Привет из Колорадо⁠⁠

“Колора́дский жук, или колора́дский карто́фельный жук, или картофельный листоед (лат. Leptinotarsa decemlineata) — вид насекомых из семейства жуков-листоедов. Жуки и личинки этого вида питаются листьями растений семейства пасленовых: картофеля, сладкого перца, томата, дерезы, физалиса, баклажана, белены, что делает их опасными вредителями сельского хозяйства”.

Википедия

В массовой культуре все зомби-апокалипсисы начинаются по более-менее одинаковому сценарию. Появляется опасный вирус, способный стимулировать клеточную регенерацию посмертно, его пытаются использовать в военных целях, а потом все выходит из-под контроля.

Карантинные меры не помогают. Вирус распространяется быстрее, чем сифилис по Тортуге. В общем, все умерли, осталась горстка выживших.

Когда этот день настал на самом деле, все пошло не совсем так. Я не знаю, с чего все началось. Никто не уверен, в чем причина того, что мертвецы восстают и едят живых. ГМО, глютен, радиация, сотовые, заговор рептилоидов? Все равно никто не скажет правды. Да и к чему она мне?

После почти двух месяцев карантина стало понятно, что изоляцией распространение этой напасти не остановить. Удалось только замедлить. Я не удивлена. Когда это у нас абсолютно все граждане соблюдали предписанные меры предосторожности? Одни сгоняли на шашлыки, другие погуляли с детьми в парке, третьи смотались на турбазу — и все, больницы переполнены, ситуация перерастает из чрезвычайной в катастрофическую.

Я по жизни параноик. Мы давно запаслись всем, чем могли: лекарствами, продуктами, средствами гигиены, даже запас инструментов пополнили топором, гвоздодером и кувалдой. Сейчас, когда магазины закрывались один за другим, я была рада своей паранойе.

— Мам, я собрал сумки. Действуем по плану?

— Да, Миш. Одну минуту.

Я положила в рюкзак несколько старых ключей, разного рода шпилек и заколок. Мы долго тренировались вскрывать замки, но справляемся только с простыми. У Мишки выходит лучше, чем у меня.

Квартиру закрывать не стали. Здесь хорошая железная дверь и немного еды и питьевой воды — если кто-то попадет в беду, сможет ненадолго укрыться.

— Пойдем. Готов?

— Да, мам. Отдай мне рюкзак, тяжелый же.

Миша на вид хлипковат, но впечатление обманчивое. Массы в нем не много, а вот сил предостаточно. Он в отца такой. Тот тоже казался тощим, кожа да кости. “Казался” здесь ключевое слово.

Идти пришлось почти час. Крупных магазинов мы сознательно избегали, их наверняка разграбили первыми. Прошли мимо витрины сетевого спортивного гипермаркета: та была разбита, а внутри виднелись пустые вешалки и полки с бесполезными теннисными мячами и пластиковыми фрисби диких расцветок.

— Мам, не смотри, — предупредил меня сын.

Поздно. Я увидела их, двух мужчин на лестнице. Один был пегим от синяков и ран. Следы укусов уже не кровоточили. У второго рот покрывали темно-багровые засохшие подтеки, голова вывернута под неестественным углом.

— Второй скоро встанет, — напомнил Миша. — Идем быстрее!

— Может, добьем его, пока не восстал? — предложила я. — Меньше мертвяков за спиной.

Миша вздохнул, поставил на землю ящик с инструментами, достал толстые перчатки и молоток. Подошел к телу, перевернул его лицом вниз, поставил ногу на спину. Размахнулся и ударил по затылку острым бойком.

Продезинфицировав боек, Миша убрал молоток и перчатки обратно. Лицо у него было серым.

В полном молчании мы дошли до здания, где располагался склад интернет-магазина спортивных и туристических товаров. Мы закупались здесь пару раз, оформляли самовывоз, потому и знали о нем. Я боялась, что хозяева все успели распродать или забрать отсюда, или что склад тоже разграбили. Но двери были закрыты, а за ними мы нашли то, что искали: два крепких велосипеда и защиту.

— Как думаешь, бабушка еще в порядке? — спросил меня Миша, помогая перевести велосипед через порожек.

— У нее маленькая деревня, туда редко кто-то приезжает, — ответила я. — И дом у нее очень крепкий. Ты же знаешь баб Нину, она бой-баба. На пенсию полагаться не хочет, хозяйство поддерживает. Это держит ее в тонусе.

— А если кто из деревенских перепугался?

— Ты что, там же все всех знают. Миш, ты сам-то в порядке?

Сын нахмурился.

— Я просто… тот мужчина. Вдруг скоро найдут средство от всего этого?

— Даже если найдут, — рассудила я, — те, кто восстал уже после смерти, а не заразился от восставшего, не смогут снова стать живыми. У них ведь отмирают многие ткани, часть внутренних органов, нервные окончания…

— Спасибо, мам, — Миша коснулся моего плеча. — Мне стало спокойнее.

Я выдохнула и улыбнулась. Улыбка, должно быть, получилась очень вымученная. Ну, хоть ему спокойнее. Сама я успокоюсь, только когда увижу бабу Нину живой.

Путь предстоял долгий. Мы проснулись сегодня до рассвета и выехали из города даже раньше, чем собирались, так что рассчитывали добраться до Ромашкино засветло.

