Застрявшие, или что было, когда я умер (глава четвёртая)⁠⁠

Глава 1 Глава 2 Глава 3

Будь мы живыми, наш путь пролёг бы мимо дамбы, а затем вдоль прибрежных домов до Гремячки (это я так Гремячую башню называю). Но мы так не пошли: у мёртвых свои привилегии.

Мы шагали по Пскове, припорошенной снегом. Речной лёд тут был тонкий, но нас это не пугало – ведь для льда мы невесомы, хоть и оставляем невидимые вами следы.

- Мазила! – Света увернулась от брошенного Ритой снежка. – Мазила, которая не попадёт даже в Годзиллу… ай!..

Второй комок снега угодил ей в плечо: не пролетел насквозь, а рассыпался от удара. Стряхнув снег, Света заметила:

- Надо же – прилипает… Как будто я живая.

- Ни фига ты не живая, - осадила её Рита, - даже зомби из «Ходячих мертвецов» живее тебя.

Света наклонилась (ясно, что за снежком), но Рита вмиг отбежала.

- Макс, а почему мы сквозь лёд не проваливаемся? – весело крикнула она. – Ведь сквозь стены же мы ходим?

Макс в ответ осведомился:

- А ты предпочла бы провалиться?

- Нет, я плавать не умею, - призналась Рита таким тоном, словно в воде ей грозила вторая смерть. – А почему мы не падаем сквозь пол? И сквозь землю… ну, к земному ядру?

Я прыснул, представив себе этот процесс. Потом сказал:

- Потому что потому, всё кончается на «у».

- Раз не знаете, так и скажите, - пожурила нас Рита.

Тут она была права: мы и правда не знали. Да и кто мог это знать? Разве что Ангел… Но мы за два года его ни разу не видели – и спрашивать, почему мы не проваливаемся, было некого.

Хотя падение сквозь лёд нам ничем не грозит: мы зашагаем по дну. Нам ведь дышать не нужно – дышим мы лишь по привычке… или думаем, что дышим. Однако (Коршун проверял) под водой эта привычка пропадает мгновенно. Так что шествовать по дну для нас не проблема; мы бы, пожалуй, так и сделали, но лень потом сушить одежду.

Кстати, об одежде. Мы носим то, что носили при жизни (исключая Бабулю, чей наряд для нас загадка). Одежда наша не пачкается: посадить пятно можно, но, отведёшь от него взгляд – и пятна уже нет. То же самое с дырками: наш посмертный гардероб бережёт наш упокой и самоотверженно штопает сам себя.

Таща диван через реку, я глазел по сторонам. Сзади крякали утки, в более ясные дни подкармливаемые горожанами. Макс глядел прямо, а Близняшки не сводили глаз с Золотой набережной – элитного квартала с отелем на берегу: заснеженные лужайки, кафе, гроздья фонарных ламп. Уютные домики в два-три этажа. Правда, застройщикам приспичило строить их у воды (отсюда виден Псковский кремль), что вышло боком: в прошлый паводок река поднялась и затопила подвалы. Что одним красота, то МЧСникам – проблема.

На подходе к Общаге я увидел следы – маленькие, ещё не занесённые снегом. Множество кошачьих следов.

- Она в своём репертуаре… - усмехнулся Макс.

Мы вышли на склон, за которым ждала Арка – наш вход в Общагу. К слову, живым её не видно: Арки для них просто нет. Она есть только для нас.

Огней так много зо-ло-ты-ых...

Пела, конечно же, Бабуля. Рита издала долгое «бе-е-е-е», притворившись, что её сейчас стошнит. Света поморщилась:

- Неужели опять?!

На у-ли-цах Са-ра-то-ва-а-а…

Бабуля стояла на льду реки, видимо, вообразив сцену. В своём платье она единственная из нас была вылитый призрак. Ей для этого и умирать не требовалось.

Парней так много хо-ло-сты-ы-ых…

- Кис-кис-кис, кис-кис-кис, - а это была уже Кошатница. – Кид, ну ты же мальчик, уступи миску девочке!

Забыл сказать: нас видят кошки и совсем маленькие дети. Уверен, Кошатница подкармливала бы и детей, но те к нам не наведывались – в отличие от мяукавшей в округе живности.

