Элеонора Кэнделнайт⁠⁠

Ночью умерла Валя Лер. Её даже не перевели в лазарет: так и вынесли из дортуара — тёплую, удивлённую. Девочки спали; никто ничего не видел. Не заметила бы и Элеонора, если бы не проснулась от запаха ладана, разъедающего глаза. Она изо всех сил всмотрелась во мглу — в то, как выносили Лер, как поблёскивал колокольчик в руках Его преподобия, — и затаилась.

В дверях отец Илейн остановился, окинув взглядом тихий душный дортуар. Колокольчик звякнул. Дверь затворилась, и всё смолкло. Элеонора лежала, глядя, как тянутся тени, как пролетают по потолку слабые пятна от светляков Водящих. Светало; сквозь липнущий к стёклам Туман сочилось бледное и торопливое предпраздничное ланданиумское утро.

Минула четверть часа; может быть, больше. Сон не шёл, и Элеонора перебирала в уме экзаменационные вопросы. С литературой всё было неплохо; с зубодробильной нудной геральдикой у неё тоже не было никаких проблем. Физика давалась с трудом, но в конце концов Элеонора одолела и её.

И только химия, её страсть и страх, вызывала настоящий трепет. Элеонора обожала электролиты, гидролиз и сложные смеси — всё, о чём толковал отец; но терпеть не могла семинарские занятия, посвящённые природе Тумана и коксованию угля. Это были словно две разных науки: химия настоящая, брызжущая фонтанами аммония, яркая и опасная, готовая служить тем, кто в силах её обуздать. И химия сухая, выхолощенная и ограниченная, имеющая дело лишь с закостенелыми представлениями и древними таблицами, затхлая и дребезжащая, как преподававший её сэр Эйтклас. Он требовал неукоснительного следования учебнику, и настырная Элеонора не раз оставалась без обеда за «неподобающее любопытство», «споры с наставником» и «излишнюю инициативу».

Этой ночью — как и весь последний год — она боялась, что, попадись ей вопросы по химии, она не удержится от того, чтобы изложить экзаменатору собственные взгляды. Обуздать себя — это было так просто; с некоторых пор это удавалось Элеоноре всегда и во всём; всегда и во всём — кроме химии.

«Но в этот раз, — думала она, чувствуя, как наконец приходит дрёма, — в этот раз всё получится. Не может не получиться. Слишком многое… слишком многое…»

Мысли путались; сон наваливался с необоримой силой, словно Элеонора не спала несколько суток.

«…поставлено на карту. Лишь бы не химия», — мелькнуло в голове за миг до того, как она провалилась в забытье. В следующий миг звонок прозвенел к подъёму.

***

— Мисс. Леди, — сухо поздоровалась мисс Тмин, усаживаясь во главе стола. — Сегодня я попрошу вас быть особенно деликатными. Первое. После полудня нашим выпускницам, — сдержанный взгляд поверх пенсне упал на стол выпускного класса, — предстоит важный экзамен. Второе. Уже сегодня мы начнём готовиться к Фоггногу. И наконец… — Директриса прокашлялась, сжала в пальцах серебряную вилку и решительно завершила: — К всеобщему прискорбию, в город пришла новая Волна.

Шёпот, поднявшийся в столовой, пресёк звон вилки о бокал. Мисс Тмин повысила голос:

— Однако это не повод забывать о своих обязанностях! Прошу вас всячески избегать паники, а также приложить все усилия к подготовке. Сразу после обеда третье и второе отделение отправятся на Те-солентский рынок за яйцами и цукатами…

Пресечь восторженные перешёптывания после этого не смог даже привычный звон. Чтобы в столовой вновь стало тихо, понадобился повелительный возглас:

— Мисс! Леди! Помните о приличиях!

Элеонора с лёгкой завистью оглянулась на младших; её поездки за цукатами остались в прошлом, но сомнительное удовольствие отобедать в высокой гостиной она не раздумывая променяла бы на весёлую прогулку в Те-солент.

Впрочем, учитывая Волну, прогулка вряд ли будет весёлой. Наверняка наставницы будут смотреть за порядком ещё строже обычного, а половина лавок и павильонов закроется на карантин — совершенно бессмысленный, ибо ещё никто и никогда не угадывал причин Мглы.