Миша ехал немного впереди. Молчание начинало давить на меня. Мы уже проехали пригородные кварталы, и теперь было важно не перепутать дорогу. Я ездила здесь несколько раз на машине, но в качестве пассажира. С Мишей мы вообще добирались туда на автобусе, но он был уверен, что мы сможем добраться и не заблудиться.

— Мам, ты слышишь?.. — крикнул мне сын.

В следующий момент через дорожное ограждение прыгнул кто-то, свалив Мишу с велосипеда. Велик жалобно звякнул, а сын вскрикнул и откатился от него.

Я увидела, как Мишка тут же вскочил и начал судорожно рыться в рюкзаке. Я не стала ждать, пока он что-то найдет, и как можно быстрее поехала вперед. Но не к сыну. К встающему мертвяку.

Я почувствовала удар и упала вместе с велосипедом. Наколенники, шлем и перчатки смягчили падение, но сразу встать я все равно не смогла. Могла только смотреть, как огромный мертвец идет к Мише, как мой сын достает из ящика с инструментами гвоздодер и с силой опускает его на голову мужчины. Все казалось замедленной съемкой. Удар, второй, третий — и зомби упал на асфальт, раскинув руки.

— Миша! — выкрикнула я и расплакалась. Пережитый ужас накатывал на меня волнами тошноты. — Сынок, ты цел? Миш!

— Да, мам. Почти цел.

Миша показал на рукав, пропитанный густым и темным. Я снова посмотрела на мертвеца и увидела, что его рот в крови.

— Господи…

— Мам, езжай. Я тут останусь. Или лучше поглубже в лес уйду. Нож только возьму.

— Не смей! — у меня сорвался голос. — Даже слышать не хочу. Мы ничего не знаем наверняка. С тобой все будет в порядке.

— Незачем так рисковать. В деревне ведь и другие люди, я не хочу, чтобы из-за меня кто-то погиб. Это же так очевидно, мам. Ты меня так воспитала. Пожалуйста, уезжай.

— Я не поеду без тебя, — я понимала, что веду себя неразумно. Вот только как мать может бросить своего ребенка? Это было так же немыслимо, как отрезать себе ногу или руку.

Миша принялся собирать вещи, выпавшие из моего рюкзака и упаковывать обратно гвоздодер.

— Ладно, — сказал он вдруг. — Я доеду с тобой до деревни. Прослежу, чтобы ничего не случилось. Но потом уйду от вас подальше! Или…

— Замолчи, — всхлипнула я. — Поехали. Разберемся.

Через несколько часов, вусмерть уставшие, мы оказались в Ромашкино. Там словно ничего не случилось: все те же дома, люди на улице, домашние животные, гогот гусей. И бабушка Нина на пороге своего дома, живая и здоровая. Я снова расплакалась от облегчения.

— Ну-ну, соплей тут развела, — проворчала свекровь. — Слыхали мы про вашу напасть. У нас тут мертвецов не ходит, не переживай.

— Мам, Миша... — я не смогла ничего сказать дальше. Слезы снова покатились.

Миша снял повязку и показал бабушке руку. Нина Павловна поджала губы.

— А ну быстро в дом, оба. Безобразие какое!

— Нет! — отшатнулся Мишка. — Бабуль, ну нельзя так.

— Я те дам, нельзя! — баб Нина извернулась и схватила его за ухо. — Сама решу, от внука мне помирать или от старости. Ну-ка! - и с внезапной силой потащила нас обоих за порог. — Идите в сарай и спускайтесь в подпол, — командным тоном велела она.

Мы вышли через вторую дверь во внутренний двор и прошли к крепкому деревянному сараю. В погреб вел люк и удобная лестница. Миша спустился первым.

— Миш, может, просто свяжем тебя? — предложила я, спускаясь за ним. — Нам ты так не навредишь, а врем выигра… - я осеклась. Мишка взял с полки банку без крышки и пил из нее какую-то вонючую жидкость.

— Мишка, ты что, это же керосин! — ужаснулась я. — Надо желудок тебе промыть… Да перестань ты эту дрянь глотать!

— Теперь у вас не будет выбора, — просипел сын. — Придется меня добить.

— Дурак ты, внучек, — плюнула баб Нина, спускаясь. — Керосин-то разбавленный. Сейчас проблюешься, а потом всю жизнь с ожогом пищевода кашку протертую кушать будешь.

— Какую жизнь! — крикнул сын. — Мы уже слышали про укушенных. С таким живут максимум два дня. А потом мозг отключается, и человек хочет только жрать других. Я так не хочу!

Он замолчал, скривился, и его скрутило судорогой. Мишу стошнило на земляной пол.

— Это еще что? — опешила я, глядя на грязноватые темные комки.

— Миша, — медленно выговорила бабушка Нина. — А ты где керосин взял?

— На полке, — прохрипел сын и согнулся в новом позыве. Круглые комочки казались чем-то знакомым.

— Ты его вместе с жуками что ли глотал? — спросила баба Нина.

Вместо ответа Мишка потерял сознание.

***

Мишку лихорадило несколько дней. Керосин и правда попортил ему пищевод, так что баба Нина кормила его только протертой овсянкой на воде. Зато на третий день его укус, который по нашему опыту должен был загноиться и заплыть ужасной гематомой, начал заживать. Выплюнутые им колорадские жуки были черными и распухшими, будто вытянули его организма весь возможный яд — или что-то другое, что заставляло мертвецов восставать.

Я уже сообщила о нашем открытии в город.

— А ты говорила, дурью маемся! — ворчала потом бабушка Нина. — Руками жука-то надо собирать! Самое верное средство.