"Братишка" из 487 - го...
Часть 1. Часть 09. Часть 17. Часть 25.
Часть 2. Часть 10. Часть 18. Часть 26.
Часть 3. Часть 11. Часть 19. Часть 27.
Часть 4. Часть 12. Часть 20. Часть 28.
Часть 5. Часть 13. Часть 21. Часть 29.
Часть 6. Часть 14. Часть 22. Часть 30.
Часть 7. Часть 15. Часть 23. Часть 31.
Часть 8. Часть 16. Часть 24. Часть 32.
Часть 33.
Руки у меня уже начали понемногу уставать, а палец, давивший постоянно на кнопку рычага «шаг-газа», уже немел от напряжения, и снять его не было никакой возможности. Любая оплошность в движениях командира грозила окончиться бедой для экипажа. Ноги уперлись в педали и миллиметровыми движениями удерживали вертолет от разворота. Спина гудела от напряжения, а пот со лба собирался на бровях, и руку не оторвешь с ручки управления, чтобы смахнуть его.
Я снова плавно стал продавливать вертолет вниз, через несколько мгновений многотонную машину сотрясло, и по корпусу пронесся словно бы нервный гул и треск. Я тут же задержал машину и чуть ее приподнял.
- Вадим, что это было?
- Сейчас посмотрю, - послышалось по СПУ. Чирков юркнул на пол грузовой кабины и вновь опустил голову вниз за борт. Через минуту мы снова услышали его голос:
- Ничего, командир, просто мы сломали сук, он подломился, но другой торчит, надо как-то и его потихоньку подломить. Вы опускайте машину, а я буду смотреть.
- Ты пояс надел? Не вывались у меня наружу, что мы без тебя делать будем, а? - шутливо проговорил я, немного разряжая обстановку.
- Не вывалюсь, в крайнем случае, на ветки упаду, здесь невысоко, - принял шутку Вадим.
Я снова стал опускать борт. Володя справа отсчитывал:
- Два метра, полтора, все, командир, метр - больше нельзя.
Вадим снизу тоже сказал, что ствол уперся в днище и не ломается. И тут, наконец, до нас донеслось Пашкино:
- Все, загружаю первого.
При этих словах я уперся в органы управления вертолетом, не давая машине сдвинуться хотя бы на десяток сантиметров в сторону или вниз.
- Вадим, давай работай, сейчас будем поднимать первого, - предупредил я бортового техника.
- Понял, командир, - произнес бортовой, заняв свое место в проеме грузовой кабины с пультом лебедки ЛПГ-150М
- Поднимайте, - послышалось минуты через три, - только осторожно - нога раздроблена.
- Вадим, поднимай «трехсотого», только потихоньку - у него, кажется, ноги нет, - дал я команду бортовому технику.
Старший лейтенант Чирков приступил к подъему, сплошное месиво из утрамбованных веток и сучьев мешали прохождению раненого, но постепенно, метр за метром он поднимал его, останавливал, поправлял трос, чтобы тот не шел на излом, и снова поднимал. Подняв пострадавшего бойца на уровень проема, он бережно втянул его вглубь грузовой кабины и перетащил на сиденье. Парень с окровавленной культей вместо ступни и бескровными губами, морщась от боли, помогал ему при этом как мог. Освободив спасательное кресло, Вадим попытался опустить его вниз, но потоком от винта его приподняло и бросило на соседнее дерево, где оно прочно зацепилось за сучья, проскользнув вниз. Поминая всех чертей, Вадим пытался сдернуть его, но ничего не получалось. Зайдя в кабину, он рассказал нам о случившемся. Нужно было потихоньку вылезать из добытого таким трудом места, продвигаться влево, освобождать кресло и вновь по сантиметрам продираться вниз. Я матюгнулся про себя, но делать было нечего. И плавно вывел вертушку из деревьев вверх.
- Что случилось? - тревожно вызвал нас Лучшев с земли.
- Кресло зацепилось за соседнее дерево, будем сейчас его освобождать, жди и готовь следующего, - успокоил я его, а с ним и ребят на тропе.
По командам Вадима вертолет передвинулся к месту зацепа, кресло никак не хотело выходить из крепких объятий сучьев. Наконец, оно было вырвано и попало в руки Вадима. Под бдительным контролем Володи Стрельченко, я вновь подвел вертушку к кронам, и, подламывая сучья, стал опускаться. В какой-то момент я на мгновение упустил контроль над вертикальной скоростью снижения, или то машина дала просадку, подломив сук, но только крик Володи «вверх» уберег нас от катастрофы - крона застыла сантиметрах в пятидесяти от лопастей несущего винта. Я приподнял машину, перевел дух, после чего мы снова попытались спустить кресло, но оно упрямо не хотело идти вниз, цепляясь за сучья.
