Людмила Наумовна Мокиевская-Зубок (на фото она в черкеске, стоит слева) была незаконнорожденной дочерью дворянки Глафиры Тимофеевной Мокиевской-Зубок, проживавшей в Чернигове, и Наума Яковлевича Быховского, известного публициста-революционера, вначале народника, а потом члена ЦК ПСР.

Училась в частной гимназии (в казённую гимназию её отказались принять как «незаконнорожденную»), где была одной из лучших учениц. В 1912 году поступила в Психоневрологический институт Петербурга, где уже тогда проявилась её откровенная нелюбовь к существующим в России порядкам. Вскоре она заинтересовалась революционной работой и вступила в партию Эсеров-максималистов.

Из воспоминаний Е.И.Гутман, опубликованных в книге «Без них мы не победили бы»:

Революционная борьба сразу захватывает ее. В октябрьские дни 1917 года она отправляется в штаб революции – Смольный, где организуется оборона только что родившейся Советской республики. Мокиевская вступает в отряд Красной гвардии и снова учится – теперь уже военному делу.

В трудные дни декабря 1917 года народный комиссар по военным делам Николай Ильич Подвойский вручает Мокиевской мандат как комиссару по продовольствию, направлявшемуся в Екатеринослав. Работа очень важная и ответственная.

В январе 1918 года рабочие Брянского завода начали строить бронепоезд. Энергичная и решительная девушка, комиссар по продовольствию Мокиевская стала одним из организаторов этой работы. И когда бронепоезд был готов, Людмилу назначили его командиром.

С 25 февраля 1918 года она – командир красного украинского бронепоезда «3-й Брянский» и одновременно комиссар Брянского боевого отряда рабочих Екатеринославщины. Ее бронепоезд сражается с немецкими войсками и гайдамаками Центральной Рады, с белоказаками-красновцами под Царицыном.  

Антонов-Овсеенко, вспоминая этот период, писал: «С февраля 1918 года Мокиевская командир бронепоезда. Ее бронепоезд в течении всего лета 1918 года не выходил из боев. Он участвовал в подавлении контрреволюционного мятежа в Ярославле, в обороне Царицына, в боях против гайдамаков, немецких оккупантов и петлюровцев на Украине».

В районе Гадяч-Ромны, а затем у Ромодана бронепоезд Мокиевской прикрывал отход наших частей под давлением наступавших войск германских империалистов на Полтаву. В.А.Антонов-Овсеенко писал об этих боях: «Во время эвакуации ст. Ромодан штабной поезд двинулся по направлению Миргорода под прикрытием бронепоезда доблестной т. Мокиевской, до последнего момента задерживавшей натиск германцев.

Наши части, успешно сражавшиеся на харьковском направлении, оказались отрезанными от основных сил Красной Армии. Тогда бронепоезд Мокиевской прорвался к Харькову и вывел из окружения штаб и оборонявшие город советские войска.

Людмила отличалась хладнокровием в боях, самоотверженностью и героизмом. Она была прекрасным примером для всей команды бронепоезда. Она умела находить верные пути к сердцам бойцов. Ее выступления перед ними всегда отличались революционной страстностью и убежденностью. Слова Людмилы Мокиевской были искренни, правдивы, и потому бойцы так были преданы ей, революционному делу, за которое они боролись, и потому так высока была дисциплина на бронепоезде».

К осени 1918 года бронепоезд "3-й Брянский" оказался настолько потрепан в боевых схватках, что его пришлось отправить на ремонт в Нижний Новгород, на Сормовский завод. Ремонт затянулся, и Мокиевская настояла, чтобы ей дали другой бронепоезд. По данным, сохранившимся в Центральном архиве Советской Армии, 22 ноября 1918 года она стала командиром бронепоезда №3 «Власть советам». В.А.Антонов-Овсеенко писал в Центробронь об этом периоде работы Людмилы Наумовны: «Тов. Мокиевская, командуя бронепоездом №3, проявила выдающиеся боевые качества, постоянно держала команду в строгом порядке, все боевые распоряжения выполняла неукоснительно с полным самообладанием».

В феврале 1919 года  Мокиевская одновременно стала ещё и комиссаром. Нужно учесть, что само сочетание должности командира и комиссара было тогда явлением редким и потому свидетельствует о большом политическом доверии, оказываемом бывшей эсерке.

Командир бронепоезда "Власть Советам" в феврале 1919 года.

По прибытию в начале 1919 года бронепоезд был придан в оперативное подчинение 13-й армии и вёл бои в Донбассе. Деникинская армия рвалась к Луганску. Обстановка была весьма напряженная, требовала сосредоточения всех сил. Туда и был переброшен бронепоезд №3 «Власть Советов».

