Сломанный скворечник. Ода бытовухе в скольки-то действиях⁠⁠

Когда-то мне предложили написать пару рассказов о своей жизни. Говорят, получилось неплохо, решила поделиться с вами.

Основано на реальных событиях, но все совпадения случайны:)

Действие первое: кухонное

История эта начинается с семьи, обитающей на одной маленькой, грязной кухне в городе С.
Конечно, эти люди не сразу поселились на кухне, а снимали комнату, но почти все комнаты в этом месте были размерами метра три на два, а то и меньше. В таких и одному-то сложно разместиться, не то что четырем взрослым мужчинам. Поэтому кухня размерами, кстати, ненамного больше этих комнат, но зато вмещающая стол и стулья, незаметно для всех стала их пристанищем.
Именно вокруг стола развивалась жизнь этого семейства. На него ставили бутылки и стаканы, на него проливали суп из почти домашней лапши, продававшейся в соседнем магазине, на нем спали, за ним жили.
Дом, в котором стоял этот стол, был уже настолько стар, что в нем было опасно жить и многие квартиры пустовали, он был настолько стар, что его никто не хотел ремонтировать, он был настолько стар, что стал памятником архитектуры, и его обваливавшуюся, пахнущую сыростью старость хранили от сноса.
И в один прекрасный вечер кого-то осенило идеей и он пришел в этот старый дом. Он, этот человек, за бесценок снимал площади ненужных квартир, проводил там ремонт, перегораживая большие, купеческие когда-то покои гипсокартоном, обклеивая его на манер стен обоями едкого, почти пошлого оранжевого цвета, откалывая лепнину и сдавал вместо одной комнаты три, а то и четыре человеко-загона.
Нам повезло – мы смогли снять у него складскую комнату, пока без ремонта, с тремя окнами на Неву, четырьмя диванами, двухъярусной кроватью, строительной катушкой вместо стола и еще дополнительно тремя столами в комнате. И в ней еще оставалось много места для сломанных стиральных машин, для двух неработающих холодильников от кока-колы, для стульев, тумбочек и главное – для нас. Стены в комнате начали ремонтировать, они были наполовину деревянными, но часть из них зашпаклевали и побелили, лепнину откололи тоже только на половине потолка, и клопы жили только в двух диванах из четырех. В общем, на тот момент у нас было ощущение, что за бесценок мы получили настоящее сокровище. В какой-то степени так и было.
Я бывала на кухне часто, готовя еду на всю нашу маленькую коммуну и люди на ней меня не смущали, только их говор, диалект... нет, скорее сленг – грубый и непривычный, он отличал их от других, пока незнакомых соседей. Я не обращала на них внимания, ну сидят и сидят, есть же у меня не просят и ладно.
Мы иногда перекидывались дежурными фразами в стиле: "доброе утро", "подайте, пожалуйста, соль", "о, привет, соседка, кто сломал задвижку в туалете? Кто снова не вынул волосы из стока ванной? Ладно-ладно, видим, не ты, у тебя волосы короче, чем у моего сына, выпьешь с нами?" Мне тогда казалось, что ничего интересного я от них услышать ну уж точно не могу, но все равно запомнила, что все они – это семья, состоящая из двух сыновей, отца и их дяди, приехавшая в город из Калмыкии на заработки.
В один из таких простых, обычных осенних темных вечеров под сопровождение рюмочного звона они решили рассказать мне о себе поподробнее, а мне, не решившейся бросить олашки на произвол судьбы, оставалось только слушать.
Самого младшего в их семье звали каким-то красивым калмыцким именем, переводом которого на русский язык служило слово «четверг». Я не сильно удивилась: уверена, среди моих татарских родственников есть люди и не с такими именами, но он решил пояснить, что он родился в четверг, поэтому его так и назвали. Он увлекался рэпом, вроде даже сочинял тексты и в свое время сидел, кажется, за драку.
