки, прижимает к себе.
- Вы что творите, бандиты?! Ребенка напугали! На минуту оставить нельзя без присмотра! Они тебя обижали?! – Смотрит в глазки вопросительно. Дитятко отрицательно крутит головушкой несколько раз. Совсем краснеет от заботы.
- Да, Аллочка Николаевна! Нас, лучше, провожать до дверей. По ступенькам мы сами спустимся, без дополнительного ускорения. Улыбкой доброй гашу беспокойство материнское.
- Не станем мы деток обижать! Не наговаривайте на нас, пожалуйста! И не обзывайтесь! Бригада мы, а не банда. Хотели барышню до танка подвезти, но оказалось, что выстрелов боится. Дайте нам их всех, мы обернемся минут за десять. На экскурсию интересную, ознакомительную приглашаю.
- Прокатим и вернём в целости, сохранности, поумневшими. Будет салют в их честь! Алла прекрасно знает байку местную. Упорные слухи циркулируют, что танк на постаменте, стреляет, если девственница проходит рядом.
Нахмуренность, озабоченность сменяются неудержимой улыбкой. Машет рукой, тащит за собой отбившуюся. Оглядывается прощально барышня.
Будет выспрашивать у всех подробности про танк.
- Зовут-то как?! – Колька, орет вдогонку.
- На-тааа-шаааа! - Захлопываются двери. Вырвали лань из хищных волчьих лап, воспитывать потащили. Коля, Тосик шлют воздушные поцелуи.
- По местам! – Сажусь.
В трубку радиостанции сообщаю:
- Сороковая. Освободились в Больнице Мечникова.
- Домой! – Командует Юрий Алексеевич. Пиня выруливает неторопливо.
- Отлично! Поработали, теперь чайку попьем. Покалякаем про наши скорбные дела. Есть тебе, что изучать, Николай.
Рыжего драконить начинаю. Завели меня с утра замечаниями, выговорами, угрозами утопить.
- Сам наехал на новенькую. Макнул докториху публично, грубиян. – Нападает первым Рыжий. Защищается от учебы.
- По делу наехал, раскровенила больному пасть, учить полезла неумело. Это тебе в копилку, Николай. Вариант гиперкомпенсированной истерии. Собралась в маленький комочек ненависти, озлобления колючий. Дрожит от напряжения постоянного на новом месте. Плюется ядом во всех, кто рядом оказался. Такая срывов не покажет, скорее мозг взорвется собственный. Публично слабости не допустит. В подушку плакать будет одиноко, обиды вспоминая, планы мести строя. По головам пойдет безжалостно, маму не пожалеет. В горло вцепится любому конкуренту по работе, если подставится человек. Жлобка. Инструмент красивый зажала, спрятала за спиной. Хотя, сама украла где-то, такой за деньги не купить.
- Припомнит тебе. Зачем нарвался, если знал? – Констатирует Коля с уверенностью, поняв явление очередное.
- Не забудет, согласен. Припомнить не получится – на разных высотах мы летаем с ней. Сторониться будет, наблюдать издалека. Когда узнает от коллег мои способности, повадки, кого уважаю, кого – нет. Постарается контактов избегать.
– Определяю перспективу отношений рабочих.
- Про стерв ты изложил с примерами, убедительно. Буду читать, обращать внимание. А про суку умолчал. Скрываешь? – Поднимает вопросительно бровь.
Улыбается довольно Рыжий. Поймал на недостатках обучения. Пиня смеется, любит наши пикировки. Сам ввернуть словечко умеет точно.
- По новому толковому словарю товарища Ожегова можно подумать, что слово это богатое используют только кинологи и собачники заядлые. Написал, что так называют особь женского рода в семействе псовых, не более того, скромняга. Формируют коммунистические личности из вас. Суть, обширность значения слова богатого смыслами, скрывают. – Вспоминаю определение. - В старом толковом словаре, написанном господином Далем, было отмечено, что кроме собачек, так же называют склочных, скандальных и сварливых баб, орущих громко. Не знал он, интеллигентный настоящий барин, истерии. Не встречал, поэтому смешал стерв с суками. Стервой в народе называли любое издохшее животное. Сучье поведение считалось крайне неприличным среди воспитанных людей. В физиологическое значение господин Даль не вникал, не барское это занятие, физиология. Поэтому глубокого внимания ругательному, ёмкому, выразительному слову не уделил. Есть такое словосочетание у кинологов – течная сука. Готова к случке в этот период с любым кобелем, оказавшимся в удобной позиции. Бегают кобельки стаей за ней. Женщин, озабоченных вопросом аналогично, в народе так и называют, сравнивая прямо поведение сексуальное. – Делаю паузу для пущего усвоения изложенного.
