Случай в общежитии каучукового завода
Неожиданно поступившее предложение превратить меня в дипломированного художника вся семья дружно одобрила. Для рабочей специальности я уже как минимум рожей не вышел, а тяга к рисованию всякой хренотени, сопливым стихам и зарубежной рок-музыке – это подтверждала. Все необходимые задатки у меня имелись и, что немаловажно, превращение должно было случиться далеко от родимого дома, чтобы я никому не мешал. Но прежде, чем ступить на извилистый и неблагодарный путь художника, предстояло сдать вступительные экзамены и доказать свою профпригодность к творческому слою населения. Что я, разумеется, не задумываясь и сделал, отправившись в славный город Омск.
Родственники предложили квартироваться у них в общежитии не только на время экзаменов, но и на всё время обучения. Отлично. Правила общежития оказались незатейливы: вот комната, здесь всё наше, а всё, что за её пределами, то есть за дверью – общее. Дома не шумишь и не разводишь грязь, как и в местах общего пользования. Душ внизу, курить в туалете. Последние новости и насущные проблемы обсуждаются на несанкционированных общих собраниях чаще всего в сортире, иногда на кухне, реже всего в душе. Правила просты, запомнить несложно.
По утрам все родственники куда-то уходили, у всех свои дела. А у меня никаких дел не было, потому что я из деревни приехал и нихуя не знаю. В ожидании дня сдачи экзаменов я пил чай, смотрел телевизор и ходил курить в туалет.
Туалета было два. Мужской в конце коридора слева, и женский, соответственно, в конце коридора справа. В них располагалось по три кабинки с незакрывающимися дверцами. Унитазы были забетонированы по самые верхние края, как раз для выполнения упражнения «поза орла у белого камня».
На второй день моего пребывания в Омске я как обычно безмятежно заседал в одной из кабинок, курил и размышлял, где же мне организовать свою первую художественную выставку: Нью-Йорк, Токио, Лиссабон или Калачинск?... Хм. Праздничный стол, изысканные блюда, фаршированные с жареной картохой лобстеры, портвейн «Три семёрки»... Вокруг меня кружатся барышни в полупрозрачных платьях из позолоченных страз, сказочно богатые олигархи в строгих костюмах из крокодиловой кожи, крокодилы в смокингах в центре зала у фонтана… Все хотят перекинуться со мной парой фраз. Я же знаю себе цену, ибо я известный художник современности…
В туалет кто-то вошёл. Несколько человек. Громкий смех, шуточки. Ребята явно решили отлить и покурить. Щеколда не работала и я, чуть дёрнув дверь на себя, громко прочистил горло, как бы намекая, что кабинка занята для серьёзных мероприятий. Когда гостевые баки опустели и утихли разговоры, за моей дверью кто-то сказал:
– Говорят, ты художник? Рисуешь картины…
Ох тыж бля, нашли место. Я ещё не великий художник, а фанаты уже находят меня повсюду. Натянув штаны, я пинком открыл дверь и сказал:
– "Рисовать картины"? Хех. Вы, господа, в корне не правы!
Пуская кольца дыма в виде признаков эпохи ренессанса в их изумлённые рожи, я начал умничать:
– Рисовать картины?.. Художник ПИШЕТ картины, а не рисует. Слово "рисовать" – известно с 18 века и заимствовано из западноевропейских языков. Обозначает оно, скорее, чертить. А вот слово "писать" известно уже с 11 века и обозначает "изображать красками". Короче, когда просят рассказать о человеке, говорят "опиши мне его портрет", а обрисовать можно, например, ситуацию. Одним словом, я бы сразился с вами в интеллектуальной дуэли, но вы, как я вижу, безоружны...
Мне тут же проламываю череп пачкой синего винстона, завязывают ноги-руки бантиком и выбрасывают в окошко на крыши ржавых гаражей...
Так было бы, если бы я проучился в колледже примерно месяц или выглядел, как Энди Уорхол. Но я пока что только готовился к вступительным экзаменам, а выглядел скорее, как Ральф Стэдман, поэтому такие заумные речи не вёл. Поэтому натянув штаны, вышел к незнакомцам и сказал:
– Всем привет. Ну, вряд ли я художник...
Ребят было четверо. Судя по всему, они уже изрядно накатили, рубахи нараспашку и морды красные.
– Слушай, меня Константин зовут, – представился один. – Я водителем работаю, и уж точно не художник.
Константин был старше меня лет на шесть-семь. Выглядел довольно интеллигентно и опрятно. Значит, если что, бить будет сильно, но аккуратно.
– Слушай, пойдём, посидишь с нами? Всегда мечтал познакомится с художником, – неожиданно предложил он.
