На учения надо ездить летом, когда тепло и можно сесть на травку, сдёрнуть с ног чёртову кирзу и подставить босые ноги солнышку. А тут нашим приспичило - они дождались когда землю припорошит снежком, и выгнали нас из части в январе-месяце.
Хорошо хоть, не всем полком, а поэкипажно.
Полк всегда выезжал в один и тот же лес, где в мягкий, песчаный грунт были понатыканы высоченные сосны. За несколько километров до съезда в лес, начиналось заколдованное место: каждый раз на нём коварный враг накрывал нашу колонну химической атакой. Приходилось натягивать резиновую харю противогаза и смотреть на мир удивлённо выпученными линзами.
В лесу всё оставалось так, как и в казарме. Только комаров больше. Мы разворачивали радиостанции, установленные на машинах, копали отхожее место и спотыкались о растяжки палаток. Близость начальства мешала вольному житью на природе и приходилось нести караул и чтить устав.
Но тем январским днём мы все разъезжались в разные стороны.
Главное перед зимним выездом - проверить работу отопителя, а затем получить продукты на складе. Крупы, консервы, макароны и - украшение походного стола! - тушёнка ВКС. "Великая китайская стена" с иероглифами на этикетке.
Это одно из лучших китайских изделий, с которыми я сталкивался в своей жизни.
Первым до места всегда добиралась радиостанция "Кристалл". Машина выезжала из парка, принимала метров через тридцать вправо и тыкалась в забор части. "Кристаллу" не надо было далеко ездить - на спине у него распускалась антенна, находила где-то в небесах спутник и - всё! Связь пошла.
А нас запёрли километров за сто пятьдесят от расположения.
Два мощных "Урала" с кунгами - это и есть станция. В одной машине аппаратура, во второй - дизель-электрический агрегат.
И вот, защитного цвета, "Уралы" сматывают на колёса серую, асфальтовую ленту дороги, а ты сидишь и с высоты кабины смотришь на, мелькающих на обочинах, селян, делаешь гордый вид защитника Родины и думаешь: сука, ну когда же домой!
Потом капитан ткнул пальцем и сказал: "Где-то здесь!" Наш капитан был специалистом в деле радиосвязи и разгильдяем во всех остальных сферах службы. Подчинённым личным составом он тяготился, армейский образ жизни ему приелся и он, наверное, рад был бы сбежать на гражданку. Но куда ж ты, родной, сбежишь, в маленьком городке в 1991 году?
Приходилось тянуть лямку.
"Уралы", осторожно нащупывая заснеженную целину, выехали на большое колхозное поле. На горизонте чернели силуэты деревенских домиков.
Дальше всё было отработано. "Уралы" встали параллельно друг-другу и мы соединили их толстым, чёрным кабелем. Кабель был моим мученьем: я долго приноравливался свивать эту тяжеленную, непослушную змею аккуратными кольцами, когда укладывал его в машину. Зато это умение пригодилось мне позже на гражданке, когда пришлось иметь дело с корабельными канатами.
Заострённые штыри заземления лего вошли в замороженную землю и теперь надо было было развернуть антенны.
Два "лопуха" были закреплены по-походному на крыше станции. Один мы подняли легко - помогал ветер. Второй пришлось поднимать против ветра. Напарник мой был из семьи пасечника и до армии сидел на медовой диете и других натуральных продуктах. От такой жратвы он раздался в плечах и морде, и сил у него стало как у домкрата.
Поэтому он остался держать антенну, а я зашёл с обратной стороны, чтобы закрепить, удерживающий тросик.
Но армейская кормёжка пошла не на пользу пасечнику и силы у него были уже не те, что на батиной пасеке. Борьбу со стихией он проиграл, ветер повалил антенну и приятель мой оказался зажат между двухметровой тарелкой и крышей кунга.
Я поспешил ему на помощь, а так как другого пути не было, пришлось пройти прямо по антенне и накинуть к её весу свои 70 килограммов.