Особенно жестокие бои разгорелись за узловую станцию Дебальцево, которая несколько раз переходила из рук в руки. 23-летняя Людмила Мокиевская погибла 9 марта 1919 года в бою под Дебальцево. В один из боев из замаскированного укрытия был выпущен вражеский снаряд. Он ударил в будку машиниста, где в это время была Людмила. Её похоронили в Купянске при большом скоплении народа. После прихода белых в Купянск труп Людмилы Мокиевской был вырыт и выброшен на свалку в овраг. Захоронили её заново лишь после возвращения красных.

http://picturehistory.livejournal.com/217240.html

Несколько заметок (2003 г.) о женщинах на войне. Заголовок относится к последней заметке.

Женщин на войне и много, и мало одновременно. Мало – в соотношении с мужчинами, а много, потому что каждую все замечают. Всегда. Какой бы она ни была: физиология рулит…

Грубая шутка на тему неудовлетворенных естественных потребностей.

Через два месяца (пребывания здесь) теряет значение внешность женщины. Через четыре – возраст женщины. Через полгода – ее пол.

И еще один анекдот в тему.

Встречают новобранцы в Моздоке Бабу-ягу.

-Ты куда, старая?

-В Ханкалу!

-Да кому ты там такая страшная нужна?

-Э-э-э, ребятки, не скажите. Это я здесь Баба-яга, а в Ханкале я - Василиса Прекрасная.

Женщин, в отличие от мужчин, никто по приказу в Чечню не гонит. Почему же они едут? Основных мотивов несколько: личная жизнь (ибо мужиков много), выслуга (день за 1,5-2), деньги (в 1,5-2 раза больше, чем в мирной обстановке + выплаты за боевые). Кроме того, круг обязанностей для них здесь предполагает безопасность. Относительную, конечно.

Из дневника. «Ольга. Туркменка. Имя – условное, на русский манер. Настоящее не запомнил, хотя и спросил из журналистского любопытства. На взгляд – лет 40, но могу ошибаться. Пьет, курит и матерится. Но все это здесь не только не шокирует, но даже не замечается. Такая вот восточная женщина. Служит в Ведено. В Ханкалу и Грозный приезжает по делам. Хозяйственница. Контрактница. Скоро уже два года, но собирается продлить на год. Зарабатывает на квартиру дочери, которой сейчас 13 лет. «Кому она еще нужна кроме меня?» Дочь выдаст только за мусульманина, ни в коем случае не за русского.

-А если чеченец?

-Нет уж (смеется), тогда лучше за русского.

Она часто летает на вертолете. Всегда садится рядом с пулеметчиком у раскрытых дверей и любуется горами. Убьют, так убьют, в любом месте вертолет не защитит, а тут – красиво.

Спросил ее, каково быть женщиной на войне. Говорит, очень тяжело. А из-за того, как относятся мужики к женщинам, вообще «порой ненавижу себя за то, что я женщина».

Она мусульманка. Когда в Ведено встречается с местными, они ежедневно и однообразно оскорбляют ее, задавая один и тот же вопрос: «Как провела ночь?», намекая на то, «что я подстилка». «Хочется нагрубить в ответ, послать по-своему подальше, но боюсь, мне же тут ходить на рынок… На этом рынке одна девчонка золотом торговала, а к ней парень ходил – из ямадаевцев. Так ей голову отрезали и на это место, где она торговала, поставили».

«Недавно у меня подруга в вертолете сгорела. Она на «большую землю» летела, у девчонок кольца брала. Нам потом эти кольца принесли – черные…»

…Ольга приехала на один день, а задержалась на четыре. Собиралась в Грозный, потому приехала в платье. Вечером сидели в кунге у Коли, гсм-щика. Она просто изнывает: не могу больше в этом платье, ребята, дайте кто-нибудь камуфляж, отдам потом. Коля сходил, принес. Мужики отвернулись, она тут же переоделась.

-Как хорошо, - со вздохом великого удовлетворения, - теперь в своей шкуре…

Это уже клиника».

Крайний раз я видел ее уже осенью в Ведено. Пришел, поздоровался, а она в слезах. Инженерная разведка попала в засаду. Один из погибших, разведчик Сергей, накануне хотел взять у нее книгу, да решил, что зайдет завтра. Завтра для него уже не было. «Улыбка у него была замечательная, о смерти никогда не говорил. Остались жена и дочь. Не дослужил полтора месяца до конца контракта». Кажется, он был ей лично дорог…

«Валентина. Прапорщик, тоже из Ведено. Она здесь уже год. Говорит, Ханкала – курорт. Страху натерпелась в Ведено. Каждую ночь ложишься спать и не знаешь, доживешь ли до утра. Женщинам здесь очень тяжело психологически. Увидела только что убитого пятилетнего ребенка, внутри все сжалось. Пришла, попросила водки, хотя и не пьет. «Когда видишь пятерых наших погибших ребят, которые еще вчера жили в соседней комнате… И даже флаг не приспустили, обычное дело».

