Мёртвое ущелье(гл.19,20,21,22)⁠⁠

19. ДВА ВЫСТРЕЛА

Старик Лихарев залег в густых можжевеловых кустах. Выбрал место, где перед ним лежал полуметровый валун, на который удобно было опереть во время стрельбы карабин. До рассвета оставалось совсем недолго ждать, и Иван Васильевич удобно устроился, надежно замаскировавшись в кустах. Помор лежал рядом с ним на животе, положив голову на передние лапы.

Засаду старик устроил подальше того места, откуда в прошлый раз он видел немца. Расположился метрах в пяти-десяти от подножия холма. Отсюда — обзор больше, да и его самого обнаружить труднее. А стрелять ему что с полета, что с сотни метров — без разницы, не ружье ведь, а карабин. Тут промаха быть не может, дело-то привычное. Правда, после той давней войны, первой мировой, на человека оружия не поднимал... Но то на человека. А эти разве люди? Одно слово — фашисты. Они и нас тоже за людей не считают. Потому как сами давно перестали быть людьми.

Осторожно оттянул затвор, проверил, есть ли патрон в патроннике. Тут уж холостого щелчка быть не должно. Запер затвор — взвел курок на боевой взвод. Все это сделал не спеша, чтоб громко не звякнуть. Хотя море тихо шумело, да и ветер шуршал по тайге, скрывая негромкие звуки, но старик все равно поостерегся.

Совершенно незаметно стало светать. Темное небо как-то вдруг сразу стало серым. За дальним холмом посветлела полоска на сером небе, и светлые утренние сумерки поползли в тайгу, оттесняя мглу в глухие овраги и пади.

Охотник напряженно смотрел и слушал, стараясь не пропустить ни одного звука или движения.

Шороха он не услышал, но увидел, как с холма бесшумно спускается темная человеческая фигура. Немец шел совсем не там, где старик видел фашиста в прошлый раз. Он спускался теперь метров на сорок левее того места. Но потому охотник и отодвинул свою засаду, расположился подальше, чтобы видеть весь склон холма.

Уже почти совсем рассвело и стало хорошо видно мушку и целик. Старик приложился к оружию, прицелился и плавно нажал спуск. Немец рухнул как подкошенный. Винтовочный выстрел резким трескучим звуком распорол утреннюю тишину побережья, и гулкое эхо покатилось по прибрежным холмам и заглохло где-то в елках.

Иван Васильевич понимал, что фашист-разведчик упадет, даже если ранен или вообще невредим, и он не верил этому падению. Он верил себе — немец этот убит.

Передернул затвор и несколько минут ждал, но никакого движения не было. Только шуршал по берегу прибой, да ветер шелестел в тайге. Помор хотел было вскочить после выстрела, дернулся, но охотник придержал его и приказал лежать. Прошло еще минут десять. И вдруг старик подумал, что у немецкой землянки наверняка есть выход на другую сторону холма. И фашисты не пойдут туда, где уже подстрелили одного из них. Значит, ему надо срочно менять позицию, немцы могут найти его, подобравшись с тыла. Ведь они сумеют приблизительно определить откуда стреляли. Но он упустил время и понял это...

Внезапно Помор дернулся, и сразу же старик услышал сзади какой-то шорох. Он резко повернулся: в двадцати метрах от него, немного пригнувшись, стоял немец, точно так же одетый, как тот, которого он видел вчера, и такой же крупный и высокий. Рука немца была занесена над головой, как бы для броска...

Иван Васильевич вскинул карабин, и одновременно немецкий разведчик метнул нож. В долю секунды старый охотник успел поймать на мушку прицела голову противника и нажать спусковой крючок. Громыхнул выстрел... И в тот же миг тяжелый короткий кинжал, изготовленный специально для бросания, по рукоятку вошел в грудь охотника, но он, превозмогая острую боль, колющую и разрывающую грудь, разглядел через пелену смертного тумана, что выстрел сделан точно, и только после этого выронил карабин и провалился в бездонную черную мглу. Старик Лихарев, бивший влет не только из» ружья, но даже из карабина куропатку, рябчика, не промахнулся. Пуля попала Фогелю в лоб.

