Продолжение поста «Великая Отечественная. Воспоминания»⁠⁠

Осенью 1930 по деревне прошел слух, что местные власти при коллективизации допустили перегиб, нарушив указания ЦКВКПБ и лично Сталина, когда крестьянин отдавал в колхоз последнюю корову. Местные власти игнорировали статью т. Сталина в газете «Правда» «Головокружение от успехов». Молодые колхозники пытались самочинно исправить этот перегиб и однажды привели коров домой. Но через несколько дней отвели обратно на ферму. Мой отец такую инициативу не одобрял и к ней не присоединился. С тех пор и до 1938 года, т.е. 8 лет мы почти не видели и не пробовали молока. И только 17 апреля 1938 года молоко пришло в наш дом. Растелилась телочка, которую растили более двух лет. Пришла радость и новая жизнь. Ушло в прошлое время, когда жили впроголодь месяцами и не кушали иногда по несколько дней подряд. Я тяжело перенес на ногах ревматизм и малярию именно в те годы. Малярию я захватил в Усть-Вологодском, где жил дядя Вася, брат моего отца. Странная болезнь. День болеешь, день здоровый, хотя и ослабленный. Приступы проявлялись через день и сопровождались температурой за 39-40гр. Какая-то горькая микстура за неделю-две поставила меня на ноги. Видимо, хинин.
Теперь я удивляюсь, как я не бросил школу в то время, как это сделали многие мои ровесники. Есть пословица: «Не гони коня кнутом, а гони овсом». Крутые меры со стороны родителей побуждали идти в школу, а не учиться. Ходить в школу 8 лет за 3 км в дождь, снег и в пургу, по бездорожью и при морозах за 25, да еще в ветхом пиджаке и в дырявой обуви, когда в поле тебя продувает насквозь ветер — выдержит не каждый ребенок.
Зимой было полное бездорожье. Часто вдоль санной дорожки ставили вешки, с обоих сторон, чтобы не заблудиться и не увязнуть в снегу. К этому надо добавить, что идешь голодный, слушаешь учителя голодом и не знаешь, дадут ли вечером хотя бы корку хлеба.
В те тяжелые годы не каждая семья была в состоянии хотя бы дать милостыню. Может, я бы принял предложение мамы просить милостыню, если бы знал, в каком дому чужой деревни мне подадут. Да еще не будут донимать расспросами: откуда, кто твои родители и т.д. Подобного рода вопросы задавались всем нищим, и взрослым и детям. Тогда немногие из крестьян жили в достатке.
Отец мой до вступление в колхоз занимался отхожим ремеслом. Камнетесец. Тесал и обрабатывал камни для домов и подъездов в Вологде. И за счет этого поднял свое хозяйство в деревне. Тем более, что земля не продавалась и не покупалась. Советская власть делила земельный фонд по едокам, включая детей и стариков.
Мой тятя (так называли у нас в деревнях своих отцов) даже сделал ручные жернова, чтобы размалывать зерно на муку. Многие годы до войны 1941-45 мы мололи муку сами. Немало пришлось покрутить нелегкий камень и мне. За полтора два часа работы можно намолоть килограмма три муки. Этого хватало, чтобы семье напечь пирогов или хлеба на один день. В 30-40 годы отец возил молоко на молокозавод д. Богородское, что в 3км от Мстишино. В годы войны тоже работал на ферме, возил воду из р. Нурда.
Примерно в 1936 г. из-за недоедания у отца развился авитаминоз, и я заболел куриной слепотой. С заходом солнца утрачивал зрение, и тогда брал с собой и меня. В качестве проводника и помощника после вечерней дойки коров. Без меня он не мог доехать до молокозавода и тем более вернуться. Я помогал сепарировать молоко и ставить в телегу пустые бидоны. Дорогу от деревни до завода лошадь Зорька знала хорошо. Дорога единственная, колея наезженная. Опасение вызывало одно лишь место — мост через р. Дунайку, деревянный и без перил. Тут надо было править лошадью. Однажды, отвезя молоко, я отнес бидоны и вдруг обнаружил, что ничего не вижу. Где стоят лошадь с телегой? Отцу ничего не сказал, думал, что через некоторое время прозрею. Но не тут-то было. Выход пришел случайно. Я присел и попробовал смотреть не сверху вниз, а снизу вверх. И увидел ноги отца, телегу и лошадь. Остальную работу доделывал на ощупь. Перед мостом тятя сказал: бери вожжи и правь. И тут я раскрылся: не могу, тоже ослеп. И вот мы сидим и волнуемся. Хотя бы не подвела лошадь. Не подвела. Оставалось отыскать свою избу в деревне, выгрузить тару и отогнать в конюшню лошадь. Дом нашли по огоньку, горевшему в окнах. Наш огонек был четвертым слева. С тех пор я перестал возить молоко. Отец ездил с сестрой Симой.