Кормёжка всегда проходит в одном месте – у руин, где когда-то была хлебопекарня, а ещё раньше – кожевенный завод; собственно, наш вход в Общагу расположен как раз между руинами и Гремячкой. Но если башня худо-бедно дожила до наших дней, то пекарня пришла в упадок: расположенные в ряд арки (и тут без них не обошлось!) зияют чернотой, стены осыпаются, а от крыши осталась лишь обрешётка. Уж не знаю, кто и зачем разобрал крышу… ну не на дрова же, в самом деле?..

- Кис-кис-кис, кис-кис-кис…

А я лю-блю-ю-ю же-на-то-го-о-о*…

- А ты можешь любить его тише? – крикнул с берега Палыч. – Башка уже пухнет от твоих концертов!

- От водки она у тебя пухнет, алкаш недопомерший! – прокричала Бабуля. – Совсем совесть потерял – с утра глаза заливать!

Палыч махнул початой бутылкой «ангельского» производства:

- Не мешай мёртвому жить полной жизнью, - он отлил водки в стакан, а тот опустил перед ошивавшемся рядом котом: – На, разбойник, выпей за недоупокой старого призрака…

«Разбойник» принялся лакать угощение.

- Палыч!.. – завизжала Кошатница. – Не смей спаивать моих котов!

Мы с Максом поволокли диван к Арке. Обычный день обитателей Общаги. Ничего примечательного.

Из снега под Аркой торчала швабра с прибитой табличкой: «ЖИВЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН». Это Близняшки прикололись.

Дом, милый дом…

Внеся диван в холл, мы подошли к комнате сестёр.

- Оставьте его у порога, - велела Света, – дальше мы сами.

- А чего сами-то? – удивился Макс. – Раз уж до двери дотащили, так давайте и внутрь занесём… Или у вас там мёртвый мальчик?

- Точно, - зловредно подхватил я, - наверное, у них свиданка с каким-нибудь призраком.

Близняшки покраснели. В Нигде наши реакции идентичны реакциям живых: краснеем, бледнеем и даже потеем. А вот вне Общаги такого бы не случилось.

- Мы же уже большие, - заявила Рита, - у нас есть свои тайны… Может, мы не хотим впускать к себе в комнату парней!

Я чуть не прыснул. Интересно, что они там прячут – женские порножурналы, разбросанные рядом с её гробом? Нет, скорее уж сотворённые Ангелом конфеты… Большие они, как же.

Пожимая плечами, Макс и я отошли. Света распахнула дверь. Взяв диван, они с Ритой внесли его в комнату.

Перед тем, как дверь закрылась, я заметил сидящих на полу кукол: как и гроб Риты, их создал Ангел по заказу сестёр.

Чёрный гроб, а рядом – куклы.

Привыкайте к такому сочетанию – это ведь всё-таки Общага.

***

Добро пожаловать в мою комнату.

Она просторная – почти как школьный класс. Пол и стены облицованы чем-то гладким. Окон нет, но воздух чистый и свежий… Впрочем, я не верю, что здесь есть воздух, стены и пол: скорее, здешняя реальность условна. Ангел окружил нас тем, что нам легче воспринять.

А вот мебель я заказал ему сам – спасибо пункту «9» Контракта. Нужен стул? – получи. Стол? – пожалуйста. Кровать? – нет ничего проще (пусть мы и не спим, но полежать-то охота). Всё, что я называл, вмиг возникало передо мной; даже Золотая Рыбка уступит Ангелу в исполнительности.

В общем-то я не наглел и обставил всё скромно – самым необходимым для того, чтобы жить… в смысле, мертветь: мебель, телик с диагональю сто пять дюймов (о’кей, насчёт «скромно» я приврал), планшет с выходом в Сеть (Ангел снабдил нас интернетом, но без возможности связаться с живыми; я боюсь даже гадать, что за провайдер обеспечил нам эту радость – не иначе как «Wi-Fi-Небеса») и – удивляйтесь на здоровье – инвентарь художника: холсты на подрамниках, салфетки и тряпки, мастихин, карандаши, кисти и растворитель, чтобы их мыть, мелки, разбавители для уменьшения вязкости красок, сами краски (куда же без них), палитра и ученический мольберт – всё как в художественной школе, куда я ходил в детстве. В четырнадцать я её бросил, и теперь думаю, что зря – живопись могла стать моим призванием.

Но этого уже не проверишь.