Охотник полусидел, откинувшись спиной на обомшелый валун, и его широко открытые глаза смотрели в глубь тайги, словно он хотел навеки запомнить родные деревья и скалы, убедиться, что больше не видно в его родных лесах чужеземных завоевателей. Вязаная шапочка упала с его головы, обнажив седые длинные волосы. А рядом с ним стоял Помор, ошалело поджав хвост, и преданно лизал шершавые ладони хозяина. Седая, коротко стриженная борода старика Лихарева чуть шевелилась от ветра, и Помору казалось, будто хозяин что-то хочет сказать ему...

Услышав второй выстрел и не дождавшись возвращения Фогеля, Крюгер сам двинулся на поиск. Осторожно обогнул холм и со стороны леса подошел к месту схватки. Уже издали он понял все. Некоторое время стоял, затаившись за деревом. Нет, катера или корабля поблизости не было, никто не слышал выстрелов. Не останавливаясь, глянул на труп Фогеля, прошел к полусидящему мертвому старику охотнику, и вдруг из-за камня со злобным рычанием на него кинулся охотничий пес.

Быстро и сильно Крюгер ударил собаку тяжелым ботинком по челюсти снизу, и пес, всхрапнув, перевернулся в воздухе и замертво рухнул на землю.

Крюгер прислушался, все вокруг было как будто спокойно. Извлек кинжал из мертвого тела, обтер об одежду охотника, убрал к себе за ремень. Взял все оружие — у Фогеля и старика, унес в блиндаж. Теперь он был один. Надо было спрятать тела и следы.

Солдат он снес и свалил в скальную расщелину, забросал срезанными кустами и еловыми ветками. Сверху казалось, что ураган когда-то навалил туда ветки и кусты.

Охотника стянул в неглубокую яму здесь же рядом и тоже забросал сломанными ветками и опавшими листьями.

Трупа собаки на месте не оказалось. Тщательно осмотрел все овраги, разыскивая раненую собаку, потому что не должна она была далеко уползти после такого удара. Но так и не нашел ее. Видимо, все-таки сумела уйти.

Он вернулся на свой наблюдательный пост и улегся, внимательно обозревая местность. Ничего подозрительного не обнаружил. Снова беспокойные мысли одолели его. Да, этот охотник чуть было не убил его самого. Если бы первым вышел на рассвете не радист, а он, то сейчас бы он лежал в расщелине скалы с простреленным черепом. Ну и стрелял этот русский! Обоих солдат убил выстрелом в голову! Это бог спас его, Крюгера, бог отвел от него пулю охотника. Не надо было, пожалуй, с ним церемониться! Излишняя осторожность привела к неприятностям. А почему это неприятности? Сам Крюгер выполнит задание не хуже, чем с помощью солдат. Зато за работу в трудных условиях, когда в борьбе с русской контрразведкой погибли оба солдата — а именно так он и доложит,— его наградят Железным крестом... Так что, может, это все и к лучшему?.. Нет, Крюгер не радовался потере солдат. Размышляя так, он как бы утешал самого себя, понимая, что допустил промах...

Наступало контрольное время в эфире, он спустился в блиндаж, включил приемник и стал слушать эфир. По истечении условленного времени выключил приемник. Радиограммы не было. Он снова поднялся на вершину холма, на наблюдательный пост. Предварительно проверил контрольную проволочку. Она была нетронута. Сигнализация оставалась включенной и днем. С наблюдательного пункта, который был устроен почти над блиндажом, сигнал-зуммер был слышен, если бы он прозвучал в землянке.

Штурмфюрер и прежде тревожился больше всего вовсе не из-за охотника, а из-за той неизвестной опасности, которую сулили ему мрачные скалы, валуны, серое небо и хмурая земля. Неожиданным реальным проявлением этой угрозы явился ночной дьявол с огромными горящими звериными глазами. Крюгер не забывал о нем ни на миг. Именно это явление, неожиданное и страшное, задело самые больные точки его усталых нервов.