Куриной слепотой мы продолжали страдать и дальше. Но недолго. Отцу, кажется, стало стыдно самого себя, а может, и мама повлияла. Оказывается, молоко — первейшее лекарство от слепоты! Да и не только от нее. А он, сидя, на лекарстве, болеет. Достаточно съесть полкило печенки или несколько дней выпивать по пол литра свежего молока — и избавиться от болезни. Поведение отца говорит о многом. Главным образом о его честности, порядочности и ответственности за свою репутацию перед обществом. Конечно, молоко принимал и сдавал по весу. Но разницу в пол литра можно было объяснить всегда. Оно выплескивалось в пути, при загрузке и выгрузке.
В 1938 году вышла замуж сестра Сима. Через год родилась ее дочь Тамара. Муж ее, Одинцов Николай Ильич жил тогда в д. Редкое, Емского с/с. Оттуда в 1941 ушел на войну и не вернулся. Пропал без вести. Тамара, видимо, его и не помнит.
В 1939 я окончил 7летнюю школу и поступил в Вологодскую областную политико-просветительскую школу в г. Череповце. Старший брат Александр учился в военном училище г. Ярославля. Брат Павел, 1905 г.р., не жил с родителями с конца 20х годов. Затем окончил высшую партийную сельскохозяйственную школу в г. Архангельске и работал редактором районной газеты. (ст. Вожега)
С родителями остался проживать младший брат Митя. До 1941 года я бывал в деревне только летом, в каникулы. Работал в колхозе и помогал родителям по хозяйству. Бывали дни, когда выкашивал за одно утро по 0,12-0,15 га, за что покойный бригадир Меркурьев Дмитрий Иванович ставил меня в пример другим подросткам. Пахать научился не сразу. Первое время плуг часто выскакивал из борозды или глубоко углублялся. Надо было приобрести навык держать его ровно. На северных суглинках пахать легче, чем на песчаных. Это для пахаря, а не для лошади. Помню такой случай.
В 1940 в Ильин день (2 августа) мы с Сашей Архиповым и Геной Задумкиным прогуляли почти до рассвета и не пошли по домам, а улеглись спать на сено в сарае, да еще сделали норы и укрылись с головой, потому что было прохладно. Бригадир Меркурьев обошел всю деревню и не нашел нас, чтобы идти в поле пахать. Но кто-то сказал ему, что мы вероятно в сарае. И вот, в часов семь утра он пришел в сарай и таким ласковым голосом говорит: Ребятки, вставайте, уже пора пахать. Ему никто не ответил. Он сказал: Я ведь все равно знаю, что вы здесь, поднимайтесь. И поднялись.
Мне здорово повезло в жизни, что стал студентом политпросветшколы, которая готовила работников домов культуры, клубов, библиотек. Но для работы в области культуры и просвещения считал себя негодным. Важно было получить общее среднее образование, которое на селе давалось немногим. Стипендия 200 рублей в месяц позволяла содержать себя материально, даже одеваться. На помощь родителей не приходилось рассчитывать. Я был безмерно рад своей судьбе. Довольны были и родители. Ведь, если бы учился в одном из техникумов, то стипендии в 45р. в месяц не хватило бы и на пропитание. Можно сказать, бог отблагодарил за все годы страданий.
В Череповце жил на частной квартире, кажется, на улице Красноармейской, а может, на улице Папанинцев, на берегу реки Ягорбы, притока Шексны. Дом принадлежал Ореховой Анне. У нее жили еще два студента. Комаров Вася и Мусинов Вася со станции Шарья. Школа обеспечивала нас койками, постельными принадлежностями и оплачивала жилье.
Уже на втором курсе наша жизнь омрачилась тем, что правительство приняло постановление о новом порядке обеспечения стипендиями. Она выплачивалась тем, кто имел за четверть и полугодие не менее 2/3 оценок хорошо и отлично. Я остался учиться. Однако большинство учащихся разъехались по домам.
Годы учебы дали хороший урок, как жить самостоятельно, независимо от родителей. Вселили уверенность в свои силы.
