Вы видели московских старушек? Они одинаковы на вид, словно работает в стране секретный завод, выпускающий их с конвейера. Боевая старушка ростом невысока, широка в плечах и имеет смещенный вперед центр тяжести. Она подтянута и деловита. Обладает высокой скоростью и маневренностью. В быту носит ниспадающие одеяния не марких тонов, на людях предпочитает одежду практическую, добротную, исполненную на совесть. В ее глазах пылает неукротимый огонь. Она закалилась в боях и пережила множество эпох. И вас тоже переживет. Никогда не пробуйте остановить целеустремленную старушку! Даже не пытайтесь!
Часть 1. Про внука Петеньку
Петенька страдал от них, сколько себя помнил. В раннем детстве родители, стесненные квартирным вопросом, отдали Петеньку на попечение бабушки, Сталины Агаповны, которая обреталась в двухкомнатной квартире с видом на тихий скверик, детскую площадку и гряду мусорных баков. Долгая война за обладание двориком между жильцами и ЖЭКом окончилась полным поражением последнего, в результате чего над аркой повесили кирпич, а чтобы малограмотные водители не доставали, установили шлагбаум. И дом, включая окрестное пространство, превратился в Заповедник. Основное население Заповедника составляли старушки. Они узурпировали власть и захватили не только двор, но и прилегающие территории. Изредка в жилищном потоке попадались затравленные старички, трогательно одинокие, как ирисы на болоте. Молодежь сторонилась Заповедника, а те немногие ее представители, кого угораздило в доме проживать, старались лишний раз не высовываться и о себе не напоминать. Заповедник ломал самых беспокойных обитателей. Стоило нарушителю спокойствия пройти сквозь подъездные чистилища, как он сразу терял спесь и становился ручным и обходительным. Но находились и те, кто не успокаивался и продолжал неправомерные действия. Тогда старушки мстительно поджимали губки и вводили в бой тяжелую артиллерию. Враг подвергался ковровой бомбардировке гербовыми бумажками из ЖЭКа. В осажденной квартире еще не успели стихнуть взрывы негодования, как управляемой ракетой приходил участковый - ответом на серию жалоб со стороны соседей. И напоследок, оглушенный валидол ом индивид попадал под струю напалма сплетен одна другой невероятнее. Дольше третьего этапа не держался никто. Так как список противоправных действий был велик, старушечьи войска без работы не сидели. В свободное от чисток время они собирали информацию: дежурили на скамеечках возле подъездов, подсматривали в замочные скважины, прослушивали розетки посредством стаканов и знали все. Что Тонечка из восьмой квартиры понесла от слесаря из соседнего дома, а Колюня из
десятой, студент недоделанный, по ночам с девками да гитарами шляется, а сессия у него провалена и, как пить дать, пойдет в армию, тунеядец! Что молодежь совсем от рук отбилась, что поясницу ломит к холодам, а ноги - к исчезновению из продажи сахара. И многое, многое другое ... Вот в эту самую идиллию и угораздило попасть шестилетнего Петеньку, мальчика ласкового и не по годам развитого. В неполные три Петенька радовал бабушкиных подружек тем, что вставая на стульчик произносил речитативом "Уважаемая редакция, спешу довести до вашего сведения ..." Петина бабушка обожала писать в газеты и на телевидение, сопровождая творческий процесс чтением вслух. Как правило, после одного-двух абзацев Сталина Агаповна уставала и начинала бормотать что-то совершенно бессвязное. Потому и Петеньк а заканчивал свое выступление на полуслове.
