Пчела⁠⁠

Солнце само нагрело шифер крыш, само раскалило железные подоконники, и само же спряталось за тучами, ожидая, чтоб всё остыло. Сложно в такую погоду понять: то ли капает пот со лба, то ли это дождь уже начался.

И антиперспирант, рассчитанный на девяносто шесть часов, не действует уже спустя минут пятнадцать. Тихо в комнате от духоты; тише, чем обычно. Ты вздрагиваешь, когда слышишь, как что-то зажужжало, тихо ударяясь о стекло.

(ради бога ради всех святых пускай это будет большая муха пускай это будет карлсон пускай это будет волшебник в голубом вертолёте но только ради бога ради всех святых пусть это будет не пчела пусть это будет не пчела)

Отодвигаешь жалюзи. Пчела.

Ты сразу вспоминаешь, как в похожий летний день дождь всё-таки прошёл. Остались лужи во дворе и не осталось туч на небе: лучи ложились мягко на поверхность воды. Тёплый ветер не налетает, а, скорее, как котёнок трётся щекой о лицо. В такие дни буквально ощущаешь, что весна канула в лето.

Переступаешь в прихожей через красные босоножки и босиком выходишь на порог. Закатываешь джинсы до колена — и бежишь по слегка прохладным лужам. Совсем как в детстве, как когда-то. От мягкой поступи идут круги по лужам. Ты так изящна и легка в своих шагах, как будто бы танцуешь. И двор на танец приглашаешь; всю природу разом.

Его не сразу замечаешь. На самом деле тебе всегда немного становится неловко, когда вы с ним глядите друг на друга молча. Молчаньем, как известно, можно наговорить гораздо больше лишнего, нежели словами. Вы улыбаетесь друг другу: твоя улыбка как приглашение к танцу, его как вежливый отказ.

И ты идёшь, чтоб взять его за руку, и в босоногий танец среди прохладных луж увлечь. По невнимательности, по неосторожности, беспечности ты наступаешь на пчелу, которая как раз присела возле лужи, чтоб напиться. Мгновение — и ты ужалена пчелою прямо в пятку.

Боль от укола жала, поднявшись снизу, как будто эхом отдаётся во всём теле сразу. Поднимаешь ногу, поддерживая баланс хрупкий на одной. Как будто ждёшь, что убрав ногу от уже погибшей пчелы, боль отойдёт, отступит, но всё как будто бы зацикливается. И слёзы на глазах, и слёзы на глазах.

Он бы мог взять тебя на руки. Если б ты позволила. В моменты, когда ты сильна, ты готова позволить ему сделать очень многое, но не в моменты слабости. Ты, опираясь на него, хромаешь к лавочке. Сердце бьётся, дыханье в норму не придёт никак. Жало вынимаешь, которое вонзилось в пятку.

Буквально — это было несколько секунд. А он уже нашёл петрушку, чтоб ты могла больное место потереть. Помогает, говорят. Хотя скорее дело в заботе. Тебе так кажется. Главное — немного легче. Он в дом уходит, чтоб найти Целитель или там Спасатель, какой-то, в общем, крем. Что завалялось. А ты сидишь.

И солнце светит. Он часто говорит, что в солнечных лучах заметнее становятся две вещи: твои веснушки и твой изумительный оттенок карих глаз…

Найдёт, бывает. Ты открываешь окно и, взяв карандаш, подгоняешь пчелу, чтоб она улетела. Вспоминая, как они кусаются, — аж мурашки пробегают по спине. Найдёт, бывает. Такое маленькое насекомое — а извлекло такой вот

пласт воспоминаний.

Удивительно. Забавно. Какие мелочи, порой, нас заставляют вспоминать о всяком. Ты закрываешь для пчелы открытое окно и возвращаешься за стол к компьютеру. И продолжаешь перечитывать

старые переписки с ним.