…Огни газовых рожков отражались в оловянных чашках. Разносили второе. Пахучий золотарник, украшавший столы в канун Фоггнога, напомнил Элеоноре скупые букеты, которые присылал сэр Хэйвуд. Она с тоской вспомнила, что следующая встреча придётся на первый день после праздника, и яростно воткнула вилку в кусок варёной рыбы — «мертвечины», как прозвала её острая на язык Лада Иволоу.

Элеонора не съела и половину порции, а потому к полудню была голодна как волк. Но перед самым обедом по семинарии разлетелся слух о пропаже Лер, следом к крыльцу начали подъезжать кареты экзаменаторов, а Агнии Нель, девочке из второго отделения, пришло письмо, что её отец болен.

«Волна», — шёпотом пронеслось по этажам, и аппетит отбило уже у всех.

***

Как бы им ни хотелось оттянуть этот час — он пришёл.

Элеонора опустила похолодевшие пальцы в мешочек. Поворошила бумажки. Только не химия. Пожалуйста, только не химия. Пусть даже архитектура. Пусть даже ненавистная путаная геральдика! Только не хи…

— Смелее, леди Кэнделнайт, — поторопила мисс Тмин. Элеонора закусила губу и выдернула шершавую бумажку. Буквы прыгали перед глазами, отказываясь складываться в слова, но на «Х» начинался лишь один предмет. Сердце ухнуло вниз; Элеонора обречённо опустила голову, но директриса уже прищурилась, разглядывая через пенсне бумажку.

— Химия? Вашим экзаменатором будет сэр Валентайн, изыскатель и второй советник curia regis. Не уроните честь семинарии!

Мисс Тмин подтолкнула Элеонору к крайнему столу и указала на джентльмена в сюртуке, затканном серебряной нитью. Элеонора подняла глаза — и обмерла, встретившись с холодным насмешливым взглядом. Вместо того чтобы изучать метрику экзаменуемой, сэр Валентайн не мигая смотрел на шедшую к нему девицу.

У неё отяжелели ноги, и мысли выдуло из головы. Обрывки формул толкались в памяти; перед глазами стояло массивное изумрудно-зелёное собрание статей «Ланданиумского общества химиков-изыскателей». Она определённо видела в оглавлении «Павел Ирнест Валентайн». Но под какой статьёй? «Фарма Тумана»? «Железо и живопись»?..

— Итак… леди Кэнделнайт, — произнёс сэр Валентайн. Он дождался, пока Элеонора подойдёт к столу, и, всё так же не отводя взгляда, церемонно кивнул. — О чём бы вы хотели поговорить? Вам ближе органическая или неорганическая химия? Быть может, вы хотите побеседовать о современных темах в науке?

Сэр Валентайн показался вдруг удивительно похожим на змея-искусителя с полотна в музее Архэ. Слова положенного приветствия забылись; хуже того: Элеонора не могла вспомнить ни одного раздела, ни одной темы — даже из тех, что перебирала ночью. И — самое отвратительное — она не понимала, что с ней происходит; почему онемели пальцы; почему она чувствует себя восьмилетней девочкой, впервые переступившей порог семинарии, и почему в голове стоит почти такой же Туман, как тот, что никнет к ланданиумским щелям, порогам и створкам.

— Современные… темы, — с трудом выдавила она, ущипнув себя за запястье.

— Прекрасно, — отозвался сэр Валентайн. — В таком случае, будьте добры, расскажите, что вы думаете о натриевых примесях в воздухе Ланданиума.

— Я думаю… — вышло неуверенно, сипло; Элеонора прокашлялась и, разозлившись на себя, повторила: — Я думаю, изысканиям на сей счёт отводят слишком большую роль. Выяснить природу Тумана куда важнее, нежели разобраться в примесях воздуха, который к тому же и стоял над Ланданиумом давным-давно.

— Вот как. — Сэр Валентайн поднял брови и рукой указал на стул; блеснули перстни. — Присядьте, будьте добры. И обоснуйте свою точку зрения.

Элеонора села, спиной чувствуя прожигающий взгляд мисс Тмин.