Старушки умилялись, гладили его по головке, и уверяли Сталину Агаповну, что ее трехлетний внук ничуть не уступает в сообразительности Катеньке из второго подъезда, хотя ей пять. Сравнение с Катей Пете не льстило . Он терпеть не мог эту раскормленную девчонку с вечно липкими руками. Катя постоянно отиралась около парадных, собирая подаяния, и слыла девочкой общительной. -- А скажи-ка, Катенька, а что это у вас сегодня ночью так шумно было? -- Это мама папу ругала. -- Да что ты? У тебя такой замечательный папа! За что же его ругать? -- Он на работе до утра задержался. -- Ишь ты сколько работы у твоего папы! Держи конфетку! Катя радостно хватала конфету и, едва ободрав прилипший фантик, запихивала ее за щеку. При этом она с тревогой поглядывала на Петю, видя в нем конкурента. Старушки в самом деле потянулись к мальчику, словно пропитые работяги к винному магазину, и все время норовили покормить ребенка то блокадным сухариком, то поседевшей шоколадкой, то еще каким пищевым раритетом. Однажды Петя разломил соевый батончик, а оттуда выпорхнули бабочки. Ну, может это были не бабочки, а обычная моль (врать не будем, не видели), но с тех пор в мальчике проснулся естествоиспытатель. Он обнаружил, к примеру, что в овсяном печенье живут крохотные коричневые жучки, а в начинке шоколадных конфет цветет зеленоватая плесень. А вот в карамели не жил никто. Она со временем лишь доходила до состояния полной окаменелости. Вазочки с этим лакомством были хаотично расставлены по квартире и напоминали Пете капканы на крупную дичь. Не верьте сказка м о том, что дети любят спрессованную карамель. Эти байки выдуманы апологетами старушек. Единственная разновидность стратегических запасов, к которой Петенька питал слабость, было вишневое варенье, хранившееся, в отличие от карамели, в трудно доступных местах. Но поскольку Петя был мальчиком сообразительным, он быстро догадался смазывать дверцы серванта ушными каплями на камфорном масле. А вскоре прекрасно ориентировался в четырехзначных числах, потому что дотошная Сталина Агаповна всегда указывала на банках год изготовления. И хотя Петя старался вскрывать только молодые банки, эпопея с вареньем все равно закончилась грустно. Никакой минер не ошибается дважды и, однажды, Петя нарвался на банку без этикетки. Крышка проржавела и ссыпалась внутрь, а на самом дне, припорошенный пылью, покоился засахарившийся мышиный трупик. Петя отчетливо представил себе, как мышонок пробирается впотьмах среди суповых пакетиков и спичечных коробков. И только он взбирается на заветную банку, как сзади подкрадывается бабушка. Перепуганный мышонок срывается и падает, падает, падает ... И проламывает белую корку уже тогда старого варенья. Петенька задумчиво потряс гробницу, прислушиваясь к стуку косточек. Потом вздохнул и поставил ее подальше в сервант. С тех пор Петю стали посещать мысли о смерти. Она мерещилась ему везде. В высохших мухах на полках буфета, в бабушкиной съемной челюсти, оскалившейся из стакана, в цветке у изголовья кровати. Цветок умер еще до рождения мальчика, и был когда-то или фикусо м, или кактусом, по останкам - двум сухеньким веточкам - понять было невозможно. Нынче он покоился среди прочей рухляди, навеки вцепившись корнями в древний камешек земли, больше похожий на почвенный анализ соляных пустынь. А потом Петю стали мучить кошма ры. То дворовый кот с лицом Кати подъел из вазочек все сладкое, и у него началось то самое несварение, которым постоянно пугали у подъездов старушки. То виделась соседка, поварешкой указующая путь колоннам тараканов. Тараканы начинали шествие из кухонного крана, маршировали через стол и прыгали в шипящее на сковороде масло. Петя вскидывался в холодном поту и обалдевшими глазами напряженно всматривался в паутину трещин на потолке. Бабушка по ночам тоже изучала потолок, но мысли при этом ее посещали другие. -- Фефю-ю-ю-юня, а не зафеять фи нам фефонт? - спрашивала Сталина Агаповна, увидев, что мальчик не спит. Потом спохватывалась, выуживала зубки из стакана и поясняла уже внятно: -- Ремонт! Петенька обреченно вздыхал. Идея ремонта, словно майский клещ, нападала на бабушку неожиданно, и проследить, как она вызревала, не было никакой возможности. Сталина Агаповна была энергичной старушкой и никогда на откладывала дело в долгий