- Ага, ясненько, гиперсексуальность! – Кивает Рыжий, думая, что я закончил.
- Это не все значения! Даль уважаемый не знал жаргона воровского! По фене это слово употребляют регулярно. Сукой, или ссученным называют стукача, доносчика, сигналящего ментам, администрации, куму. – Заканчиваю разбор словечка, применяемого часто.
- Сороковая! Сороковая! – Левитан гремит в эфир. Зря не позовет с такой интонацией.
- На проспекте Пушкина. Рвемся в бой, копытом бьем, землю носом роем!
Подтверждаю готовность полную, сообщая место нахождения.
- Рабочая. Дворец Машиностроителей. Трамвай на человека наехал. Живой!
Все важное, что выспросил, сообщает Алексеевич без лишних слов.
- Вылетаем! Пять минут. Сообщаю время прибытия. Звонить на ноль три будут, пока не приедем.
Пиня включает сирену, мигалки, набирает скорость. Нам две прямых с одним поворотом до места. Домчит мигом, только держись. Тосик запихивает в карманы пару бутылок с растворами, системку для переливания и ножницами держит в руке. Коля зажал в ладони несколько зажимов, в карман запихнул пригоршню бинтов.
Знают парни особенности «трамвайной» ампутации – хлестать будет кровью из рваной безразмерной раны.
Это не «железнодорожный» вариант, когда культя отдавлена колесом так, что не кровит ни капли.
Пиня в четыре минуты укладывается. Снижает скорость до минимальной.
Раздвигает нежно капотом плотно стоящих зевак. На сирену не реагируют.
Глазеют жадно, раскрыв рты. Не пропустят к зрелищу, пока в спину не пихнешь: » Вас здесь не стояло!». «С вечера они очередь занимали».
Две группы зевак, как обычно. «Воспитатели» костерят матом вагоновожатую.
Возмущенно высказывают обвинения, оценки:
- Носишься не глядя, корова!
- Людей давишь, курва!
- Спала на ходу, шалава!
- На дорогу не смотрела, лахудра.
- Кобыла слепая!
Злобные бабы пихают больно кулаками колючими в спину виновницу. Вожатая, молодая дивчина, плачет, закрыв лицо руками. Оправдывается.
- Он под второй вагон попал. Не видела я!
«Сочувствующие» толпятся над телом, застрявшим под передним колесом второго вагона. Качают головами, комментарии короткие, междометия в основном. Стоят подальше, чтобы бедой не заразиться. Жадно впитывают глазами подробности. Пострадавший блажит хриплым голосом со слезой.
- Люди добрые! Да за что же мне такое горе? Помогите бедному человеку! Зарезали инвалида!
Эректильная фаза шока?! Не убедительно все выглядит, как-то. Странно! Мордень розовая, трепыхается активно. Вокруг тела, на колесах крови нет. Непорядок!
Присаживаюсь над телом, распихав зевак. Оглядываю повреждения. Из разодранной штанины торчат куски хорошей выделанной кожи телячьей, поролон, щепки фанерные, металл покореженный нержавеющий. Понятно: муляж ноги под колесами оказался.
- Ребята, здесь Apenia Accuta. Снаряжение в машину, носилки не нужны. Сам ножками пойдет. Вожатую приведите для дачи показаний, чтобы не порвали, пока гаюшники приедут.
Тосик тревожно поглядывает на Кольку, услышав диагноз незнакомый. Тот командует кивком в сторону машины.
- Спасители мои! Благодетели! В прошлый раз из-под трамвая достали! Освободите из капкана инвалида труда! Век буду благодарен! Помогиитеее!
