Тринадцатое окно⁠⁠

Это перевод истории с Reddit

Я работаю инспектором недвижимости почти пятнадцать лет. Когда проводишь дни в гниющих домах и наполовину обрушившихся подвалах, учишься не обращать внимания на странности — енотов, плесень, похожую на лица, а иногда и сквоттеров, притворяющихся призраками. Но есть дома, которые кажутся неправильными с того момента, как переступаешь порог. Дом по адресу 278 Гринбраер-лейн был именно таким.

Его не было в моём обычном списке. Начальник, Рэнди, сказал, что это старый дом, изъятый за долги, который наконец-то допустили к осмотру после многолетней юридической неопределённости. «Зайди, сделай фото, убедись, что конструкция в порядке и оставь ключи в кодовом ящике», — сказал он. По его словам, прежний хозяин исчез в 2008-м — его так и не нашли.

Помню то утро: пасмурно и безветренно. Воздух был густой. Двухэтажный дом в колониальном стиле, облупившаяся краска, окна настолько грязные, что казались чёрными. Траву не косили годами, но сквозь бурьян тянулась узкая, чёткая тропинка — будто кто-то всё ещё по ней ходил.

Я отпер дверь. Петли взвизгнули. Внутри пахло гнилью и мокрой штукатуркой. Обои свисали лоскутами, как сброшенная кожа, и в планировке было нечто чуть-чуть неправильное, будто размеры сдвинули самую малость — ровно настолько, чтобы тревожить подсознание. По плану на первом этаже должно было быть двенадцать окон. Но когда я обошёл комнаты, насчитал тринадцать.

Я решил, что ошибся. Прошёл ещё раз — кухня, гостиная, столовая, кабинет. Результат тот же. Снаружи видно двенадцать, изнутри — тринадцать. Лишнее окно было в кабинете — высокое, узкое, зажатое между двумя книжными шкафами. Я выглянул и увидел… ничего. Ни двора, ни деревьев, ни даже темноты. Просто густой серый, мерцающий, как туман, подсвеченный изнутри. Камера не хотела фокусироваться на нём. Я всё равно сделал снимок.

Дальше осмотр шёл без сюрпризов. На втором этаже не было ничего, кроме опрокинутого стула и стопки старой почты. Дверь в подвал была заперта, но на кольце висел старый железный ключ, который подошёл. В тот же миг с нижнего этажа словно хлынула та самая вязкая неподвижность, будто воздух там не тревожили десятилетиями.

Фонарик мигал. Ступени были влажные, на стенах — следы, похожие на отметины от пальцев: длинные, неглубокие борозды, уходящие в бетон. Внизу оказалась небольшая подсобка с единственной лампочкой под потолком, а под ней — зеркало, прибитое к стене.

Только это было не совсем зеркало. Оно отражало комнату, но не меня. Я встал прямо перед ним и видел противоположную стену, полки, болтающуюся лампочку — но не фигуру с фонарём. Я подумал, что это одностороннее стекло или оно повреждено, но когда я повёл лучом, отражение двигалось синхронно — только без меня.

В этот момент я услышал слабый стук. Три удара. Медленно. Сверху.

Я крикнул: «Есть кто?» Ответа не было. Ещё три удара. Тот же ритм. Я выключил свет, решив, что это, возможно, ветка стучит по окну. Но звук был слишком осмысленным.

Когда я поднялся, в кабинете стало холоднее. Лишнее окно теперь было открыто, хотя я его не трогал. В комнату тянуло бледно-серым сквозняком. Луч фонаря не проходил наружу — он просто исчезал в той же бездонной дымке.

И тут кто-то постучал в ответ.

Три медленных удара — с другой стороны стекла.

Я ушёл. Я даже не запер за собой дверь. Прямо поехал в офис, бросил ключи на стол Рэнди и сказал, что на сегодня закончил. Он рассмеялся. «Выглядишь так, будто увидел привидение», — сказал он. Я сказал, что неправильно посчитал окна. Он посмотрел на меня пустым взглядом. «У дома на Гринбраер-лейн окон нет. Их заколотили в 2009-м — доски, фанера, всё как надо».

Он открыл на компьютере фото из листинга. И правда, все окна закрыты. «Наверное, ты поехал не по тому адресу», — сказал он.

Я знаю, что видел.

В ту ночь я не спал. Около двух ночи телефон завибрировал — уведомление из облачного хранилища: «Загружено новое фото». Я ничего не синхронизировал. Открыл папку — там был снимок из кабинета. Но теперь окно не было пустым. На другой стороне стоял расплывчатый силуэт — высокий, человекоподобный, с лишними суставами. Почти человеческий, если не считать лица — просто бледное пятно с щелью вместо рта. В метаданных значилось, что файл изменён полчаса назад.

Я выдернул кабель и швырнул телефон через комнату.

Утром я вернулся к дому. Сказал себе, что просто докажу: окна заколочены — что я допустил глупую ошибку. Но когда я подъехал, досок не было. Все окна снова открыты. Их было тринадцать.

Внутри на пыльном полу так и оставались мои следы. Никаких признаков, что кто-то заходил. Серое окно на этот раз было закрыто, но стекло запотело изнутри, исчерчено следами пальцев, тянущимися вверх, будто что-то пыталось выбраться.

