Плоть от плоти
Здесь не будет ни шепота, ни ожидания. Только мясо и сталь.
Лифт заглох между этажами с мягким, предательским щелчком. Свет замигал и погас, оставив Лену в густой, маслянистой тьме. Воздух стал спертым, пахнущим озоном и старым мясом.
— Нет, нет, нет… — ее пальцы забегали по кнопкам, отпечатываясь на холодном пластике. Паника, острая и кислая, подступила к горлу.
БА-БУМ.
Что-то тяжелое упало на крышу кабины. Металл прогнулся с леденящим душу скрипом. Посыпалась штукатурка. Лена вжалась в угол, сердце колотилось, как птица в клетке.
Сверху послышалось царапание. Металл по металлу. Медленное, издевательское. Потом в потолке, прямо над ней, появилась тонкая, сверкающая линия. Кончик чего-то острого. Он вонзился в перекрытие и повел вниз, разрезая сталь, как консервную банку. Вспыхнули искры, осветив на мгновение узкую щель, а в ней — бледный, костлявый палец с грязным, изогнутым ногтем.
Лена закричала. Длинно, пронзительно, пока легкие не спаслись в пустоту.
Потолок с грохотом отвалился. В кабину, сгибаясь в неестественных местах, спустилось Оно. Высокое, тощее, с кожей цвета влажного асфальта. Его лицо было удлиненной маской из кости без глаз, только две черные дыры, источавшие запах могильного холода. Вместо рта — частокол игловидных зубов, облепленных клочьями чего-то красного. В каждой из его четырех рук был свой инструмент: изогнутый тесак, пила с мелкими зубьями, крюк и длинное, тонкое шило.
Оно не стало медлить.
Первым движением тесак отсек ей ногу по колено. Кость хрустнула, как сухая палка. Не было боли, только шок и дикое, неверящее зрелище собственной конечности, лежащей в метре от нее, все еще одетой в любимый розовый носок. Фонтаном хлынула горячая кровь, забрызгав стены.
— НЕТ! — она захрипела, пытаясь отползти, но ее тело не слушалось.
Оно наклонилось, и пила заурчала. Звук заполнил кабину, заглушая ее вопли. Зубья впились в плечо, распиливая ключицу, мышцы, кожу. Кровь била ей в лицо, слепляя ресницы. Она чувствовала каждую вибрацию, каждый срыв пилы с кости. Рука отделилась с мокрым чмоканьем и упала на пол, пальцы еще дёргались в агонии.
Оно работало молча, методично, с ужасающей эффективностью. Крюк вонзился в ее оставшуюся ногу, пригвоздив к полу. Шило вошло ей в живот, и она почувствовала, как холодок разливается внутри, протыкая кишечник.
Боль пришла. Волной, всесокрушающей, безумной. Она билась в истерике в луже собственной крови и внутренностей, которые уже вываливались из разрезанного живота, горячие и скользкие. Она видела свои органы. Свои собственные кишки. Существо аккуратно, почти с любовью, вытягивало их шилом, наматывая на костлявую руку, как спагетти.
Оно отрезало вторую руку. Потом начало пилить вторую ногу. Хруст костей, хлюпанье плоти, ее собственное хриплое, прерывистое дыхание — это был адский оркестр.
Она была еще жива. Сознание, затуманенное болью и шоком, отказывалось покидать ее. Она видела, как ее тело разбирают на запчасти, как кидают в растущую кучу мяса и костей в углу.
Последним, что она увидела, было свое собственное туловище, еще дергающееся в конвульсиях, и тощее существо, которое наклонилось к ее лицу. Его игольчатые зубы раздвинулись.
Оно не стало ее есть. Оно просто прикоснулось ко лбу своими костлявыми губами. Шепот прозвучал не в ушах, а прямо в ее умирающем мозгу.
Спасибо за обновку.
И тьма поглотила ее.
… Свет в лифте мигнул и загорелся ровным светом. Двери с тихим шипением разъехались. В кабине пахло хлоркой и свежей краской. На полу сидела девушка в розовых носках. Она улыбалась. Ее звали Лиза, и она только что заселилась в этот дом.
Она вышла, весело насвистывая. За ней, из щели в полу лифта, выскользнула тонкая, бледная рука. Она подцепила отсеченную, уже начавшую разлагаться ногу в таком же розовом носке и медленно утащила ее в темноту.
Цикл завершился. Цикл начался снова. Лифт ждал следующего пассажира. Он всегда был голоден.