Обдает запахом вчерашнего и свежего перегара страдалец.
- Орать кончай, ухи у меня больные! – Останавливаю жалобы, призывы жертвы. Замолкает, пожалел больные уши.
- Так, партизан! Ты зачем пытался под откос трамвай пустить с трудящимися?! Диверсант!
– Засланный! Тычет пальцем Рыжий. Наносит страшное обвинение для закрытого от иностранцев города. Подводит, обнимая за плечи, к нам утирающую ладонью сопли вожатую. Хорошенькая оказалась, лицом красива, стройная, формы пышные. Прислоняет деваху к вагону, закрывает спиной от озлобленной толпы. Тосик делает стеночку шире, становится рядом. Теперь не обидят, охраны побоятся. Пострадавший меняется в лице, осознает неожиданный поворот.
- За огурцами я бежал! Друзья послали! Торопился. – Оправдывается терпила.
- Послали. Инвалида! Кореша хреновы! Сами сбегать поленились.
Возражаю веско.
- Жена чужому не даст никогда! Только с подружками делится. Мне даёт!
- Понятно, что жена уважаемого инвалида чужому мужику ни-ни!
Передергиваю оправдания. Вожатая улыбается, уловив двусмысленность.
- Короче, похититель огурцов. Ментам так и скажешь, что приняли на грудь с друзьями пораньше без закуси. Побежал домой за огурцами не глядя. Забодал трамвай посередине. Хотел промежду вагонами проскочить. Претензий к вагоноуважатой не имеешь. Сам залетел. Хорошая девка, не за что наказывать. Сам посмотри.
Подмигиваю хитро, киваю в сторону вожатой головой. Инвалиду из положения лежа открывается интимная, запретная картина под подолом платья, развеваемого ветерком. Улыбается, разглядывает нагло, бесстыжий. Деваха, охнув, прижимает подол ладонями торопливо, стыдится откровенности своей.
- Так и скажу, спаситель. Девка хороша! Ножки, что надо! Освободи ты меня. Нельзя мне на асфальте валяться, замараю рубаху, штаны, простужусь еще. Спасай уже! Дергается снова, пытается освободить, вырвать зажатые колесом и тормозной колодкой лохмотья застрявшие.
- Обрезание нужно тут делать! Умею, в Синагоге научился. – Коля с Тосиком гыкают дружно, услышав новое место моей практики.
– Придется штанину укоротить, лохмотья протеза обрежу. Не подлежит изделие восстановлению, ремонту. Выцелил старательно, суставом. Колесом повредило бедро, голень, всю механическую часть. Ботинок послужит еще. Оправдываю обширность ампутации жестокой.
- Обрезай! Дома запасной есть, новый! Завод оплатил.- Кивает согласно.
Достаю из кармана любимый нож без кнопки-рычажка. Щелкает, выскочив из рукояти цельной, лезвие шведской стали кованное, закаленное. Острое, как бритва, не затупишь. Делали в зоне на заказ. Крестнички в благодарность за души спасенные их грешные. Не побрезговал возиться с рецидивистами, когда за колючкой беда случилась. Много шить на месте пришлось после поножовщины. Понаделали дырок швайками, порезали заточками. Стены были в крови. Режу все подряд легко. Освобождаю быстро. Штанину аккуратно подравниваю. Таким лезвием работать – удовольствие! Знатный клинок исполнили умельцы с выбрасывателем необычным, рукоятью сплошной, чтобы кровь, грязь не набивались.
- Вторую подравнять? Шорты могу исполнить модные красиво.
Заботливо интересуюсь, как заправский портной. Крутит отрицательно головой заказчик. Прикрывает уцелевшую ногу обеими руками. С опаской поглядывает на необычный инструмент, боится, что ногу здоровую отхвачу.
– Тосик, достань, пожалуйста, останки муляжа с ботинком.
Вытаскивает, дотянувшись, легко. Ставим вертикально инвалида. Отряхиваем пыль. Опираем на трамвай рядом с зарезавшей. Улыбается радостно. Окидывает оценивающим взглядом вожатую целиком – тоже хороша.