Дверь слева ведёт в санузел. Она столь неприметна, что войдя сюда впервые, я её проглядел. Помните записку из холодильника? «Здесь вы можете брать любой предмет, а ваши физиологические потребности соответствуют тем, что у вас были при жизни – за исключением сна». То есть от нужды мыться мы не избавлены. Так же и с туалетом; ведь нам кажется, что мы материальны и имеем те же органы, какие имели при жизни – с вытекающими отсюда последствиями… Иногда вытекающими в прямом смысле. И позвольте мне в эту тему не углубляться.

А сейчас самая мрачная часть экскурсии.

Во-первых, второй телевизор. Вы спросите, что же в нём мрачного? Да всё просто – я его не заказывал. Появился он сам, словно Ангел счёл нужным мне его подарить. Телик маленький и по нынешним меркам громоздкий, с ещё не совсем плоским экраном. Судя по лежащей на нём инструкции, сделанный в год моего рождения. Может, это и случайность, но…

Но.

А «но» состоит в том, что загадочный телевизор всегда показывает одно и то же – дурацкий случай из моего детства. Это было в седьмом классе. Матч по баскетболу, наш «Б» класс против «А». Конец первого тайма. Я пытаюсь поймать мяч, рядом кто-то подпрыгивает, и его локоть разбивает мне нос. Я падаю, игра прерывается. Резкая боль, слёзы, кровь. Меня уводят к скамье, и девочка из параллельного класса протягивает мне платок. Я не помню ни её имени, ни фамилии – думаю, что не знал их и тогда; помню лишь прозвище – Костлявая. Та девочка была худой, над ней в классе издевались, и ходила она с вечно потупленным взглядом, словно мечтая незаметно проскользнуть мимо всех.

Но у неё хватило духу протянуть мне платок.

Я среагировал по-свински. Мне было больно, обидно, я злился (глупая мальчишеская злость на то, что все видят мои слёзы), и у меня вырвалось:

- Уйди, Костлявая!

Она отшатнулась, и я тут же пожалел, что сказал так. Хотел извиниться, но она убежала. На уроках потом думал, что надо бы найти её и всё-таки попросить прощения, а после…

После я о ней просто забыл.

Всё. Конец фильма.

И этот «фильм» телевизор-наглец мне упорно показывает. Сначала меня это пугало, потом злило. Мне даже хотелось разбить зомбоящик (выключить его нельзя – он работает двадцать четыре часа в сутки… кстати, вам не кажется, что слово «зомбоящик» применительно к призракам обретает особый смысл?), но я не решился – лишь накрыл его тряпкой и убрал звук.

Однако злиться не перестал.

«Уйди, Костлявая!» – два слова, брошенные сгоряча в тринадцать лет. Мне что, посыпать из-за них голову пеплом? Почему именно этот эпизод моей жизни Ангел решил мне показать?

И я приказал себе об этом не думать. «Охренительно бессмысленная галиматья», - сказал я телику. Даже стал его так называть. Охренительно-бессмысленная-галиматья.

ОБГ.

Я звал его так до тех пор, пока не сообразил, что будет, если слегка переставить эти буквы.

Вы могли заметить, что говоря о телевизоре как о мрачной части экскурсии, я употребил наречие «во-первых». Всё верно, есть и «во-вторых». Оно ещё мрачнее, и о нём я решил упомянуть напоследок. Оставил, так сказать, на закуску.

В стене справа тоже есть дверь. За той дверью «напоминалка» – грубая, как удар под дых. Хлёсткая и беспощадная. В других комнатах она тоже имеется. Если мы вдруг забываем, кто мы есть, то взгляд на те двери сбивает с нас спесь.

Я свою дверь открыл лишь раз и с тех пор её не трогал. За ней – могила на кладбище. Думаю, не нужно уточнять, чья?

***

Как я уже упоминал, ларцы мы разносим по очереди – каждый в свой день:

в понедельник – Палыч;

во вторник – Коршун;

в среду – Бабуля;

в четверг – я;

в пятницу – Близняшки;

в субботу – Кошатница;

в воскресенье – Макс.

Ну а сегодня четверг.

Без двух двенадцать я вышел из комнаты. Впрочем, без двух двенадцать было в Пскове, а в Нигде, полагаю, была без Вечности Вечность – в том смысле, что времени тут нет (да и есть ли оно вообще?). Но Часы в нашем холле показывают то же время, что и часы в псковских банках, отделениях связи и на руках у горожан; к слову, на руке каждого из нас часы тоже имеются – известно, кем сотворённые. И они тоже показывают псковское время.