– Да я не худ…
– Ладно, ты ладно! – громко перебил меня один из ребят в хоккейной майке с фамилией Твердовский, выбросил свою наполовину искуренную сигарету кэпитанблэк в открытое окно и положил мне руку на плечо. – Пойдём!
Комната, где проходил банкет располагалась неподалёку от той, где жил я. Через две-три по коридору. Играла музыка, накрытый стол. Салаты, нарезка овощей и фруктов, колбасы и сыра. Четыре парня и четыре девушки. Нахрена им я – непонятно.
– Будешь пиво? – спросили меня, усадив за стол.
Я пожал плечами.
– С толстяком время летит незаметно!
Мне вручили пластиковый стакан с этим изысканным напитком.
– Ну, за знакомство! – сказал Константин. – Это – художник! Знакомьтесь.
Барышни слегка улыбнулись и застенчиво переглянулись. Выпили.
Двое самых отчаянных ребят, как оказалось, пили водку. По-братски обняв друг друга и сделав свирепые рожи, они уже что-то рассказывали самим себе:
– Да! – гаркнул один, сжав ладонь в кулак. – Прокопьев-то, видел, как обвёл! А Затонский подхватил, сделал передачу Сушинскому, а тот ра-аз и в девятку! И всё, блять!
Девушки их не интересовали, а вот те, судя по всему, заскучали, начав поглядывать на меня сильно загадочно. Я скромно съел кусок колбаски, что лежал на столе, упорно при этом игнорируя заинтересованные девичьи взгляды. Лучше помалкивать. Чаще всего в разговорах с барышнями я городил несусветную хуйню, что-то типа: «вот все говорят, что не бывает двух одинаковых снежинок. А картошка? Две одинаковых картофелины тоже не бывает…». Или: «у нас, когда городские в деревню приезжают и спрашивают, куда можно вечером сходить, бабушки им отвечают, что в ведро…».
Словом, тот ещё сельских юморист. Короче, я молчал и пил пиво.
Вечеринка шла не по пути веселья, а ребята явно не справлялись с организацией развлечений. Хоккеисты заливали в себя водку, игнорируя всех. Константин, попивая пивко одной рукой, а свободной обнимая девушку, что-то шептал ей на ушко. Оставшийся юноша вёл невнятные разговоры с остальными девчулями.
Вроде всё для успешной вечеринки есть, но чего-то не хватает. Мы в деревне без элитного алкоголя и изысканной нарезки прекрасно обходимся, но нам всё равно весело. Покупаем самогон, рвём с грядок лук, огурцы и помидоры. Ломаешь огурец пополам, выковыриваешь сердцевину, наливаешь туда самогон, давишь немного помидора и всё, коктейль для дамы готов…
– А ты хоккей смотришь, художник? – неожиданно обратились ко мне болельщики.
– Конечно.
Борзеют. Надо валить отсюда. Начатая без меня вечеринка со скучающими барышнями и пьяными фанатами – дело рисковое. Неловких ситуаций не избежать. Если начнут наезжать, я за словом в карман не полезу, начну всех слать нахуй, потом схвачу табуретку и сломаю о чью-нибудь башку.
– А за какую команду болеешь? – не унимались хоккеисты.
– Я из Новосибирска.
– А-а-а, значит за «Сибирь»… Ну, давай выпьем. Мы соседи уважаем друг друга.
Я почти допил пиво и собрался уже сказать, что мне пора домой, как на моё плечо легла рука Константина.
– Братан, ты угощайся, ешь, пей. Вообще, я тебя о чём хочу попросить: нарисуй мою девушку. Смотри, как она прекрасна. Я тебе заплачу.
Он достал сто рублей и положил на стол. Сумма довольно неплохая, считая, что пачка синего винстона стоит семнадцать…. Неделю можно нормальное курево покупать. Но пить пиво, заигрывать с девчулями и крошить о головы табуретки – дело пустяковое, а вот спонтанно писать портреты за деньги – задача непростая.
– Ты же рисовал девушек? Вероятно, да, но таких красивых – никогда!
Мило улыбаясь, тут же спросила виновница вечера, усаживаясь напротив меня и делая загадочное лицо дамы эпохи дворцовых подворотов.
Что я мог ей ответить? Что рисовал на фанерке гуашью Оливера Кромвеля? Карандашом в альбоме для рисования Фредди Меркьюри? И портреты Линкольна в детстве на игрушечных купюрах?.. Это вообще считается?
– Вот тебе лист, карандаш и ластик, – вручил мне инвентарь Константин.