Подмигивает ей игриво. Простил!
Приближается вой сирены, автоинспекция летит на леком жигулике. Желтом с полоской синей. Щеки милицейских лиц прижаты к стеклам. Упитанные ребята. Крепкие. Мундиры распирают. Вылезают все. Непонятно, как трое здоровяков поместилось в машинку небольшую. Зеваки торопливо, озабоченно расходятся в разные стороны. Обсуждают случай. Кто-то громко, внятно заключает.
- Повезло мужику! Нашли, чему завидовать.
- О! РБ-шники! Шо вы тут снова натворили?! Скорость превышали?!
Разводит широко руки лейтенант старший, задержать желает всех. Улыбается удивленно. Разглядывает место ДТП без признаков явных. Оценивает взглядом вагоновожатую, облизывается алчно.
- Тута, товарищ страшный лейтенант, вызов ложный! Бабулька, вахтерша из Дворца Машиностроителей сослепу позвонила. Пострадавших нету! Вот, инвалид подсунул протез старый под трамвай. Чтобы жена новый выдала, парадный! Держит, зараза бережливая, на потом. Старый, скрипит давно.
– Тосик демонстрирует обломки муляжа отрезанной ноги. Отшатываются менты.
- Тряхнуло трамвай. Вожатая перепугалась, остановилась резко, бедняжка.
Пассажиры обматерили. Возит, как дрова, трудящихся. Бить хотели! Но вас, благодетелей, увидели и разбежались в страхе. Нечего тута измерять, рисовать. Чернила на протоколы переводить. Напираю на отсутствие признаков состава преступления.
- Отпустите девушку, пожалуйста, начальник! С нее могут премию снять за нарушение графика движения. А диверсанта мы прокатим! Объясним убедительно, чтоб больше так не делал. Окультурим. Простите заслуженного инвалида труда! – Складываю руки умоляюще на груди.
Пострадавший орет. - Не буду больше! Не забирайте! Отпустите к родной жене!
Только рубаху не рвет, трет кулаком глаза, умеет выжимать слезу технично.
- Та ну вас! – Машет лейтенант старший. - Так! Освобождаем проезжу часть дороги! Все свободны! Разворачивается через правое плечо, идет к машине. Фух! Договорились без писанины лишней.
- Ой, хлопчики! Дайте, я вас поцелую! – Разводит ручки широко для объятий нежных трамвайщица. Грудью, рвущей платье, напирает! Показываю на Кольку.
- Он старший у нас! Сгребает в охапку Рыжего. Взасос целует длинно, как на свадьбе. Коля выпучив глаза, мычит, помахивает ладошками. Обнаружив талию, удобно располагает руки пониже. Держится крепко.
– Ммммммм-ах! Красавчик рыженький! Звонко прерывает горячий поцелуй вожатая. Выпускает обмякшего Кольку из объятий жарких. Бежит легко к своему вагону игриво, высоко забрасывает ножки. Подол развевается, обнажая красивые, крепкие бедра по нижнюю ягодичную складку. Колька хлопает глазами, облизывается.
- Хорош облизываться, котяра! Вдыхай уже, морда посинела! – Командую заботливо. Звонком салютует вожатая, щелкают, поднявшись колодки тормозные. Оттаскиваем инвалида подальше от состава. Трогает, плавно набирает скорость состав. Уезжает красота.
- Палку! Палку забыли! – Вопит, оглядываясь, пострадавший.
Тосик возвращается, поднимает палку, осматривает – целенькая! Отдает хозяину.
Усаживаемся в машину, доскакали.
- Диверсант, в этом доме живешь? – Уточняю, куда подвезти, показывая.
- Ага-сь! Третий подъезд, третий этаж налево! – Докладывает все детали.
- Пинечка, а слабо тебе инвалида труда, заслуженного диверсанта-рецидивиста на третий этаж подкинуть? Налево? – Ехидно спрашиваю.
- Запросто! Ща, вам исполню налево! Привязывайтесь покрепче! – Готов, хоть на пятый залететь. Выруливает с дороги во дворы вдоль домов. Едет тихонько, пробираясь между мамками с колясками к нужному подъезду. С опаской провожают взглядами любопытными нас. Беда у кого-то серьезная, если этих расписных принесло.