Когда я вышел в холл, там сидел Палыч и что-то читал. Ясное дело, книжка была из нашей библиотеки.

- Что читаете? – полюбопытствовал я.

Палыч почему-то смутился. Он был трезв, что меня не удивило: мы надолго не пьянеем – во всяком случае, от создаваемой Ангелом водки. А из мира живых к нам алкоголь не попадёт.

- «Рыцарь-призрак», - ответил Палыч. – Книжка детская, но затягивает.

«И к тому же про призраков», - подумал я. Вероятно, поэтому Палыч её и выбрал.

Стрелки Часов сошлись на двенадцати, раздался привычный звон. На полу возник ларец, над ларцом – световой шар. Неразлучная пара: ковчежец с Проводником.

- Ну привет, - сказал я. – Куда сегодня пойдём?

Шар, конечно, не ответил. «Скакнул» в воздухе вверх-вниз и вылетел сквозь дверь в мир живых.

Палыч из кресла сообщил:

- В понедельник он повёл меня на склад и заставил лезть в разгружавшуюся фуру. Знаешь, что в ней было?

Я мотнул головой.

- Пиво, - горестно поведал Палыч. – Отменное светлое пиво в рефрижераторе, по двадцать бутылок в ящике. Я как это увидел, сразу представил себе раков и стакан с пивной пеной… и как эти раки у меня во рту тают, - Палыч жадно потёр усы. – Два дня уже прошло, а раки с пивом перед глазами стоят. Ну для чего, скажи на милость, шару приспичило вести меня к той чёртовой фуре? Неужели больше негде было оставить ларец?

- Так закажите Ангелу раков, - удивился я. – И пиво тоже можете заказать.

- Да пробовал уже… - Палыч махнул рукой. – Не умеет он создавать нормальное пиво – у него и водка-то как вода. Пьёшь – и не понимаешь, что пьёшь.

Я сочувственно кивнул, хоть и не без притворства: моё знакомство со спиртным было слишком коротким, чтобы сочувствовать Палычу всерьёз. И ещё я полагал, что создавать водку с пивом Ангел не «не умеет», а не хочет – алкоголь ведь был единственным, в чём он допускал «брак». И кроме Палыча никто от этого не страдал.

Взяв с пола ларец, я вышел за шаром.

Вокруг всё белело и безмолвно радовалось зиме: снег ещё шёл, но как-то сонно, передумав становиться метелью. Утренняя вьюга обернулась безветрием – даже солнце робко выглянуло из-за туч.

Я прислушался.

Смеялись Близняшки, катаясь с горки на замёрзшую реку. Где-то в районе частных домов гудел снегоход. Там же стучали молотком.

В остальном было тихо – почти все ушли… Неудивительно, ведь мы «навещаем» живых родственников. Мне тоже было, к кому пойти, но лишь после доставки ларца: Контракт обязывал доставлять его за час. Хоть вновь умри, но доставка приоритетна.

К моему удивлению, шар привёл меня к остановке автобуса и, едва тот подъехал, влетел в салон.

- Решил прокатиться? – спросил я ему вслед. – Ну будь по-твоему…

Ходить сквозь пассажиров не комильфо, но не подняться за шаром я не мог. В узком проходе сквозь меня прошли девушка в пуховике и пацан лет десяти. Оглядываться я не стал – их реакция была известна: застыть и завертеть головой.

Шар пролетел в конец салона и замер в полуметре над полом. Нагнав его, я уточнил:

- То есть мы никуда не едем? Прямо здесь и положить?

Шар «подпрыгнул» до потолка, забавно имитируя кивок.

- Ладно, как скажешь…

Меня не очень-то смутило, что ковчежец надо оставить в автобусе: мы их оставляли в куда более экзотичных местах. Взять хотя бы фуру с пивом, по которому грустит Палыч.

Я опустил ларец на пол. Он был лёгким, как и остальные ларцы. С одного боку тускло серебрились защёлки.

Положив ковчежец, я выпрямился. Задача оказалась до смешного простой – на доставку ларца и десяти минут не ушло. Зато месяц назад мне пришлось лезть на телевышку, чтобы оставить его на верхней секции.