Я начал паниковать. Рисовать портреты я точно не умею. Хоспаде… Где я? Кто эти люди? Как мне спастись из этой неловкой ситуации? Я не знал, что мне делать. Сказать, что не умею рисовать? Повезёт, если посочувствуют, дадут пизды и вышвырнут в коридор, а если не поверят и ЗАСТАВЯТ рисовать?.. Я же вместо милой барышни такого птеродактиля изображу... Это будет позор. Фиаско. Разочарование… Лучше в морду получить, чем опозориться. И кто пизданул, что я художник? Откуда они знают? Я же всю жизнь рисую всякую хуйню непонятную, совсем не относящуюся к портретам людей… Где моя книжечка умиротворения?
Нет, я, конечно, мог написать портрет этой незнакомки, но скорее по фотографии и в течении нескольких часов в спокойной и располагающей обстановке. С другой стороны, как им объяснить, что писать портрет за деньги, это – торговля, а по велению сердца – искусство? Ведь чаще всего я изображал на бумаге то, к чему очень хотелось быть причастным. В детстве, например – деньги, в подростковом возрасте – кумиров, а в юношестве полуголых румяных девок…
Про меня забыли на какое-то время, потому что «братишка рисует». Новоявленная монализа, исполненная взглядом волчицы, сидела смирно и в предвкушении облизывала губы. В моём взгляде искрила паника. Что делать, что делать…
Выпивший народ тем временем вёл жизнеутверждающие разговоры:
– …будущую жену надо искать на пляже или в бане, где на девушке минимум одежды и макияжа.
Эврика! В моей голове немедленно родилась умная мысль: может заявить, что я рисую только голых?! Хм, а не слишком ли смелое заявление? Вдруг оскорбятся и побьют. А если они все неожиданно разденутся и меня разденут?.. Может они этого и ждут. Городские же, хуй знает, что у них на уме. Нет, лучше таких заявлений не выдвигать.
Мои пальцы, сжимающие карандаш, зависли над бумагой. Конечно, я мог бы всё-таки попытаться что-то изобразить, но… нет! Нужно срочно отказываться и эвакуироваться.
– Братан, мы пойдём курить, – услышал я.
Все начали продвигаться к выходу. Момент истины настал. Я собрался с силами, отложил принадлежности для рисования и решительно сказал:
– Я тоже пойду покурю, а потом домой. Извините девушка и вы, ребята, но я привык работать с красками и палитрой. Карандаш – не мой профиль. Спасибо, конечно, за напитки и угощения, но портрет не в этот раз. Сегодня у меня вряд ли что-то получится. Тем более, я приверженец модернизма…
Сам толком не понимая, что пизданул, я уверенно направился к выходу. Несостоявшаяся монализа разочарованно вздохнула и расслабилась, включив сутулость на максимум. Народ от неожиданности загудел с претензией:
– Э-э-э!
Ох, валить надо отсюда, срочно валить...
– Бля, ну ты же ХУДОЖНИК, – сказал один из хоккеистов, преграждая мне путь к выходу. – Ебани мне тогда на плече логотип «Авангарда», – он быстро снял рубаху. – Простой шариковой ручкой. Думаю, приверженцу модернизма это по силам?
Мне по силам шутить не вовремя и не к месту.
– Без проблем, – заявил я уверенно. – Давай ручку.
Ровно две секунды занял у меня процесс рисования. В итоге на плече у яростного болельщика появился обыкновенный овал.
Пауза недоумения.
– Это что за хуйня? – изумлённо нахмурился хоккеист.
Я напряг мышцы лица и выдал:
– Это – яйцо. Скоро из него вылупится омский ястреб.…
Снова пауза недоумения, а через мгновение все яростно засмеялись, похлопали меня по плечу и отпустили домой, иди мол, убогий.
Я ушёл и был таков.
Ещё не став дипломированным художником, я понял, что лишний раз не нужно признаваться, что умею рисовать, потому что тебе немедленно закажут портрет. Ну, почему, если я умею рисовать, то обязательно должен неистово хотеть изображать лица людей? Не хочу. Я, может, жрать хочу. Сказали бы, «о, ты – художник! держи тогда пиццу!». Но нет, так не говорят. А зря. Я не в курсе, но допустим, если человек говорит, что он хороший проктолог, то совершенно нормально радостно просить его: «О! А прощупай мою жопу!». Или же нет? Очевидно, если человек в чём-то хорош, то велик соблазн попросить его сделать профессиональное одолжение. Но не всегда. Художник, к примеру, должен сам захотеть изобразить что-то, у него должны чесаться руки… А вот за проктолога не скажу. К тому же, у художника не всегда получается зарабатывать на том, что нравится ему самому, ведь люди готовы платить только за то, что нравится им. И это справедливо.
Город Омск мне страшно понравился. Все условия для превращения в художника, казалось, присутствуют. Оставалось найти странных друзей, хоть какую-то работу и обрести безответную любовь.
© Иль Канесс