Старшего сына звали не менее красивым калмыцким именем, но, к сожалению, я не запомнила ни как оно переводилось, ни как звучало, возможно, у меня подгорали те самые оладьи, громко шипя на сковороде, а возможно, я просто не очень люблю запоминать чужие имена, но этот секрет я вам не открою. У него дома был маленький сын, он был в поисках работы и в свое время сидел в тюрьме, а за что именно – я снова прослушала.
Их дядя не представился. Он вообще много молчал, говорил он редко, со спокойной интонацией. Единственное, что я про него поняла – что на зоне он был кольщиком.
Стало понятно, откуда в этом семействе такая манера разговора, но, к их чести, так специфично они разговаривали только между собой.
Главу этого семейства звали красивым, почти калмыцким именем Николай. Он посмеялся над моим удивлением, пропустил рюмашку и объяснил, что в Калмыкии лет двадцать назад была мода на народно-этнические имена. И попросил называть его дядей Колей. Этот улыбчивый мужчина был настоящим главой семьи, сыновья его слушались и уважали. А еще он тоже когда-то сидел.
С этого началось мое знакомство с жителями этой коммуналки.
Как-то за очередными оладьями я заметила краем глаза странные телодвижения за столом. Из только что открытой бутылки водки в каждую рюмку было разлито совсем по чуть-чуть и мужчины разом выплеснули алкоголь куда-то в небытие, окропив и без того не самый чистый ковер, висящий на стене.
Я не удержалась и спросила, что они такое делают. И зачем водку транжирят?
Дядя Коля улыбнулся и пояснил: мы так, говорит, духа-хранителя угощаем. Если начать пить без него, он обидится и защищать не будет.
Объяснил, что это что-то древнее, языческое. Мужчина говорил это так, будто это что-то простое, что делает каждый из нас по сто раз в день. Я молчала, задумавшись, что там может наохранять пьяный дух-хранитель, а что, если спирт-то паленый? Дух-хранитель защитит? Или, наоборот, в ярости от такого неуважения все напортит. И вообще, может людей по утрам и мутит от того, что они духов не угощают? И духи того, мстят?
Я просто должна была прояснить этот вопрос. Вдруг у меня есть возможность избавить незнающий мир от утренних отходняков? Подружить мир алкоголиков с миром обиженных духов? Оставив свои дела, я села за стол. Мне тут же налили в появившуюся из пустоты стопку.
– Вы язычники? – Спросила я главу семейства, на что он недовольно цокнул и гордо ответил: – Вообще-то, мы скорее буддисты.
Он тут же полез в карман и вытащил оттуда кошелек, сделанный на манер забугорного бумажника, с местом для фотографии. Там, где обычно красуется фото любимой или хотя бы себя любимого, у него была фотографии Далай-ламы. Он как-то осторожно провел пальцем по фотографии и убрал бумажник обратно.
Они потянулись за стопками, я выпила с ними, подумав, а когда еще у меня будет возможность выпить с буддистами? Не вовремя спохватившись о духе-хранителе, я чуть не подавилась и даже почти услышала, как он мерзостно захихикал из небытия.
Дядя Коля пояснил, что они не приверженцы какой-то определенной религии, но буддизм им ближе всего. Младший сын вдруг стал рассказывать о том, какой в Калмыкии есть прекрасный дацан, как он туда ездил и что чувствовал, старший умело вставлял в его рассказ исторические справки, даты и имена, демонстрируя неожиданную эрудированность. Они говорили долго, много и с воодушевлением. Дядя Коля рассказывал о ламах и их учениях.
Их дядя молчал. Наверное, он тут был главным буддистом. Во всяком случае, на этой кухне этим вечером.
Я посидела с ними еще немного и отправилась обратно в свою комнату, раздавать холодные оладьи страждущим. Мой возбуждённый рассказ о том, с какой интересной стороны мне открылись соседи, никто не оценил, я получила только комментарий о том, что они вечно занимают кухню. Спор заглох на моем вопросе «А что, тут кроме меня кто-то готовит?» Квартира медленно засыпала.
На кухне горел свет.