ящик. Не дожидаясь утра, она разводила в ван ной мел, и первые лучи восходящего солнца падали на заляпанные побелкой дверцы шкафа, скомканные газеты и припудренные известью бабушкины волосы. Затем ремонт вступал в стадию покраски балкона и плинтусов, чтобы через месяц закончиться переклейкой обоев и циклевкой пола. К счастью, Сталина Агаповна не умела класть кафель и паркет. Ремонт оседал в памяти Петеньки обрывками раскисшей бумаги, убегающими из-под ног рулонами обоев веселых расцветок и кусками штукатурки в манной каше. От запахов олифы и растворителя у Петеньки начинались галлюцинации. Ему казалось, что стены расходятся в стороны, потолок вздувается, как гигантский воздушный шар, и хотелось плакать от того, что теперь эту комнату придется красить вечно. И словно ему в утешение, вокруг заляпанной лампочки, взлетавшей вдруг на недосягаемую высоту, кружили белые ангелы. От и х кружения у Петеньки начинало плыть перед глазами, и накатывал спасительный обморок. От несвежих продуктов ангелы не летали, а входили в двери, наполняя комнату запахами лекарств. Этих ангелов Петя знал в лицо, потому как травился часто. И холодцом, и домашними грибками, и раздутыми до состояния мячей консервами, и фамильным мясным пирожком, пролетающим организм насквозь, словно пуля. А однажды, бабушка подозрительно радостно завертела перед носом внука шоколадной заячьей фигуркой: -- А во-о-от на-ам се-еренький за-айчик! Петенька с ужасом смотрел на порожденную воспаленной фантазией работников фабрики имени Бабаева улыбку на заячьей морде. Он хоть и боялся брать шоколадку, но рассудил, что лучше уничтожить зло сразу и развернул шуршащую обертку. Под фольгой зайка оказался совершенно белым и скалился презрительно. Петя напал первым. Он отгрыз зайцу наросты на голове, и уж было взялся за глазки, как почувствовал себя плохо. На этот раз скрутило Петеньку не по-детски. На ослабевших ногах он добрался до дивана, покорно лег и отвернулся к стене. Неотложка приехала быстро. -- Ага, старый знакомый! - обрадовался доктор. - И что на этот раз? -- Кушает плохо, - пожаловалась Сталина Агаповна. - Животиком мается. -- Что вы говорите? - картинно удивился врач, вставляя в уши фонетоскоп. - А мне сдается, что кушает как раз неплохо. Только не то, что надо. И что на этот раз? -- Так, шоколадка, - и бабушка подчеркнуто небрежно показала на стол, где в позе покорившего Москву Наполеона застыл зайка. Врач по-своему оценил гримасу шоколадного победителя: -- У, бабуля, ну и живучий у тебя внучок! Но на этот раз придется госпитализировать. Петя провел в детском отделении больше месяца. Хотя все признаки отравления должны были пройти за пару дней, врач заранее попросил подержать мальчика подольше из гуманных соображений. Назначенные процедуры тоже оказались не сахар. Подготовительная стадия была еще ничего и больше напоминала гимнастику йогов. Сперва очищение желудка методом "ваман-дхаути", емко описанным медсестрой в двух словах: "шоб проблевался"! Далее - "кунджаля", промывание водой, объясненное этой же медсестрой как "долив после отстоя" . На этом йога закончилась, и начались пытки. На следующее утро Петю подняли в семь часов и увели в отдельный кабинет. Усевшись на краешек табуретки, Петя затравленно огляделся. Он впервые попал в совершенно белую комнату. Белым было все: медицинский халат, занавески на окнах, стены и шкафы со стеклянными дверцами. В памяти всплыли слова детской страшилки: "В белой-белой комнате стоит белый-белый стол, на этом белом-белом столе..." Но вместо гроба, на столе стоял никелированный бокс. В его зеркальной поверхности отражался и сам Петенька, белый после вчерашних процедур, как наволочка. Петя взвизгнул и кинулся к двери, но врачиха отработанным движением ухватила его за шиворот. -- Куда собрался? А зондирование кто проходить будет? Как оказалось, зондирование не имело ничего общего с зонтами, но проходить его пришлось долго. За эти десять часов Петя многое понял. Например, что чувствовали нанизанные на веревку утки барона Мюнхгаузена. Только вместо веревки с салом женщина в белом по ймала Петю на резиновый шланг со стальным наконечником. А поймав, стала откачивать большим шприцем желудочный сок и сливать его в банки. Еще Петя понял, что внутри него очень много жидкости. И откуда она только