"Эй, друг!"⁠⁠

Некоторые события, происходившие не так уж и давно – подумаешь, тридцать пять лет прошло, вызывают у иных невероятное удивление, у других – понимание, а у меня, сентиментального – тихую улыбку и странную нежность во взгляде.

І.

Я приехал туда в эти дни, перед Новым 1986 годом, по санаторной путевке – летом, понятно, мне бы никто не дал. Осмотрелся, вселился, познакомился. Один парень был из Москвы, второй в нашей палате – из Казахстана. Я его впечатлил рассказом об академике Амосове, и мы с ним по утрам в кромешной мгле стали бегать по набережной, вдыхая воздух прибоя.

Темнело рано. Садились расписывать пулю уже в 4. Скучно. Цедили грузинский слабый чай, заваренный кипятильником. Щелкали фундук. Уже полгода после антиалкогольных постановлений полки в магазинах пусты; дешевого вина даже нет, не говоря о коньяке, или там скажем водке.

Ну, и как встречать Новый год?

II.

Выручил фотограф.

Здесь было заведено – фотографироваться под санаторной пальмой. В процедуры это не входило, но это – как взвеситься на шатких весах с гуляющим цилиндриком, было непременным. Традиция!

За скрепы отвечал низкорослый местный житель с крестьянским лицом и руками, привычными, судя по виду, больше к мотыге, чем к фотокамере: «Парни, я вижу, как плохо вы отдыхаете – вы вапще не отдыхаете! Мне вас сильно жалко»! Тут он перешел на жаркий шёпот: «Я этих секретар партком-райком не понимаю, знаешь! Я делаль хоррошую чачу. Хочешь, завтра можем поехать? Попробуешься. Никто рррусский не обижался, только все спасибо мне сказаль»,– застенчиво улыбнулся он.

Нам-то что – только подпоясаться!

III.

В декабре в горах Абхазии прекрасная здоровая погода: воздух чист и свеж, прозрачно небо, Кавказ подо мною, в зеленых долинах утренний ноль; румяные пастухи, попадавшиеся навстречу, здоровались c автобусом, снимая мохнатые шапки; дружные бараны струили из библейских ноздрей белый пар и косили глазом на белоснежные вершины.

Так, созерцая окрестности и тихо беседуя, среди этого лермонтовского великолепия мы ехали на встречу с запрещенным Партией алкоголем.

Через час уже были на месте. Горное село лежало у подножия скалы. Дым столбом поднимался из труб. Тишина; только пение петухов нарушало её, эхом возвращаясь с гор. Солнце на вершинах напоминало о позавчерашнем летнем тепле. Неубранные виноградные гроздья на лохматой, в трепещущих ленточках старой коры, лозе, заставляли тянуться к ним, чтобы сорвать заиндевелые ягоды, бросить их в рот и ощутить невероятный ледяной вкус муската.

IV.

Наш фотохудожник немного покричал на жену – так, для порядка, чтобы гости поняли, кто в доме хозяин. Тихая женщина в чёрном и её старая мама не очень испугались криков, и продолжили заниматься своим кухонным делом.

Мы прошли через тесный двор в сад, в конце которого журчал ручей; там, воздев ветви в небеса, стояла старая хурма. Листьев на ней не было, а крупные оранжевые плоды новогодними шарами украшали голубое небо.

Мы похрустели заиндевелой травой, потанцевали под ветками, пытаясь дотянуться, но никому не удалось сорвать заветный плод. Хозяин прервал наши муки Адама в раю, неожиданно ловко для его короткого туловища подпрыгнул, ухватился за ствол и через секунду был уже наверху.

«Эй, дрюк, лови!», – крикнул он, и первый подарок Абхазии полетел вниз. Я поймал его, спружинив падение. Хурма была холодная и приятно-тяжелая, она перекатывалась в ладонях как гигантский яичный желток. Я пожалел, что нет соломинки – хотелось вонзить ее в переспелую мякоть и выпить этот зимний напиток!

V.

Так мы собрали чуть ли не ведро, забыв о цели нашего приезда – настолько интересной была эта ловля спелой хурмы в кавказских горах.

Чача была прозрачной, крепкой и мягкой. Хозяйки налепили чуть ли не сотню хинкали, и они лежали в облачке пара в большой глиняной миске, источая волшебный аромат свежемолотого перца - рядом с букетом свежей кинзы и зимней петрушки.

У нас нашлось много общего – хотя я впервые был в Абхазии, и мой друг тоже. Обменялись историями и адресами.

* *

Когда я нахожу в старой записной книжке – село Имеркхеви, Тенгиз М., то всегда вспоминаю это: «Эй, друг, лови!», и ладони складываются лодочкой.

Как он там?