Я не подошёл к нему. Вместо этого направился прямо к подвалу — но двери не было. Не заперта, не заклинила — её просто не было. На её месте — голая стена.

Тогда я заметил гул. Низкий, пульсирующий, как сердцебиение под полом. Я прижался ухом к полу и услышал дыхание. Длинные, протяжные вдохи где-то в глубине фундамента. Я медленно отступил и снова ушёл. На этот раз сделал снимки снаружи — с любого ракурса было видно двенадцать окон.

Когда вечером я загрузил их, программа насчитала тринадцать.

Через неделю позвонил Рэнди. «Ты не закончил отчёт, — сказал он. — Я отправлю Кевина, он доделает. Он поедет туда сегодня после обеда».

Я попросил его этого не делать. Умолял. Он снова засмеялся: «Стареешь, вот и нервничаешь».

На следующий день Кевин не вышел на работу. И через день — тоже.

К пятнице его девушка подала заявление о пропаже. Полиция спросила, знает ли кто-нибудь, где он был в последний раз. Я промолчал.

Прошло три месяца. Компания закрыла дом на Гринбраер из-за «нестабильности конструкции». Объявление исчезло из всех баз, но иногда, когда я проезжаю мимо того района, вижу примятую сорную траву там, где была тропинка, — будто кто-то продолжает по ней ходить.

Вчера ночью пришло ещё одно уведомление: «Загружено новое фото». Тот же снимок, только на этот раз чётче. Фигура стояла ближе к стеклу. Теперь я видел лицо — бледная кожа, натянутая слишком сильно, без глаз, и рот, тянущийся от уха до уха, с тонкими, как иглы, зубами. Пальцы были прижаты к стеклу, такие длинные, что доставали до обеих рам.

За ней, в дымке, я смог различить ещё один силуэт. Моё отражение.

Я не помню, чтобы прошлой ночью делал какие-то фото, но утром в телефоне было ещё двенадцать. На каждом — я, спящий. И каждое снято ближе, чем предыдущее.

Тринадцатая фотография — серое окно.

И теперь кто-то по эту сторону.

Я перепробовал всё. Разбил телефон. Сжёг карту памяти. Поехал на час от города и выбросил куски в реку. Но той ночью ноутбук включился сам. Экран мигнул и открыл ту же папку — пустую, кроме одного файла под названием «open_me». Я не удержался. Нажал.

Это было видео секунд на пятнадцать. Оно показывало мой кабинет. Камера стояла на столе, направленная на дверь. Сначала ничего. Потом ручка начала поворачиваться — медленно и намеренно, — и из коридора просочился тот же серый свет. Вошла фигура, двигалась неправильно — будто суставы сгибались не в ту сторону. Она остановилась перед объективом и наклонила голову. На долю секунды, прежде чем экран погас, я снова увидел её лицо — неестественно растянутое в улыбке.

Потом еле слышно прошептало: «Окна всегда тринадцать, если знать, как смотреть».

Я уволился. Переехал в другой город. В другой штат. Сказал себе, что всё кончено. Но на прошлой неделе я опять начал замечать странности. В моей новой квартире — двенадцать окон. Но иногда ночью, когда свет выключен, я краем глаза вижу лёгкое серое мерцание. Будто есть тринадцатое, ждущее, когда его заметят.

И оно хочет, чтобы его заметили.

Я закрыл все зеркала. Любые отражающие поверхности. Но отражения больше не ограничены стеклом. Я вижу его в лужах, в потухших экранах, даже в щелях между жалюзи. Всегда стоит неподвижно. Всегда лицом ко мне.

Я почти не сплю. Каждую ночь слышу стук. Три медленных удара где-то в стенах.

Прошлая ночь была другой.

Стук начался вновь, но громче. Отчаяннее. Я прижал ухо к гипсокартону и впервые, помимо ударов, услышал голос. Хриплый, влажный, шептавший снова и снова одни и те же слова:

«Выпусти меня. Выпусти меня. Выпусти меня».

Я отступил, и что-то постучало в ответ с другой стороны окна моей квартиры. На этот раз — тринадцать ударов. Стекло начало запотевать изнутри.

Сегодня утром я позвонил Рэнди. Он взял с первого гудка, голос был пустой. «Тебе не стоило возвращаться, — сказал он. — Ты позволил ему тебя сосчитать».

«Что?» — спросил я.

Он слабо рассмеялся. «Теперь всегда есть тринадцать. Ему просто нужно заменить пропавшее».

И связь оборвалась.

Сейчас три часа ночи. В квартире тихо. Моё отражение больше не повторяет меня — я двигаюсь, оно запаздывает. Я моргаю — нет. Свет от фонаря на улице мерцает сквозь шторы, и в этом мерцании я вижу его. Оно стоит в отражении позади меня, выше потолка, голову наклонило набок, чтобы уместиться. Кожа тонкая, как бумага, под ней что-то шевелится, будто внутри кто-то есть.

Я думаю, это они. Пропавшие.

Оно стучит снова — теперь не по стеклу, а по моему плечу.

Если вы когда-нибудь обнаружите тринадцатое окно там, где должно быть двенадцать, не заглядывайте в него.

Потому что это не окно.

Это дверь.

И кто-то смотрит в ответ.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit