Рассказ Мага: ПЕПЕЛ И ФЕНИКС
Смерть пахла ладаном и холодным камнем. Последнее, что чувствовал Каэлен, — ледяное прикосновение магического пронзающего удара вырвавшегося из рук Великого Магистра во время инициации.
Он был сыном Тана древнего рода, не прошедшим испытание. Несостоявшимся. Браком. Его смерть была не трагедией, а санацией. А его тело, выброшенное на кладбище для безродных вместе с его личными магическими вещами, — логичным завершением ритуала очищения. Но в кармане его посмертных одежд лежал амулет. Древний, потускневший, передававшийся от отца к сыну в тайне ото всех. Амулет Феникса. Когда заклинание магистра пронзило его сердце, амулет впитал смерть, как сухая земля впитывает первый дождь. Он не воскресил его. Он просто… не дал умереть до конца.
Каэлен очнулся в темноте, в сырой земле, давящей на грудь. Он не дышал, но сердце билось — глухо, редко, подчиняясь не его воле, а тихому пульсу амулета на его холодной коже. Над ним склонилось морщинистое лицо старого Элиана, верного слуги клана.
— Дыші, дитя, — хрипел старик, откапывая его дрожащими руками. — Ти живе. Він не знав про амулет. Ніхто не знав. Он уже десять поколений танов молчав.
Его доставили в Восточный Лагерь, в госпиталь для безнадёжных. Мир для Каэлена распался. Не было ни гнева, ни жажды мести. Была только всепоглощающая пустота и тихий укор: «Зачем? Зачем я вернулся? Я — неудачник. Даже умереть правильно не смог».
Он лежал и смотрел в потолок, сжимая в руке единственные вещи, что у него остались: нерабочую палочку — символ его провала, и тёплый амулет — символ непонятого долга. Великий Магистр отнял у него всё: жизнь, отца, право быть магом. Но, сам того не ведая, он подарил ему нечто большее. Свободу. Свободу от догм, от системы, от необходимости соответствовать их стандартам.
Доктор в лагере, сам бывший изгой Конфедерации, смотрел на него с пониманием. — Они убили вас за слабость, — сказал он тихо. — Потому что боялись, что ваша иная сила однажды сожжёт их выхолощенные ритуалы. Амулет Феникса — это не артефакт воскрешения. Это ключ. К силе, которая была до их магии. Силе самой природы.
В тот миг Каэлен понял. Его путь — не отомстить. Его путь — вырасти. Вырасти заново, как Феникс из пепла собственного провала. Не чтобы доказать им, что он чего-то стоит. А чтобы открыть то, что они сами закрыли разум себя, своими догмами. Он поднялся с койки. Его тело было слабым, палочка — мёртвым сучком в руке. Но амулет на его груди излучал ровное, тёплое сияние. Он не был мёртвым. Он был семенем. И его первым шагом на новом пути был не взмах палочки, а тихое, осознанное решение — учиться. Заново. С нуля. По-настоящему.
Место на карте. Центр испытаний Западной Магической Конфедерации.
Великий Магистр Западной Конфедерации Адрастий стоял у окна своей башни, наблюдая, как последние лучи солнца окрашивают шпили академии в цвет запёкшейся крови. Ритуал был завершен. Клан пал. А вместе с ним — и тот мальчик. Каэлен.
Сын соперников его рода. В прошлом блистательный клан, давший Конфедерации, множество Великих магистров.
Мысль о нём вызывала не гнев, не злорадство, а холодное, чистое чувство выполненного долга и тонкого политического расчёта. Как хирург, отсекающий гангренозную конечность, чтобы спасти тело. Он не наслаждался этим. Он это делал. Потому, что должен был.
В дверь постучали. Вошёл архивариус, неся свиток с гербом уничтоженного клана. — Всё кончено, ваше преосвященство. Земли переходят под ваше прямое управление. Линия пресеклась.
— Линия пресеклась, — безразлично повторил Адрастий. — Как и должно было случиться. Сколько мы потеряли войск?
- Почти некого. Старый маг остался один в своём родовом поместье. Он отослал всех от себя. Своих друзу, войска и даже кухонных слуг. Он нас ждал в приёмном пустом зале. Рука подлого наёмника завершила ваш план. Тело сожгли вместе с родовым склепом вместе с гербами, флагами и прошлыми заслугами.
Он повернулся от окна. Его лицо, испещрённое рунами посвящения, было спокойно. — Вы думаете, я тиран? — вдруг спросил он, и архивариус вздрогнул. — Вы видите узурпатора, жаждущего чужих земель? Вы ошибаетесь. Он подошёл к карте магического мира, висевшей на стене. Бесчисленные линии силы, узлы энергии, очаги древней мощи.
— Магия — это не дар. Это дисциплина. Это строжайшая иерархия, выстроенная нами, чтобы удержать хаос. Каждый маг — винтик в этом механизме. И если винтик треснул, его нужно заменить. Немедленно. Пока он не привёл к поломке всей машины. Он ткнул длинным пальцем в точку, где прежде сиял герб Орионов. — Тан Орион был слаб. Он позволял себе сомнения. Он таил в своём доме артефакты, не одобренные Советом. И его сын... его сын стал закономерным итогом этой слабости. Неспособность пройти инициацию — это не несчастный случай. Это диагноз. Это признак вырождения, мутации, отклонения от Пути. Такой маг — бомба. Он может в любой момент призвать силу, которую не способен контролировать, и уничтожить целый город. Или, что хуже, родить таких же нестабильных отпрысков, умножая заразу. — Но... казнь? — робко пробормотал архивариус.
— Это не казнь. Это санитарная мера. — Голос Адрастия стал твёрдым, как сталь. — Мы не можем рисковать. Мы — врачи этого мира, и наша обязанность — выжигать чуму, пока она не расползлась. Я дал Ориону шанс. Я позволил его сыну пройти инициацию. Мальчик не справился. Закон ясен. Наказание — смерть. А так как Тан взрастил несостоятельного наследника, он доказал свою недостойность управлять землями. Его смещение — это логичное продолжение закона.
В его глазах не было злобы. Лишь ледяная, нечеловеческая убеждённость. Он искренне верил в каждое своё слово. Для него Каэлен не был человеком. Он был статистикой. Строчкой в отчёте, гласящей: «Дефектная единица изъята из оборота. Источник потенциальной угрозы ликвидирован».
— Они называют меня монстром, — тихо произнёс Адрастий, вновь глядя в окно на свой идеальный, строгий город. — Но именно моя "жестокость" не даёт этому миру погрузиться во тьму. Я не получаю удовольствия от сожжения сорняков. Но я сделаю это снова и снова. Ради общего блага. Ради будущего, построенного на порядке, а не на хаосе слабости. Он не знал, что один "сорняк" выжил. Не знал об амулете Феникса. И уж тем более не знал, что его безупречная логика породила не просто жертву, а принципиально нового врага — существо, уже не скованное его догмами, чья "слабость" была семенем иной, древней силы. Именно эта слепота, эта абсолютная уверенность в собственной правоте, в конечном счёте, и была его главной слабостью. Пока он охранял дверь от известных угроз, сама жизнь готовила ему сюрприз из самого непредсказуемого места — из царства мёртвых, которое он считал абсолютно покорным своей воле.
Автор. Текста: Вячеслав Петров.