В те годы 1937-41 жизнь в стране била ключом. Жизнь мирная, созидательная. Большинство народа, особенно молодежь, верили Советской власти и партии большевиков. Т. Сталина считали подлинным вождем партии и государства. В печати и по радио пропагандировался советский патриотизм, любовь к Родине и готовность защищать ее. На многочисленных кружках на производстве, в школах, вузах и техникумах готовили людей к труду и обороне (значок ГТО), санитарной обороне (значок ГСО), противохимической обороне (значок ПВХО). Последние два значка я получил до ухода в армию.
Народное хозяйство страны переживало небывалый подъем. Укрепились колхозы. Трудодень стал оплачиваться. Широкое распространение получило стахановское движение, стимулировавшее рост производительности труда (шахтер А. Стаханов), многостаночного обслуживания (ткачиха П. Ангелина) и др.
Еще 5.12.1936 года была принята 1я конституция СССР (сталинская), подтвердившая полную и окончательную победу социализма в нашей стране. В 1937 состоялись первые выборы в Верховный Совет СССР.
Дух народа, его настроение и энтузиазм отражали песни и музыка того времени. «Москва-майская», «Широка страна моя родная». «…Донецкой степью вел т.Сталин от нищеты, насилья и оков. И в первый раз большое солнце встало над молодой страной большевиков.» А кто из нас не любил кинофильмы «Волга-Волга», «Свинарка и пастух», «Три танкиста», «Трактористы», «Депутат Балтики» и «Чапаев».
О проходивших в стране репрессиях по отношению к враждебным элементам сообщалось мало. О масштабах таких репрессий мало кто знал. Их впервые объявил 20 съезд КПСС.
1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу. Англия и Франция объявили войну Германии. Так началась Вторая Мировая война. Спустя две недели немцы вошли в Брест. Нависла угроза оккупации Западной Белоруссии и Украины, Бессарабии и Прибалтики. Советский Союз взял под свою защиту территории, незаконно отторгнутые от России в 1918-20 г. Иного выхода не было. Парламенты Прибалтийских государств обратились в Верховный Совет СССР в просьбой принять их в состав Союзных республик.
В марте 1940 закончилась скоротечная советско-финская война, показавшая неспособность Красной Армии к ведению эффективных наступательных операций. Наркома обороны Ворошилова К. Е. на этом посту сменил Тимошенко. Несколько месяцев спустя войска вермахта прорвали линию «Мажино», вторглись во Францию и принудили ее капитулировать. Английский экспедиционный корпус был тоже разбит и эвакуировался на острова. Так в Европе остались лишь две противоположные по идеологии силы: СССР – оплот социализма и фашистская Германия.
Всем становилось ясно, что избежать войны не удастся. О ней стали говорить везде, но больше шепотом. Мы, молодежь, восхищались победами немецких войск во Франции, на Крите, в Норвегии, на Балканах и т.д.
Когда СССР шел на компромисс с Германией, Сталин наверняка знал, что в результате репрессий 1938-39 Красная Армия недосчитывала более 40000 командиров и политработников, 3х маршалов из пяти, 7 командармов, 50 комкоров из 57, 154 комдивов из 186, всех 16 армейских комиссаров, 401 полковников из 456…
Не случайно в те годы усиленно готовились специалисты среднего и старшего комсостава в военных училищах и академиях. В прошлом и теперь считаю договор о ненападении с Германией единственным правильным решением отсрочить войну. Советское руководство продуманно шло на заключение этого непопулярного и унизительного пакта, чтобы выиграть время. К сожалению надо признать, что в военно-стратегических вопросах Гитлеру удалось переиграть своих западных и восточных противников.
Сейчас говорят, что СССР первым стал готовиться к войне с Германией, приступил к строительству на границе укреплений, оружейных складов и т.п. То есть бросил вызов Германии, и ей ничего не оставалось делать, как напасть.
Полемику по этому вопросу я вел в октябре 1994 года в поезде С-Петербург – Брест с одним молодым человеком лет 30. Он обвинял т. Сталина как агрессора №1. Тогда я процитировал моему оппоненту мнение авторитетного политика тех времен У. Черчилля: «В пользу Советов можно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германской армии с тем, чтобы русские получили время и смогли собрать силы со всех концов своей огромной страны. Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была в тот момент в высокой степени реалистичной». Вырезку с текстом этого выступления я храню до сих пор.
Исход спора оказался непредвиденным. Мой собеседник полез на верхнюю полку и больше со мной не разговаривал.