Я снова посмотрел на шар. Он какое-то время ещё висел, словно о чём-то размышляя, а потом вновь «кивнул» мне (учтивый, зараза!..) и исчез. Отбыл восвояси, чтобы завтра вернуться с новым ларцом.

Интересно, куда он поведёт Близняшек? Не удивлюсь, если в трюм зимующего в порту теплохода…

С лёгким опустошением я остался стоять у окна.

Зачем всё это?..

Есть ли в нашей «работе» смысл или с нами просто играют? А если есть, то почему Ангел нам его не раскрыл?

У второго вопроса, как мне представлялось, был обидный ответ.

Мы для Ангела – инструмент. Может, даже забава вроде домашних зверушек. Дрессированных мопсов, тявкающих на потеху гостям.

Мопсам ведь не объясняют, зачем надо бежать к хозяину – просто командуют «ко мне!»

Выходить из автобуса я не стал.

В это время я обычно гуляю: захожу в родную школу, смотрю кино (во всех псковских кинотеатрах обитатели Общаги – самые злостные безбилетники) или шатаюсь по магазинам. Если что-то приглянется, я заказываю это Ангелу: пусть почаще вспоминает, что за инструменты надо платить.

Но сегодня мой «вояж» отменялся из-за одного дела (ну ведь вы уже поняли, что дела есть и у мёртвых?). А поскольку это дело намечалось на час дня, времени было в обрез: ни в кино не пойти, ни по магазинам не пошататься.

Зато можно прокатиться в автобусе.

Пассажиры расселись, двери закрылись. Автобус медленно тронулся.

Стоя у окна, я глядел на улицы. Глядел на свой – и теперь уже не свой город.

Мы подъехали к мосту, где центр соединяется с Запсковьем – районом, расположенным севернее Псковы (там находится и «наша» Гремячка). А западнее реки Великой, куда Пскова впадает правым притоком, простирается Завеличье. К слову, есть ещё и Завокзалье – городская застройка на юге и юго-востоке (Макс недаром говорит, что псковичи неравнодушны к словечкам среднего рода).

Нас тряхнуло на ухабе, и я машинально пробормотал:

- Кузнецкий мост, Кузнецкий мост, твоя дорога как компост…

Мне стало скучно.

Я прошёлся по автобусу, поглазел на пассажиров и решил поразвлечься. Почему бы и нет? – заодно и познакомлю вас с моими забавами.

Забава первая – мысли.

Подойдя к парню в наушниках, я прислушался – и узнал трек: Noize MC, «Грабли». Очень неплохая вещь… И неожиданно лирическая для бунтаря-матерщинника.

А потом я прислушался по-другому.

«…отошьёт… ну точно ведь отошьёт… да и кто сейчас в автобусах знакомится?»

Помнится, я говорил вам: застрявшие иногда «ловят» мысли. Обычно те «ловятся» сами (по чистой случайности), но в ограниченном пространстве «поймать» их можно целенаправленно – что я сейчас и сделал. Знаю, это неэтично, но не судите меня строго: призракам, во-первых, скучно, во-вторых, по барабану, есть ли грязное бельё в вашем шкафу – в чужой разум мы лезем из одного лишь желания убить время. Иногда это даже кому-нибудь помогает… Вот как сейчас.

Парню понравилась девушка в пуховике (та, что сквозь меня прошла), но он не решался завести с ней беседу: мол, не станет она знакомиться в общественном транспорте.

А вот мы это и проверим…

Я подошёл к той, на кого он положил глаз.

В её мыслях был кто-то бывший – то есть не нынешний… «Нынешнего» не было вовсе. И она была не прочь это исправить.

Я улыбнулся своей идее. Позабавиться сегодня мне удастся на славу и с явной пользой для живых.

Вторая моя забава – смартфоны.

В сумочке у девушки тренькнуло – ей пришло СМС.

Не спрашивайте, как я послал его; в любой компьютер я влезаю с той лёгкостью, с какой вы чихаете. Мой разум растворяется в цифрах, и мне хватит секунды, чтобы вскрыть пароль, заглянуть в почту, а потом ещё «пройтись» по посещённым вами сайтам (в связи с этим совет – отключайте свои гаджеты в присутствии привидений).

Зашарив в сумочке, девушка достала смартфон и прочла: «Нужна помощь. Через три сиденья сзади тебя».