- Вот! Вот, мой подъезд! Тормози, приехали! Не надо на этаж везти, я сам взберусь.
- Командует трамвайный партизан.
- Сопроводите товарища! Сдайте жене любимой из рук в руки по описи.
Попросите убедительно, чтобы воспитывала без применения кухонных инструментов чугунных. Снова к нему ехать неохота. – Поручаю парням беседу провести. Рыжий кивает. – Кончай в Анну Каренину играть, диверсант. Не складывается у тебя с трамваями, не приставай. Не по-мужски это! Тащите его домой! Внушаю напутствие рецидивисту.
Выволакивают под руки, палкой до земли достать не может. Бабульки на лавке у подъезда всплескивают руками, качают головами, осуждающе охают.
Понесли. Пытается достать ногой, палкой до ступенек. Прижимает к груди остатки протеза с ботинком.
Пишу карточку. Случай нестандартный описал быстро, но диагноз надо серьезно обдумать, чтобы звучал поприличнее, но весело. Сопровождающие вернулись, лыбятся хитро, усаживаются.
- Что ты хмуришься над карточкой? – Налетает сходу Рыжий. – Рифму придумываешь, стихами изложить решил?!
- Диагноз сочиняю. – Отмахиваюсь.
– Та, что тут сочинять?! Травматическая ампутация… Замолкает, сообразив.
– Апении. – Завершаю Колькин диагноз. - Даже, собственно травмы не было, как таковой.
– Гм! – Задумывается Рыжий глубоко. Хмурится заковыке лигвистической.
- А что такое, апения? – Скромно интересуется Тосик.
- Тосик! Ты ж латынь учил! Помнить должен основы! Что такое Penis?!
– Напоминаю знакомые слова. Тосик удивленно демонстрирует предплечье со сжатым кулаком.
– Правильно соображаешь. А – отрицательная приставка перед словом указывает на отсутствие оного полностью, совсем. Accuta переводится, как острое чего-нибудь. Вот и выходит на древнем языке, что ни хрена острого вовсе нету! Просто все, не надо размахивать руками, материться на публике неприлично. Звучит научно, даже, немного патриархально! Уважение народа вызывает знание древних языков. На них раньше заклинания произносили.
Улыбается Тосик, разобрался. Усвоит навсегда терминологию безматерную.
- Ладно, напишу простенько. Пусть сами придумывают, если не понравится.
- Повреждение протеза левой задней конечности. Ставлю автограф. Лингвисты юные ржут. Представляют, как с Жужей буду обсуждать, отстаивать написанное.
Колька разворачивает промасленный газетный сверток. В нос бьёт одуряющий запах горячих пирожков.
- Жена дала. За возвращение партизана домой, не в вытрезвитель! Гордо докладывает Рыжий об очередном разводе.
Откусывает сразу половину крупного, хозяйского пирожка. Жует, закрыв глаза от удовольствия. Мычит, зараза, призывно.
– Горячий, как поцелуй! Вкусный!
- Тосик! Ты позволил соблазнить жену заслуженного инвалида?! Она этому котяре дала пирожок. – Мало того, что обобрал семью трудовую, еще и женщину замужнюю соблазнил. – Возмущаюсь действиями растлителя.
Колька давится остатками пирожка, машет отрицательно руками.
- Хорош, жрать в сухую! Сейчас ласково попрошусь, с чаем поедим.
В трубку радиостанции тоненьким голоском декламирую жалобно:
- Нет у нас подушки! Нету одеяла! Чаем не поили! Жмемся мы друг к дружке, чтоб теплее стало! – В ответ тишина. Соображают диспетчеры, кто издевается в эфире.
- Сороковая, домой! Согреем вас, котята, сиротки бедные! Левитан сообразил быстрее всех. «
Кошкин дом» знает, не проведешь.
Пиня утирает слезу. Заводит, выезжает со двора на простор.
Домой! Домой! Чаю с пирожками горячими домашними заработали честно.
Летим.
Автор : Леонид Сорокин
