Она здесь с мужем. Он – подполковник, начальник разведки. Она про него – только в положительных тонах. Только об одном ворчит, что стричься не разрешает. У нее коса заплетенная – до колен. Ей богу! С руку толщиной. Спрашиваю, как же она их промывать здесь, в полевых условиях умудряется? Она только рукой машет: мучение.

Действительно, жара страшная, грязь, пыль, ветер. И даже баня два раза в неделю не спасает. Тут очень кстати ответ Николая на дежурную шутку о теплом пиве и потных женщинах: «Ничего не поделаешь, здесь все женщины потные».

Патимат. Наша наборщица в газете, молодая дагестанка. Вчера ездила в Грозный. Попала под раздачу. Говорит, паника какая-то началась, и на чеченском что-то по громкой объявляют. «А я, - говорит, - почти не понимаю по-чеченски. Все разбегаются. Ну и я рванула. Оказалось, там фугас обнаружили, просили разойтись, чтоб подорвать его безопасно». Она «везучая». Уже дважды была свидетелем терактов. Один раз – подрыв, один – расстрел машины. Вчерашний случай у нее – третий.

Ночная бабочка. Ребята рассказали. Мы в разъездах были, заявляется под вечер в нашу палатку военная девица легкого поведения. С какими-то лычками на погонах. Смазливая, лет тридцати.

- А что, - говорит, - мужики, жалко вам, что ли по две штуки с человека?

- Это за что ж?

- За ночь. А там – как хотите, сколько хотите или сколько сможете. Хоть хором, хоть поодиночке.

- А что, денег не хватает?

- Мне-то хватает, но семью кормить надо.

Коротко, ясно и честно. У нас в палатке одни прикомандированные, зарплата только по основному месту службы будет, на большой земле. Так что ушла девица в другие палатки клиентов искать.

Любовь и измена. Приехал в Ножай-Юрт, общаюсь с замполитом. Рассказывает о проблеме. Один солдатик, срочник, умудрился влюбиться. И не в кого-нибудь, а в местную девушку, в чеченку. Причем, это у них взаимно. Ждет не дождется дембеля, чтобы жениться. И родня ее не против, но с одним условием: жить будут здесь. Парень – за, двумя руками. Он сирота, дома у него только бабуля престарелая. Никому не нужен…

А вот тут уже шекспировские страсти. Весь воинский коллектив комендатуры, солдаты, резко против. Как так, как ты мог?! Ты с нами тут, под пулями, наших же товарищей в гробах провожал, а теперь – с ней! К НИМ! Измена! Практически, Родине измена…

Сослуживцев тоже можно понять. По крайней мере, попытаться. Среднестатистические потери по Чечне на описываемый период (лето и осень 2003 г.) по министерству обороны составляли: один двухсотый и два трехсотых ежедневно. По МВД примерно столько же, и во Внутренних войсках сколько-то, не знаю. Ножай-Юрт – центр одного из горных районов. Еженедельно отсюда 3-4 человека уезжали – кто в госпиталь, а кто насовсем. Кроме того, аксиому «партизанское движение возможно лишь там, где есть поддержка местного населения» никто не отменял. Потому никто не исключал возможности, что «Джульетта» или ее родственники так или иначе связаны с «лесными братьями». Короче, высокой степени доверия местные у военных не вызывали.

Командованию эта любовь с осложнениями – поперек горла. А ну как убежит? А ну как переметнется? А ну как свои с «Ромео» сотворят чего-нибудь? Короче, парня изолировали и от своих, и от девчонки. Заперли. Присмотр круглосуточный, чтобы руки не наложил. И побыстрее оформить документы на дембель. А там, под усиленной охраной доставить на родину и поставить на учет в военкомат. А потом пусть делает, что хочет. Сумеет прорваться обратно – его дело. В то время в Чечню так просто было не заехать. А не сумеет – так тому и быть.

Слушая замполита, я для себя так и не решил, кто прав. С одной стороны - война, с другой – любовь, принесло ее не вовремя…

Интересно, чем дело кончилось? Вот и мне интересно. Но… Через 10 дней из Ножай-Юрта я уехал и до конца командировки туда уже не попал. Может, читает это кто-нибудь из участников-свидетелей? Отзовитесь!

В следующий раз расскажу, как пьяный солдат за рулем не убийцей стал, а спасителем.

На фото: это не тюрьма. Та самая Ножай-Юртовская комендатура, где Ромео от Джульетты прятали.