Естественно, она обернулась. На указанном мной месте сидела бабулька и глазела в окно.

Почитателю Нойза тоже пришло СМС: «Бабке плохо. Левый ряд, через два места впереди».

Парень встрепенулся и тоже посмотрел на старушку. Как и девушка, заозирался, ища автора эсэмэски. Они недоумевали: все пассажиры – незнакомцы… Кто же тогда послал сообщение?!

Я забавлялся их реакцией. Быть призраком чертовски приятно.

Парень с девушкой поднялись. Парень подошёл к бабульке первым, поскольку ближе сидел.

- Простите, вам плохо?

Старушка воззрилась на него снизу вверх – поначалу удивлённо, а потом настороженно:

- С чего вы взяли?

- У вас всё хорошо? – а это была девушка.

- Да в чём дело-то? Что вам от меня надо?

Остальные пассажиры обернулись в их сторону, а девушка с парнем уставились друг на друга.

- Вам тоже это пришло?

- Что?..

- СМС. Поглядите, в моём смартфоне…

- Ой, и у меня почти то же самое… Наверное, это чья-то шутка…

Они пошли в конец автобуса, а я убрался с дороги. Идут вместе, встали рядом. Молодцы, так держать.

- Ничего не понимаю – кому нужно так шутить?

- Тут нет никого из моих знакомых… Откуда номер-то узнали?

- Да и из моих тоже нет… Чёрт, ну это просто глупость какая-то…

Неловкая пауза.

- Я Игорь.

- Наташа…

- Надо же, вот так знакомство…

- И не говорите… ой, вам нравится Нойз?

Я уловил слабое эхо их эмоций – спасибо тесному автобусу: они радовались.

- Йессс!!! – мой кулак поразил воздух. Я совершил что-то полезное и чувствовал себя потрясающе. Это вам не доставка дурацких ларцов!..

Однако забавы мои на этом не завершились.

Оставив пару ворковать (как же круто быть Амуром!), я подошёл к окну и прыгнул.

Моя третья забава – «автостоп»… в переносном, разумеется, смысле.

Оказавшись на дороге (окно, понятно, не разбилось), я позволил двум «Тойотам» проехать сквозь мою призрачную персону и, запрыгнув в мчавшийся за ними джип, грациозно приземлился на пассажирское кресло. Чуть-чуть бы промедлил – и оно пронеслось бы сквозь меня. Речь тут буквально о миллисекундах; я год тренировался ради такой реакции.

- У меня рефлексы круче, чем у пилотов «Формулы-1», - сообщил я водителю. – Чувак, серьёзно – я быстрейший из мертвецов. Призрачный гонщик рядом со мной – просто лузер.

Конечно, меня не слышали, но в том-то и кайф: несёшь чушь, а тебе ни слова не скажут. Привычка, может, и дурная, но не спешите записывать меня в дураки – неизвестно, к чему вы сами привыкните после смерти.

Уже метров через сто я сиганул во встречный пикап.

- Призрачные трюки, - сказал я шофёру. – С полудня до часу, только по четвергам.

Минут двадцать я прыгал из машины в машину, пока мне это не наскучило. Последним стал «Фольксваген», из которого я «вынырнул» руками вперёд, прямо на тротуар. На меня кто-то шёл, но я кувыркнулся и отскочил… А отскочив, остолбенел.

Догадайтесь с трёх раз, где я умудрился сойти.

Мой кураж бесследно сгинул, сменившись оторопью. Вот это, блин, покатался…

Впереди был пустырь – тот, где мы утром шли с Близняшками и Максом. Тот, что был окружён рабицей… И теперь эта рабица была напротив меня: я узнал её сразу, хотя стоял на другой улице и смотрел с иного ракурса.

Впервые на моей памяти мне захотелось себя ущипнуть.

Как это понимать?..

Это ведь случайность, правда?.. Игра обстоятельств, без какой-либо цели приведшая меня сюда – к месту, где я слышал плач… Если только я и впрямь его слышал.

Я даже ощутил озноб, словно не был привидением. «Кто-то прошёл по моей могиле», - так в таких случаях говорят.

А может, и правда по ней кто-то прошёл?..

Я глядел в сторону пустыря. Чёртов озноб не проходил. А ещё закралась мысль, что мой «выход» из «Фольксвагена» кем-то был запланирован – словно я не сам «вышел», а меня вывели.