В период учебы в г. Череповце ко мне приезжал старший брат Александр. К тому времени он окончил военное училище и служил на турецкой границе в г. Ленинакане. Это был 1940г. Учеба шла нормально. Получал стипендию. Требования преподавателей к нам повысились. До каникул оставалась одна четверть. Среди студентов пронесся слух, что военкомат начал отбор юношей в военные училища. Для этого требовалось подать заявление, пройти медкомиссию в военкомате. А затем сдать экзамены в училище и пройти мандатную медкомиссию. Почему-то военная служба манила меня. Может потому, что поддался влиянию кинофильмов того времени. Или потому что пришло время определить свое место на будущее. Имел желание поступить в артиллерийское или бронетанковое училище. Но там набор закончился. Пришлось делать выбор между пехотным и медицинским училищами. Подал заявление в последнее. Исходил из того, что эта специальность не только военная, но и гражданская. Может быть, она и дала мне шанс выжить в будущей войне. Признаюсь, опасался за свое здоровье – вдруг забракуют. Уж слишком много болел и перенес за свои 18 лет (корь, ревматизм, малярию, голодание).
Но все обошлось. В Киеве сдал экзамены и прошел медкомиссию. Получил 10 дневный отпуск для поездки домой. За это время побывал в г. Череповце, где получил причитавшуюся мне стипендию и попрощался с ребятами по курсу. Побывал в деревне у родителей. 30 апреля 1941 года приехал в Киев в военное училище. Оно располагалось на ул. Мельникова, на северной окраине города, рядом с кладбищем и заводом. Восточнее протекал Днепр. Настроение было приподнятое. Желание учиться – серьезное. 3 мая занятия начались. Накануне всех курсантов 4 батальона помыли в бане, постригли наголо, выдали военную форму курсантов военного училища.
Между тем обстановка в стране и за рубежом осложнялась. Вермахт стягивал войска на Советско-Польскую границу. Скрыть это было нельзя. СССР заявил ноту протеста. Гитлер ответил, что войска прибывают для отдыха от боев на западном фронте.
Мы жили в казарме на втором этаже. Первый этаж использовался для спортивных и учебных занятий. Училище возглавлял военврач 1 ранга Гаврось. Он носил в петлицах 4 прямоугольника или «шпалы». Это соответствовало званию полковника. Его заместителем был военврач 1 ранга Лидский. Заместителем по политической части – бригадный комиссар Фадеев. Он носил в петлицах одну звезду.
Нашим взводом командовал мл. лейтенант Кучаренко, лет 25. Он в совершенстве знал свое дело, строевую службу и уставы. Требовательный и строгий. Военной и санитарной тактикой занимались еженедельно. Часто практиковались марш-броски на 10-15 км и обратно с полной боевой выкладкой более 20 кг. (включая оружие и противогаз). Взводный любил успокаивать нас: тяжело в учении – легко в бою.
Ротой курсантов командовал капитан Середа. Это был кадровый офицер лет за 30, строгий, всегда подтянутый. Фамилию старшины позабыл, но хорошо его помню. Он был участник боев на р.Халхин-гол в Монголии и награжден медалью «За отвагу». Это придавало ему уважение и авторитет.
Моим командиром отделения был Цецко Иван Георгиевич, белорус. В военное лихолетье наши с ним дороги пересекались не раз. После войны судьба свела нас в один город, где жили рядом долгие годы.
До 22 июня 1941 училище жило спокойно, но напряженно. Не без труда вживались в распорядок, в дисциплину, в подчинение старшим по званию. Надо было пройти курс молодого бойца, изучить устав и т.д. В завершение принять устав на верность Родине. С 1939 его стали принимать индивидуально от каждого бойца, перед строем.
К условиям армейской жизни я оказался физически неподготовлен. Подтянуться на турнике мог раза два и с большим трудом. Но я оказался не одиноким. Какое-то время после отбоя пришлось наверстывать упущенное.
Многие предметы, например, анатомию, фармакологию и немецкий язык пришлось усваивать зубрежкой, которую раньше переносил с трудом. Потребовалась воля и настойчивость.
22 июня 1941 в воскресенье на стадионе города должен был состояться большой спортивный праздник, куда должны были пойти и мы. Поэтому еще с вечера подшивали воротнички, чистили сапоги и пуговицы и в предвкушении приятного и веселого праздника легли спать.
Утренний подъем должен был состояться позднее обычного на час, т.е. в 7 часов. В 4 часа несколько мощных толчков и взрывов потрясли нашу казарму. За окном слышались вой самолетов и пулеметная стрельба. Некоторые курсанты, и я тоже, проснулись. Кое-кто подходил к окну. Я, помню, с постели не вставал. Перевернулся на другой бок и продолжал спать до следующего налета авиации, более сильного. Хотя вой самолетов и бомбежка хорошо слышались через окно. Только около 7 часов утра дежурный офицер, а за ним дневальный по казарме каким-то сильным, злым голосом прокричали: «подъем, в ружье!» Некоторые курсанты стали ворчать, одеваясь, что де в воскресенье не дали поспать.