— Я думаю, проблемы нужно решать по мере их появления. Да, натриевый вопрос был важен, но пытаться выяснить причину обогащения воздуха натрием сегодня — это как… ну, словно крошить во вчерашний бульон рыбу, которой нет.

Сэр Валентайн усмехнулся. Элеонора обругала себя за глупое сравнение — суп, рыба! Подобными категориями мыслят дородные хозяйки полнокровных семейств; а она всё же питала надежду получить на выпускном шифр и поступить на Высшие курсы. Правда, если продолжать лепетать в том же духе, ни шифра, ни поступления не видать как своих ушей.

Элеонора нахмурилась и выпалила:

— Туман вызывает массу болезней, в том числе Мглу, каждый раз иную. До сих пор нет ни лекарств, ни методик того, как можно спрогнозировать Волны…

— Прогнозировать — занятие для синоптиков! — свирепо шепнул сэр Эйтклас. — Это не вашего ума дело, леди Кэнделнайт!

— …а достопочтенные сэры из Палаты изыскателей занимаются тем, что ищут, откуда в прошлом веке в воздухе над Ланданиумом брался натрий! — запальчиво продолжила Элеонора. — Безусловно, это очень важно: изучать состояние среды, сравнивать, каким оно было прежде и каким стало теперь. Но какой смысл задумываться об этом, если мы не знаем, кто пострадает от очередной Волны и сколько из тех, кто заразился, выживет? Думать о будущем, когда завтрашний день так непредсказуем, — совершенно нерационально ни с точки зрения…

— Вы экзаменуетесь не по философии!

— …ни с точки зрения философии, ни с точки зрения химии, ни с точки зрения общей этики! Что известно о Тумане сегодня? Он вызывает кашель и пигментацию, при длительном контакте повышает в крови уровень стимулянтов. Он дурно сказывается на общем состоянии организма, вызывает Волны Мглы и состоит из водяного пара и химического элемента нор-эргория, о котором мы знаем лишь название, которое сами и выдумали!

Элеонора чувствовала, как разгораются щёки. Слова отца — о Тумане, Волнах и нерациональности сэров-изыскателей — отдавались в ушах. На секунду ей показалось, что отец стоит рядом и внимательно слушает; что от того, насколько убедительна она будет сейчас, зависит его окончательное решение насчёт курсов…

— Зато о натрии мы знаем процентное соотношение, распределение по годам и районам, уменьшение объёмной доли в сезон дождей и даже столь сомнительные факты, как влияние на ранние браки.

Сэр Валентайн удивлённо и почти одобрительно постучал по её метрике.

— Видно, лорд Кэнделнайт потрудился дать вам образование, не ограниченное программой семинарии. Однако, леди Кэнделнайт, вы упускаете из виду простой факт: что именно вызвало появление Тумана? Если мы временно вынесем за скобки мифологические и теологические положения — кто знает, быть может, среди предпосылок был переизбыток в воздухе натрия?

— Кто знает, — хмыкнула Элеонора, с наслаждением сжимая и разжимая пальцы. Сердце стучало быстро, но ровно; голос окреп. Самое страшное уже случилось: она всё-таки попалась в ловушку собственной страсти. И если уж лететь в пропасть — стоило лететь в неё, не теряя достоинства. — Вот разве что — если бы в Тумане остались следы натрия, это бы наверняка обнаружили. А так… Влияние на Туман натрия не более вероятно, чем влияние жертв, которые фоггилисты приносят своим туманным божкам.

Кто-то ахнул; Элеонора рывком обернулась и поняла, что многие давно позабыли экзамен и слушают их… диалог, за неимением иного слова. Назвать разговор с сэром Валентайном экзаменационной беседой не смог бы даже насквозь педантичный сэр Хэйвуд.

— Не слишком ли много ответственности вы берёте на себя, леди Кэнделнайт? — насмешливо поинтересовался сэр Валентайн.

— Вы сами минуту назад предложили отринуть мифологические… и прочие теории. А если мы оставим предрассудки тем, кто кормится ими, как рыбы-ремни отбросами в притоках Граундривер, и взглянем на Туман исключительно с научной стороны…

— Тем самым мы оскорбим убеждения половины сидящих в этой комнате, — перебил сэр Валентайн тоном куда более резким, чем прежде.