Моим первым порывом было зашагать прочь, но я вместо этого пошёл к рабице. Исключительно из чувства протеста: я же всё-таки призрак – чего мне бояться?

Но я всё же боялся. И шёл к пустырю, понятия не имея, что ожидаю там увидеть.

К своему удивлению, увидел я ссору.

- Совести у тебя нет! – кричала женщина в жёлтой стёганке, своей бранью перекрыв шум машин. – Негодяй! Мерзавец! Пнул моего Рексика и ещё отпирается!..

- Да я пальцем его не трогал, - парень с бородкой выставил руки, словно опасаясь ударов. – Он же сам мне под ноги полез!

- Сам?! Да мой Рексик умнейшая собака на свете – он бы никогда в жизни…

Морщась от криков, я поискал взглядом предмет ссоры. Ага, вон он – той-терьер, мелкий и большеухий (уши торчат вверх и в стороны). Пёс скалился, явно забыв, что он карликовый. На снегу темнел поводок – женщина так разъярилась, что его попросту бросила.

- Говорю вам, он сам!.. – крикнул парень. – Вы бы лучше поучились собаку выгуливать!

- А ты мне попререкайся! Я этого так не оставлю… Ты у меня из судов не вылезешь, шваль подзаборная!

- Вы за словами бы последили!..

Всё было ясно как день: дамочке показалось, что её пса пнули, и начался «концерт» (может, и впрямь пнули, но в это верилось слабо – зато хозяйка «Рексика» была явной истеричкой). Другой не орал бы на глазах у прохожих, но женщина, напротив, распалялась всё больше: схватив парня за пальто, она не давала ему уйти.

Может, больная?.. Да и голос у неё странный – почти мужицкий, с хрипотцой.

Я прислушался.

Вопли чокнутой дамочки звучали всё громче, а зеваки шушукались, смакуя спектакль. Рычал Рексик, проезжали мимо машины. И никакого плача младенца.

Может, его и утром не было? Хотя сложно поверить, что он мне дважды почудился.

С нарастающей досадой я отвернулся от сетки. Что я здесь делаю? Ни Макс, ни Близняшки плача не слышали – так почему же я уверен, что слух меня не подвёл? А что до моего «выхода» из авто… да мало ли какие бывают совпадения! Я сошёл тут лишь потому, что сам этого захотел; надоело дурачиться, вот и сошёл.

Вопреки этим мыслям я шагнул сквозь забор. Осмотрюсь и уйду. Ведь никто же не запрещает мне осмотреться?

Но увидел я то, что уже видел утром: кирпичи, пакет, ржавый велик… Таких мест в каждом городе полно. Говорят, через год тут будет стоянка (потому-то и снесли магазин – про него ещё писали, что он нерентабельный), но пока вместо машин здесь парковался лишь мусор.

Озираясь, я вздрогнул: а вдруг мы оставили тут один из ларцов?..

Я дважды пересёк пустырь, но ларец не нашёл; вариант, что он под снегом, отпадал сразу – любой застрявший найдёт ковчежец где угодно: за арматурой, в дупле дерева, тёмном подвале, сугробе… в любом месте, где он был нами оставлен. Палыч как-то пошутил, что у нас радар на ларцы.

И мой «радар» сейчас молчал. Какая бы чертовщина тут ни творилась, её виновник – не ковчежец… Хотя единственной наблюдаемой мной чертовщиной была ссора из-за собаки.

Побродив по пустырю, я вернулся к прежней точке. На ум пришла чья-то фраза: «Боги любят пошутить».

Похоже, сегодня они шутили со мной…

Между тем близился час дня, а у меня имелось дело – более важное, чем «чертовщина» (и уж точно поважнее хриплых воплей истерички, донимавшей парня с бородкой… сказать по правде, я столь абсурдную сцену видел впервые; это смахивало на комедию, где крикам младенца просто не было места).

Постояв ещё минуту, я зашагал прочь. Окончания ссоры дожидаться не стал – да и что тут может случиться? Не убьют же они друг друга…

Заблуждаться на сей счёт мне оставалось недолго.

* Доризо Н.К. «Огней так много золотых…»

Слова автора: С другими авторскими произведениями (впрочем, и с этим тоже) можно ознакомиться здесь: https://author.today/u/potemkin

На Pikabu роман будет выложен полностью и бесплатно.