Вадим, прекратив безуспешные попытки, вошел в кабину и спросил.
- Что делать будем, командир? Кресло под своим весом вниз не проходит.
- Значит, надо чем-нибудь утяжелить, - предложил Володя Стрельченко, - ну, например, колесом, которым мы полеты на поисково-спасательные работы отрабатываем, привязать к креслу чем-нибудь снизу, фалой на худой конец, может, кресло под его весом и пройдет.
- Вовка, ах ты светлая голова, молодчина! - похвалил я правака.
- Давай, Вадим, вся надежда только на тебя, действуй, а то мы уже сколько здесь болтаемся, и все без толку, - поторопил я Чиркова.
Минут через пять все было готово, и Вадим опустил кресло сквозь сучья вниз. Нам снова пришлось моститься, чтобы парни смогли дотянуться до кресла и поймать его. Внизу на нем разместили раненого, подняли внутрь, и Вадим перенес его на скамейку. Затем очередного «трехсотого». Далее работа пошла быстрее: здоровые парни сами забирались в кресло, а в процессе подъема ломали ветви, расчищая проход для кресла. После девятого подъема к нам в кабину вошел погрустневший Вадим:
- Командир, следующий подъем небезопасен, - проговорил он, с виноватым видом показывая на переломившийся в нескольких местах трос. В одном месте порванных стальных жил было особенно много. Рисковать чьей-то жизнью летчики не могли - надо возвращаться домой и брать другую машину. Я вышел в эфир и обрисовал ситуацию Пашке. На его встревоженное: «Но ты ведь вернешься?» - я с уверенностью ответил:
- Минут через сорок жди, я возьму другую вертушку и приду за вами. С тобой останется пара «двадцатьчетверок», работай с ними, если что, они вас прикроют. Павел со сжавшимся сердцем провожал отходивший вертолет, и минуты три стоял в оцепенении. Да, непривычно вот так оказаться не в своей тарелке. Он - спасатель по духу и крови - обучен спасать летчиков, потерпевших бедствие, а тут - в горах и в окружении боевиков. Но потихоньку он пришел в себя.
Над ним кружилась пара боевых вертолетов Юры Харченко. Павел вышел с ними на контрольную связь и еще больше успокоился. Подойдя к командиру разведывательной группы, сказал:
- Может, потихоньку продвинемся и посмотрим вон в том направлении, почистим площадку, а то вертушке очень тяжело сюда пробираться.
Они медленно, с осторожностью, присущей разведчикам, расчистили свой плацдарм до пятнадцати метров. При этом определили три подозрительных места и обозначили их ветками. После чего стали ожидать прилета вертушки, заняв круговую оборону. Их оставалось всего десять в этой грозящей огнем «зеленке».
Я же тем временем вывел вертушку из лесных объятий и глянул на секундомер - в этой кутерьме мы болтались уже больше полутора часов. «Восьмерка», почувствовав свободу, резво рванула вперед к аэродрому. Я вышел на связь с командным пунктом:
- «Бронза», возвращаюсь по неисправности спасательного троса лебедки, готовьте следующую вертушку, нужен еще один спасатель и колесо для груза, на борту три «трехсотых», нужна «санитарка».
- Вас понял, уже готовим, - ответили с командного пункта.
Вертушка неслась обратно на аэродром на той же высоте, что и до этого, чуть в стороне от предыдущего маршрута. Только в спине немного ныло, а руки и ноги отдыхали. Я передал управление Володе, он уже уверенно чувствовал себя на предельно малой высоте, и в нем уже сейчас угадывалось стабильное пилотирование, что не могло не радовать.