берется, непонятно. Всякий раз, когда доктор ша наполняла очередную баночку, Петя надеялся, что это последняя, но врачиха все цедила и цедила, и с каждым движением поршня вверх Петя был готов проститься с жизнью. А еще он понял, что человека, пусть даже маленького, уморить не так-то просто. Еще выяснилось, что мучители тоже плачут. Врачиха как-то вышла поболтать с усатым доктором, а вернувшись, принялась тянуть за шприц с особенным остервенением. Нос у нее распух, и по щекам катились слезы. Петя решил, что она от жалости к нему плачет, и пытался было повыть в унисон, но тотчас получил по голове. Наконец, полностью откаченный Петя был выставлен в коридор. Пошатываясь, он побрел прочь от белой комнаты и инстинктивно нашел среди дверей и коридоров кухню, а там - позабытый на плите чан с остывшей манной кашей. Петя глотал кашу, как удав, не чувствуя вкуса, и в какой-то момент понял этимологию бабушкиного выражение манна небесная. Потом были гастро-, фибро-, колоноско- и прочие скопии и новые вылазки на кухню. Бесконечные сдачи анализов, общеукрепляющие уколы и трехлитровые клизмы. От нервных перегрузок у Пети началась безсоница. Ночи напролет он крутился в кровати и, чтобы как-то скоротать время, отправлялся гулять по коридорам. Медсестра, дремавшая за столом при свете дежурной лампочки, всякий раз вскидывалась и испуганно спрашивала: -- Стой! Куда пошел? -- В туалет, - говорил пароль Петя. -- Живот болит? Петя уже знал, что на этот вопрос ни в коем случае нельзя отвечать утвердительно и мотал головой. -- Нет, писать хочу. -- А, ну иди, иди. Медсестра роняла голову на сложенные руки и тотчас засыпала, а Петя бродил по сонным палатам, всматривался в изможденные детские лица и чувствовал себя Одисеем в царстве мертвых. А однажды его окликнула девочка. -- Все ходишь? И вчера ходил, и позавчера ходил. Не боишься? Петя подошел к ней и присел на краешек кровати. -- Нет. Я говорю, что в туалет иду. -- Я тоже так говорила, пока мне почки лечить не начали. Знаешь, лучше с этим не шутить. Теперь барашков считаю. -- Это как? - удивился Петя. -- Очень просто. Чтобы заснуть, - девочка прикрыла глаза и начала считать. - Раз барашек, два барашек, три барашек... Пете стало жутко. Он тихонько встал и пошел к выходу. И даже в своей кровати ему все мерещился тихий шепот: -- Семь барашек, восемь барашек. Засыпая, Петя увидал не барашков, а бабушек. Кругленькие, плотненькие, они курсировали по коммунальному коридору, напоминая кораблики в игре-автомате "Морской бой". - Раз старушка, два старушка, - пытался считать Петя. Старушки все прибывали и Петя сбился со счета. Они заглядывали в углы, топтались на кухне, непрерывно что-то бормотали и пытались угостить лежалым печеньем. Потом к старушкам присоединились радостные шоколадные зайцы. Они водили хороводы, скрывались в общ их туалетах и выбегали оттуда еще более веселыми, а старушки нападали из-за углов и отгрызали им лапы и хвостики. Проснувшись, Петя понял, что мир нуждается в спасении.
Война в Заповеднике
"Если враг не съезжает, его уничтожают" Петенька Петя не знал, откуда берутся старушки. Для мальчика они были сродни аквариумным рыбкам. Он только отметил, что противник силен, коварен и обладает численным преимуществом, потому для плодотворной интервенции необходим помощник. Потенциальной компаньонкой могла стать соседская девочка Катя. Петенька спрятался за деревом и критически ее разглядывал. Катенька, в ярком платьице и с идиотским бантом на голове, слонялась по двору, пускала конфетные пузыри и улыбалась. Необходимо было действовать осторожно, чтобы не спугнуть дичь, известную своими внезапными ариями. На ее плач, как на пожарную сирену, моментально слетались охочие до разборок старушки. -- Вкусная конфетка? - приторным голоском начал Петя, подбираясь к жертве. Катя по-прежнему ревновала к Пете любую дворовую бабку и показное дружелюбие не оценила. Она скользнула взглядом по подъездам, но на скамейках, как назло, никого не оказалось. Полчаса назад всех обитательниц Заповедника сдуло в гастроном, где обещали выбросить парное вымя, так что плацдарм был свободен. Катенька уразумела, что полагаться ей следует лишь на собственные силы и преобразилась. Она сунула конфету за щеку и встала в боевую стойку, словно воинственная крестьянка с линялой