— Не вы ли сами предложили отринуть мифы? — уязвлённо и куда более громко, чем следовало, повторила Элеонора. Спина взмокла под серым камлотовым платьем; в груди горело.

— «Временно вынести за скобки» не значит «отринуть», — холодно осадил её сэр Валентайн. — Смею заметить, что тот, кто претендует пойти по стезе исследователя — а вы, очевидно, претендуете, — не просто должен быть терпим к различным точкам зрения, но и не имеет права игнорировать их во время работы. А вы — и это тоже очевидно — относитесь к теологическим и мифологическим теориям Тумана… как минимум снисходительно.

В шёпоте, пробежавшем по кабинету, слышалось злорадство. Элеонора была достаточно осторожна, чтобы не высказываться открыто; но, расплетая косы в дортуаре, могла позволить лишнего (ровно по той же причине, по которой не могла сладить с химией). Особенно — споря с теми, кто утверждал, будто Туман становится реже, когда в жертву приносят зелёное зерно, куропаток, рысей и «юных леди!», как, округляя глаза, шептала Полли Глэйн в темноте бесконечной спальни, и в младших классах не по себе от этого шепотка становилось даже Элеоноре. Впрочем, когда она нападала на тех, кто распускал слухи о каменных колодцах, ритуалах и молодых леди, ставших жертвами Глотателей Тумана, переспорить её было непросто.

В семинарии училось немало девочек из семей фоггилистов; немудрено, что открытый спор с сэром Валентайном вызвал негодование, возмущение и — само собой — живой интерес. Задним умом Элеонора подумала, что, раз уж ввязалась во всё это, нужно было хотя бы говорить потише. Но…

— В таком случае, возможно, сэр Валентайн, вы объясните, как связаны жертвоприношения и периодическая разреженность Тумана, — чтобы хоть как-то спасти своё положение, бросилась в бой она, впрочем, сама уже не до конца разумея, что имеет в виду. — Возможно, дело в гипервалентных молекулах?

Теперь их слушали не просто исподтишка; теперь на них смотрели во все глаза. Сэр Валентайн сложил пальцы аркой и протянул чуть лениво:

— Если вы понимаете, о чём толкуете, то должны понимать и то, что теория гипервалентных молекул является одной из нерешённых проблем химии. Хотя, безусловно, нельзя отрицать, что науке известны восхитительные случаи внезапных озарений. То, над чем бились умы не одного поколения, вполне может раскрыться на предварительном экзамене в образцовой женской семинарии.

Он помолчал секунду и безупречно вежливо добавил:

— Ещё одна вещь, которую я позволю себе напомнить: философских и этических размышлений о природе вопроса, равно как и попыток сбить собеседника, недостаточно, чтобы доказать глубокие познания в науке. А потому позвольте задать вам несколько более предметных вопросов.

Элеонора сцепила зубы. «Завалит». Она прочла это на его спокойном лице с холодными глазами прежде, чем сэр Валентайн задал вопрос, первым же словом угодив в самое больное место.

— Сольволиз норборнильного катиона, леди Кэнделнайт. Уверен, вы знаете об этом не меньше, чем о натрии и Тумане.

Разумеется, это было далеко за пределами программы. Разумеется, это было совершенно несправедливо. И разумеется, никто из наставниц, даже мисс Тмин, не собирался за неё вступаться.

Прощайте, Высшие курсы; здравствуйте, сэр Хэйвуд, холодный дом в мрачном Фитц-парке, вязальный кружок, облупленный кувшин на умывальном столе, крокет по субботам и чайный клуб леди Леганы, где в чашку принято класть ровно два кубика рафинада, исключительно щипцами и строго правой рукой.

…Последним, что Элеонора могла вспомнить без щипавшего щёки стыда, — прежде, чем сумела ответить лишь на один из пяти вопросов экзаменатора, — были руки сэра Валентайна: длинные тонкие пальцы, унизанные перстнями, листающие её метрику так, будто он имел дело с необычным, но неприятным, чуть влажным и, возможно, ядовитым насекомым.

Из повести «Эллентайн».