Минут через пятнадцать коснулись бетонки и плавно зарулили на свое место, нас уже ждал сменный экипаж. Без выключения покинули свою вертушку и пересели на другой, запущенный и подготовленный к выруливанию вертолет. Меня и Стрельченко встречал бортовой техник старший лейтенант Сергей Рюмин. Простой скромный парень, немного застенчивый и немногословный, но мастер своего дела. Быстро вырулили на полосу для взлета. В этот раз прикрывать нас и обеспечивать безопасную работу вызвалась пара майора Сергея Колыбердина и его ведомого капитана Андрея Меского. Минут через пятнадцать после взлета группой уже были в районе и, поблагодарив пару Юры Харченко за работу, отправили их домой. А сами выполнили контрольный проход над тем местом, где работали около получаса назад. Место работы нашли не сразу: лишь после того, как я связался с Лучшевым и он обозначил себя дымом и ракетой, определились и построили очередной заход. За последние два часа в районе поднялся приличный ветер северо-восточного направления, что вносило свои коррективы в построение захода для работы. Над лесом стало побалтывать, и обороты двигателей в такие моменты начинали гулять, что, безусловно, сказывалось на пилотировании, сильно затрудняя его. Но все прошло благополучно, как и в предыдущий раз, вертушка прошла на место зависания. Павел обрадовал тем, что внизу немного расчистили площадку, так что в этот раз не пришлось упираться в стену леса, хотя без очередного трамбования крон деревьев не обошлось. Зависнув, наконец, над группой, экипаж одного за другим поднял бойцов на борт. В очередной раз, пролетая мимо, Колыбердин подошел ко мне поближе и, зависнув рядом, спросил:
- Как дела?
- Видишь, листва вокруг носится - ответил я. - Листопад, листопад ... - неожиданно для себя пропел я в эфир.
Колыбердин улыбнулся и отвалил в сторону.
- Значит, все не так уж просто, раз Серега запел, - сказал он своему летчику-оператору.
В какой-то момент Пашка попросил обработать западное направление, так как по месту группы вдруг пошел плотный стрелковый огонь, и пятерым оставшимся на земле пришлось залечь в укрытие. Колыбердин тут же отозвался и своей парой нанес удар по указанному району. Боевики замолчали. Бортовой техник воспользовался этим затишьем и помог всем бойцам подняться на борт. Павел попал на борт последним, но эти несколько минут ожидания, пока к нему спустится спасательное сиденье, он запомнит на всю жизнь. Отправив наверх командира группы, он ожидал своей очереди, и в голову лезли всякие бредовые мысли: а вдруг это, а вдруг то? В руках автомат с восемью рожками и двумя гранатами — вот и весь его боезапас. Вдруг что-то с тросом и вертолет снова уйдет, а как держать оборону одному? Но вот и кресло, он в один миг влетел в него и, привычно расположившись, дал команду на подъем.
Удерживая вертолет на месте, я тоже дал Сереге Рюмину команду на подъем крайнего, кто находился на земле. Начальник ПДС вертолетного полка майор Лучшев, как капитан тонущего корабля, покидал место работы последним. Через пару минут в грузовой кабине послышался дикий победный крик, перекрывший на мгновение гул работавшей в режиме висения вертушки, и в дверь кабины просунулась его довольная физиономия. Радостно и благодарно похлопав меня по плечу, он исчез в проеме. Все. Старший лейтенант Рюмин доложил:
- Работу закончил, дверь закрыта, на борту одиннадцать человек.
Я в очередной раз вывел машину из объятий деревьев, и всей группой мы отправились домой.
- «Бронза», работу группой закончили, возвращаемся.
В этот момент в кабину протиснулся командир группы разведчиков и попросил высадить их на площадке полка.
- «Бронза», «пешеходы» просят посадку на «Бывалом».
Через минуту получили добро, а еще через пять экипаж уже заходил на посадку. Множество людей высыпало на улицу - их встречали. Группа разведчиков, высадившись, отошла от борта. В кабину заглянул командир и прокричал в ухо:
- «Братишка», мы почему-то и не сомневались, что придешь именно ты, просто были в этом уверены, - он пожал мне руку и вышел из борта.
Серега Рюмин втянул лестницу и, закрыв борт, занял свое место. «Восьмерка» плавно отошла с площадки домой. Откуда они могли знать, кто к ним придет на эвакуацию? Просто судьба свела всех в одном месте в тяжелую минуту боя, и каждый делал свое дело. Вернувшись домой, доложили о выполнении задания. Вечером на разборе полетов мне в очередной раз досталось за нарушение мер безопасности при выполнении боевой задачи. В итоге чуть не отстранили от полетов, но впереди было еще много работы, поэтому, пожурив меня для острастки и всем в назидание за самоуверенность, инспекторы управления авиации все-таки допустили меня к дальнейшей работе. Тем более что работу экипажа оценил командующий группировки, поблагодарив летчиков и командира вертолетного полка. Война шла своим чередом, хотя наши политики старались называть ее любым другим словом, и в ней нужны были такие парни, как Володя Стрельченко, Юра Харченко, Вадим Чирков и Паша Лучшев, да и многие другие, кто просто выполнял боевые задания с храбрым сердцем и с чистой совестью.