репродукции "Приходят в дом татары" из бабушкиной комнаты. Петенька отшатнулся, а Катя, улучив момент, брызнула в подъезд. -- Вот ведь дура! Придется действовать в одиночку. Петя задумался. Стрелять из рогатки по ногам прохожих, раскачивать телевизионные антенны или кидать на асфальт яйца с крыши - все это детские шалости, за которые можно только по шее схлопотать. Чтобы подорвать Заповедник, нужно было действовать масштабнее . Первым учебным пособием по домашнему терроризму стали заезженные детские пластинки. Петенька запоминал сказки дословно, уделяя особенное внимание тем, где фигурировали бабушки и старушки. -- Волк не подходит, - рассуждал Петя, в который уже раз прослушивая кровожадное творение Шарля Перро. - Достать его сложно. И потом, ну одну бабушку съест, ну двух, а потом случится несварение и волка не станет. -- Куда ты идешь, Красная Шапочка? - хрипло басил серый волк с такой злобой, что только умственно отсталый ребенок мог вступить с ним в диалог. -- Иду к бабушке и несу ей пирожок и горшочек маслица. -- А далеко ли живет твоя бабушка? - продолжал волк свою непрофессиональную шпионскую деятельность, но Петенька дальше уже не слушал. Его осенило. -- Пирожки... Тесто... Дрожжи! Итак, операция "Красная Шапочка"! Петя набросал на салфетке план и в бабушкином буфете, обозначенном на плане как "склад боеприпасов", разжился парой килограммовых пачек дрожжей. Каждую аккуратно разрезал на три части, распихал куски по карманам и отправился на вылазку. Начал с первого подъезда. -- Ба-а-а Агропи-и-и ... - ломился он в квартиру на последнем этаже. -- Чего тебе? - Агроппина Кузьминична открыла дверь на длину цепочки и через узкую, как амбразура, щель подозрительно оглядела Петю с ног до головы. Диверсант для убедительности запрыгал на одной ножке и заскулил: -- Мооожно ... в тууууаааалет... -- А бабушка где? -- В магазин уууушлааааа, - завыл Петя. - Ой, пустите-ииии, а то я сейчас описаюсь на ваш коврик... Агроппина Кузьминична коврик стирать явно не хотела. Дверь прикрылась, звякнула цепочка и крепость пала. -- Только быстро! В туалете Петя перестал трястись, достал трехсотграммовый брусок и хладнокровно спустил в унитаз. -- И хорошо смой за собой! - неслось из-за двери. Петя ухмыльнулся и повторно дернул за веревочку. Потом под бдительным присмотром старушки вымыл руки, и ловко избежал ритуального подношения: -- Мне бабушка перед обедом сладкое есть не велит. Спектакль повторился на четвертом этаже, а затем на третьем. Как выяснилось, не только Агроппина Кузьминична коврики стирать не любила. Довольный Петя сбегал домой, пополнил запасы дрожжей и до обеда успел обойти еще один подъезд. На следующий день он инспектировал подвал. Со стыков труб капала дурно пахнущая вода, внутри чавкало и сопело, словно там застряло огромное животное и распирает коммуникации изнутри. Петя обмотал бельевыми веревками самые хлипкие колена, соединил их с дверной ручкой, и выбрался наружу через подвальное оконце. -- Если долго по тропинке, если долго по дорожке топать ехать и бежать, - напевал Петя, раскачиваясь на качелях, помеченных на плане "наблюдательный пункт c1", и внимательно смотрел, как в сторону подвала уверенной поступью двигалась с ведром в руках самая энергичная обитательница Заповедника баба Зина. Она ухватила ручку поудобнее и дернула со всей своей немалой силой. В глубине зарокотало, и через секунду волна нечистот хлынула в проем, накрыла цел ь и вынесла старушку на дорогу. -- А-а-а-а! - захлебнулась криком баба Зина. -- А-а, - подхватил Петенька и, качнув качели, закончил куплет. - В Африке реки вот тако-о-ой ширины! Растревоженные старушки повскакивали со скамеечек, бросились на подмогу и бестолково столпились вокруг пострадавшей. -- А-а! Крокодилы-бегемоты! А-а! Обезьяны-кашалоты! - радостно орал с качелей Петенька. Все шло строго по плану. Разве что вражеская единица "Зеленый попугай", то есть участковый Михеев, так и не появился. Ну, что ж. И в идеальных планах бывают небольшие проколы. Петя соскочил с качелей и, понизив голос до трагического шепота, подвел итог: -- Не ходите, дети, в Африку гулять! За успешное проведение операции "Красная Шапочка", он, стоя перед зеркалом, наградил себя орденом "Кусалой баранки". А Заповедник на четыре дня оказался лишен "удобств".