Построение состоялось во дворе училища. И хотя «мессершмидты» гуляли по крышам домов, все стояли в строю, как вкопанные, пока кто-то из старших офицеров не объявил, что это война. Однако, не разъяснил, с кем. В 9 часов утра с речью по радио к гражданам СССР обратился министр иностранных дел Молотов В.М. Он заявил, что Советский Союз подвергся агрессии со стороны Германии...
С того дня жизнь в нашем училище изменилась. Вводилось военное положение, началась мобилизация взрослого, в основном, мужского, населения. В училище строились укрытия, рылись траншеи. Занятия в училище не прекращались. Но сводились больше к учениям по военной и медицинской тактике, т.е. к вероятной защите города.
С первого дня войны немецкая авиация господствовала в воздухе над городом. Наши самолеты появлялись в небе нечасто и быстро сбивались немецкими истребителями. Мне не раз приходилось наблюдать воздушные бои наших «Мигов» с «мессершмидтами», которые завершались не в нашу пользу ввиду численного превосходства противника. Не помогало и мужество пилотов. Четко и слаженно работала наша зенитная артиллерия. Ее заградительный огонь был настолько плотным, что немецким бомбардировщикам не удавалось сбросить бомбы на цель. Главным образом на мост через Днепр и железнодорожный узел. В первые дни войны в бой с немецкими истребителями иногда вступали даже наши У-2 (кукурузники). Летчики явно жертвовали собой. Когда У-2 загорался, и летчик спускался на парашюте, немецкий пилот стрелял по нашему до самой земли. У фашиста было время потешиться, и ему никто не мешал.
Нам, курсантам, в то время было непонятно, почему наш первый в мире воздушный флот вдруг стал и малочисленным и не весьма боеспособным. Прапвды никто не говорил, она пришла сама, позднее.
Оказывается, в первые дни войны противнику удалось разрушить и вывести из строя все наши аэродромы и самолеты не только в пограничной зоне, но и в прифронтовой полосе. Однако ни в первые дни войны, ни в последующие месяцы врагу не удалось парализовать противовоздушную оборону Киева и разрушить железнодорожный мост, в то время единственный. Город жил и работал на фронт.
Через две недели после начала войны в городе поползли слухи о приближении захватчиков к Киеву. Об этом говорили и поступающие в город раненые. Нас привлекали для выгрузки их из автомашин. Из официальных источников стало известно, что танковые соединения немцев захватили Новгород-Волынский, Бердичев, Житомир и вышли к реке Иркень в 15 км от Киева. Крупнейшая группировка немецких войск, около 40 дивизий, прорвала оборону наших войск и оказалась на ближайших подступах к Киеву.
Занятия в училище прекратились. Четвертый батальон курсантов стал стрелковым. Получил вооружение в виде станковых пулеметов «Максим» и бутылки с горючей жидкостью против танков. Винтовки уже имелись. Я стал вторым номером в пулеметном расчете. Наша батальон занял оборону на юго-западной окраине города, недалеко от тюрьмы и железнодорожного вокзала. В сквере, на перекрестке улиц повзводно выкопали траншеи в рост человека и оборудовали пулеметные гнезда, из которых хорошо просматривались и простреливались все перекрестки улиц. Позади нас, помню, располагались продовольственные магазины. Не знаю, каким образом, но продавцы иногда подкармливали курсантов конфетами. Возможно, жалели, а может быть, думали, что придут фашисты и сожрут все.
В траншее и ровиках мы провели несколько тревожных ночей. Налеты немецкой авиации не прекращались ни днем ни ночью. Доставалось и нам. Несколько курсантов были убиты. Но тогда прорваться в город фашистам не удалось. Войска 5й и 26й армии и дружины народного ополчения отбросили противника на рубеж городов Фастов, Белая Церковь и Коростень.
Наш 4й батальон вернулся в училище. К занятиям не приступали, началось принятие военной присяги. Во дворе училища, рядом с траншеей поставили стол, построили взвод, и каждый индивидуально давал клятву на верность Родине. Кругом свирепствовали немецкие истребители, и не раз приходилось прыгать в траншею. Мероприятие затянулось. И на следующий день, на том же месте, взвод, по отделениям, принял присягу коллективно.