Сквозь свист ветра до меня донеслось кряхтение и пыхтение усталого бойца.
Победив гравитацию, мы спустились в кунг аппаратки. Капитан уже разворачивал антенны и щёлкал тумблерами.
Связи не было.
Полчаса капитан ругал нас, станцию и командование. Срок выхода в эфир уже подошёл, а связи всё не было.
Потом капитан сказал:
- Эти тупые твари на узле связи снова всё сделали не так!
"Тупые твари" находились в части, за сто пятьдесят километров от нас и вели разнузданную тыловую жизнь, пока мы загибались на передовой на промёрзлом, колхозном поле.
И тут я узнал, что техника - техникой, но в солдатской службе всегда есть место подвигу! Капитан записал на бумажке номер телефона и приказал добраться до деревни, позвонить в часть и объяснить тамошним специалистам, что нужно делать с аппаратурой связи.
Когда я выкинул из послания все маты и лишние междометия, оно сократилось до нескольких предложений, которые было способно запомнить даже такое, лишённое интеллекта, существо, как солдат срочной службы.
Я побрёл через заснеженное поле, оставляя позади себя, тонкую цепочку следов. В голову лез Джек Лондон со своим Белым Безмолвием и я пару раз обернулся, боясь увидеть, крадущегося по пятам, волка.
От околицы наша станция выглядела маленьким, чёрным пятнышком, затерянным в этом белом мире.
В деревню я сунулся без разведки.
Последний раз её жители видели человека в военной форме в 43-м, когда наши гнали немца на запад. Я, невольно, ожидал встретить за поворотом мотоцикл, с торчащим из коляски, пулемётом и две откормленные рожи в стальных касках.
- О-о, русиш зольдат! - сказали бы эти рожи.
А мой автомат с пустым магазином стоял в пирамиде в кунге, а патроны капитан предусмотрительно запирал в оружейном ящичке.
Но вместо немцев я увидел двухэтажную школу. На оконные стёкла, изнутри, налипла детвора и отчаянно махала мне руками. Я помахал в ответ и на их рожицах вспыхнуло пламя восторга.
Наверное, разговоров о том, как по улице шёл настоящий солдат, им хватило на неделю.
Я сначала сделал дела второстепенные - то ли на почте, то ли в сельсовете, нашёл телефон, позвонил в часть и передал им все капитанские пожелания.
Потом занялся основным.
Нашёл магазинчик и купил печенья и две бутылки водки.
Продавщица не задавала глупых вопросов о возрасте, а пожелала:
- Не замёрзните там, солдатики!
Все встречные отнеслись ко мне очень радушно.
Когда я вернулся на станцию, связь уже наладилась и всё пошло в обычном, неторопливом ритме. Мы поочерёдно дежурили за пультом, травили байки и втихаря от капитана пили водку в дизельном кунге.
Ночью все улеглись по отсекам. Капитан повесил свой любимый гамак, а у нас были спальники на овчине. Ужасно тёплые! Но в кунге и так было комфортно - отопитель гнал тёплый воздух как зверь. Сорокалитровая алюминиевая фляга, в которой мы хранили запас воды, стояла у воздухопровода и вода в ней к утру почти закипела.
Свободные от службы спали, а кто-то один сидел в полумраке за пультом, на котором светились разноцветные лампочки и блестели красные буквы предупреждения: "Внимание! Противник подслушивает!"
И было очень уютно сидеть в металлической, прогретой коробке кунга, посреди темноты, снега и безлюдности.
Когда ты открывал входную дверь, чтобы выйти наружу, в кунге сразу гас свет и зажигалась малюсенькая, синяя лампочка дежурного освещения. Такой, холодильник наоборот!
И ты выходил наружу, делал свои дела, потом поднимал голову вверх и видел множество звёзд, незатенённых электрическим светом большого города.
И думал: "Неужели это происходит со мной?"
А потом, вприпрыжку, спешил в тёплое нутро станции.
P.S. В комментарии фото станции, взятое из сети.
