Уважаемая Ирина Николаевна...
Пришёл я устраиваться на работу. Первая работа. Первый коллектив. Переговорил с руководством, все вопросы обсудили, договорились о дате выхода на работу. Отправили меня к секретарю в отдел учёта, сдавать документы.
В кабинете, полном сигаретного дыма, за пишущей машинкой сидела немолодая женщина, в свитере и джинсах, с сигаретой в зубах...
- Что пришёл? Чего нужно, дверью ошибся?
- Здравствуйте. Я вот пришёл на работу устраиваться, сказали занести документы к вам...
- Новенький, ну заходи, садись...
За достаточно короткое время мы с ней заполнили все бумаги, она завела на меня отдельную папку, куда сложила все необходимые ей документы...
- Ну, будем знакомы, я Ира, можешь меня так звать, но на людях - только Ирина Николаевна... будет время - заходи, поговорим...
Я не знаю до сих пор, почему она так решила, но думается мне, что нормальное человеческое приветствие чем-то выделило меня из толпы осаждавших её посетителей...
Ирина Николаевна оказалась человеком очень непростым...
С незванными и бестактными посетителями она была крайне резка и неприятна в общении. Крайне назойливых посетителей она стальным голосом предельно ясно и понятно отправляла в места назначения, исключительно для них предназначенные. И не всегда это общение находилось в цензурных рамках. Скажем так, боцман, услышавший некоторые из её выражений, замер бы с открытым ртом, не в силах описать красоту и изящество мата изливавшегося на голову очередного навязчивого посетителя...
По работе мы пересекались редко, но если выдавалась свободная минута, я заходил.
- Ирина Николаевна, привет...
- О, привет, ну заходи...
или
- Привет, ты специально зашёл или мимо проходил...
Разговаривали о природе, о погоде, всегда спокойно, мирно. Она постоянно курила и распрашивала меня о разном, что её интересовало и о чём я мог хоть что-то ей рассказать. Не знаю, чего она искала, наверное ненавязчивого собеседника, общение наше было легко и непринуждённо... но никогда о личном...
Начальство, в то время, озаботилось здоровьем сотрудников и купило электронный тонометр. Разумно рассудив, что на второй этаж к медсестре никто не пойдёт, потому как это скорее доведёт персонал до неизбежного инфаркта или инсульта, тонометр определили на ПМЖ к Ирине Николаевне. Кадры, в силу специфики работы, постоянно испытывали стресс, давление скакало, как бешеная лошадь, люди потянулись в кабинет Ирины.
И что удивительно, ни к одному желающему померить давление, она не была строга. Наоборот, услышав просьбу померять давление, она как-то становилась мягче, никогда не отказывала.
- Уважаемая Ирина Николаевна, мне бы только давление померять...
- Заходи, садись, что делать знаешь...
А мне потом говорила:
- Нет, ну я так не могу, ему и так плохо, если ещё я на него орать стану, так он может у меня в кабинете кони двинуть. А оно мне надо?
В один из дней с подобной просьбой к ней зашёл и я. День был хреновый, чувствовал я себя плохо.
Она дала мне тонометр, дождалась результата на экране, потом повернулась ко мне с изменившимся лицом и тихо сказала:
- 200 на 120, ты что совсем охренел, тебе 24 года, ты что сдохнуть хочешь?
А потом почему-то добавила:
- А у меня всегда пониженное, давай, посиди со мной...
После того случая что-то в ней поменялось. Она иногда стала рассказывать о себе. Я, как обычно, заходил к ней и если он не была занята, она начинала очередной рассказ из своей жизни...
- А я ведь не всегда такой была...
Она была младшей любимой дочерью бывшей руководительницы организации. Её старшая сестра, поступила в престижный ВУЗ. Ирину ждало такое же будущее, но из-за конфликта в семье, она резко поменяла вектор жизни.
Она пошла служить в армию. Деталей не знаю, но она рассказывала, что пыталась попасть в Афганистан. Ей отказали, но так как желание служить из неё уже выбить не получалось, её отправили служить в ЗГВ в Германию. Повлияло ли её знание языков, или родители постарались сплавить непокорную дочь в тихое спокойное место? Однако, 8 лет она служила шифровальщицей при штабе в ГДР.
- Это я там так научилась людей на место ставить...
Это из той жизни образцовый порядок в делах, всё чётко, по военному... И мат тоже оттуда...
За несколько лет до вывода войск из Германии она вернулась со службы домой. СССР ещё был жив, но всё уже постепенно разваливалось. Она никак не могла найти себя в жизни. Мужа нет, детей нет... Мать пристроила её секретарём в организацию.
Её родственники, неожиданно, нашли у себя еврейские корни и дружно начали перебираться в Штаты.
Уехали почти все. Оставалась одна сестра.
Как собирала сестру, тоже рассказывала. Семья была очень богатой. Для еврейской эмиграции из Союза установили нормы по вывозу золотых изделий. По 5 единиц колец, цепочек, браслетов, на вощенной нити со свинцовой пломбой. Так у ювелиров заказывались литые перстни, цепи и браслеты толщиной в палец.
К моменту отъезда сестры стало проще. Личные драгоценности можно было вывозить на себе. И сестра Ирины улетала из Шереметьево в Вену, наряженная как ёлка в ювелирном магазине, вся в золоте, всё своё, для личного пользования. А Ирина осталась. Она ждала своего часа для вылета.
После того как её мать улетела, но по старой памяти, никто Ирину не уволил. Все знали, что ещё немного и она улетит, место освободится.
В 1990 году пришли документы на выезд. И тут Ирину Николаевну ждал полнейший крах надежд. КГБ не дало ей возможности уехать. Слишком долго она работала в секретном отделе, а срок давности у неё еще не вышел.
Родственники в Штатах пытались что-то предпринять, однако, вплоть до развала Союза, у них ничего не получалось. А после, из-за какой-то формальности, уже США не захотели принять Ирину и дать ей воссоединиться с семьёй.
Ну как не дали, туристом - пожалуйста, ПМЖ - забудьте. И она летала, на 3 месяца. Нелегально остаться не захотела.
Возвращалась обратно. Дома она не бедствовала, родственники переписали на неё несколько квартир. Постоянно, видимо, чувствуя вину, забрасывали её деньгами. По сути, она могла не работать, но продолжала трудиться секретарём.
Я проработал в организации 3 года. И общение с ней стало одним из самых тёплых воспоминаний.
Я уехал, но периодически звонил сам...
Как-то решил позвонить ей на работу, а она не ответила, я ещё несколько раз звонил, а потом трубку сняла её коллега и сказала, что она больше там не работает.
Через знакомых узнал её домашний номер, но там никто не брал трубку.
Общих знакомых у нас не было, только через пару лет я узнал о ней.
Оказалось, что уже к нашей первой встрече она знала, что у неё рак. Она ни с кем не делилась. Всё переживала в себе. Она так заботливо относилась к страдающим, потому как сама страдала, но не подавала виду. Она была хорошим человеком, чёрствым и грубым снаружи, глубоко сопереживающим внутри.
Зачем я всё это написал?
Я очень хотел вспомнить хорошего человека, с которым мне пришлось столкнуться по жизни.
Я тебя помню, уважаемая Ирина Николаевна...