Через час наступило время, когда ему было разрешено при необходимости вызывать базу. Надо было доложить о гибели помощников, а он еще не решил, как лучше это сделать. Ведь если прямо сообщить о нападении на группу русского контрразведчика, то командование может отменить высадку десанта, предполагая, что русские могли разгадать смысл операции, раз уж они засекли радиопост. И он решил послать короткую шифровку: «Из-за случайности вышли из строя оба солдата. Задание выполню сам. Тридцать седьмой». Это был его личный шифр.

Еще через два часа в условленное время пришла радиограмма. Открыв блокнот с шифром, он прочитал ее: «Еще раз подтвердите готовность». Он подтвердил и выключил рацию.

Крюгер потерял помощников, но находил и, положительные стороны в этой потере. Во-первых, повышается его роль, ответственность, а значит, и заслуги за успешное проведение операции — это ясно. Во-вторых, не надо снова вызывать лодку для доставки продовольствия — начальство не любит лишних хлопот. А продовольствия ему одному теперь хватит надолго...

Но кто же все-таки был ночью у можжевелового куста? Дьявол или нет? Крюгер на другой день тщательно осмотрел там всю почву, но звериных следов не обнаружил, и если следов нет, значит, там были силы сверхъестественные... Холодок прошел по спине штурмфюрера. Правда, пожелтевшая помятая трава и твердый каменный грунт могли и скрыть следы... Он снова спустился в землянку, проверил, выключена ли рация. Это было не похоже на него. Он нервничал.

20. СТРАХ

Обо всем, что произошло на побережье, Игнат узнал следующей ночью. Беспокойство, возникшее в его душе в связи с появлением людей поблизости от него, в связи с тем, что он обнаружил их присутствие, все время не покидало его. Ему хотелось до конца узнать все, что касалось людей, особенно тех, которые жили в подземном логове на берегу. И после ночной охоты он отправился вместе с серым братом снова к тому подземному логову.

Пришли они на побережье еще задолго до рассвета, но при подходе к месту, где они в прошлый раз слышали разговор людей, Хромой заволновался. Он и прежде там проявлял излишнюю нервозность, юноша тогда заметил это. И в момент, когда тот чужой человек чуть не наткнулся на куст, где прятался волк, Хромой готов был напасть на него, но Игнат вовремя остановил волка. Он крикнул ночным сонным голосом сойки, и серый брат понял условный сигнал — приказ вожака. И поэтому сразу же скрылся во тьме.

А теперь волк настороженно останавливался при подходе к холму, долго нюхал воздух и почву, и Игнат понял, что здесь что-то изменилось, что-то произошло.

Неожиданно Хромой повернул в сторону большой елки, и юноша увидел то, что его очень удивило: в пяти шагах от волка встал небольшой зверь — собака... Юноша видел этого пса возле деревянного дома, когда наблюдал за человеком с бородой, жившим там вместе с двумя собаками. Игнат понял, что через миг Хромой разорвет этого пса, и негромко сказал:

— Хромой, назад! Не трогай его.

Серый брат понял, недовольно зарычал, но отошел в сторону.

Игнат приблизился к собаке, которая издавала злобный рык и не подпускала пришельцев к неглубокой ямке, где что-то было спрятано и завалено ветвями, старой листвой.

Пес дрожал, шерсть его стояла дыбом, он чувствовал волчий запах и наверняка понимал, что он в смертельной опасности, он был готов погибнуть, но не уйти от своего хозяина, который лежал теперь в этой яме.

Видя такое ожесточенное отчаяние собаки, Игнат позвал серого брата и двинулся дальше обследовать местность.

Через некоторое время Хромой отыскал расщелину, где лежали трупы двух немцев.

Игнат никак не мог понять, что же здесь произошло, но он чувствовал, что в смерти людей виновны тоже люди, те самые, которые живут в подземном логове. И стал догадываться, почему одинокая собака ночью охраняет яму и что лежит в этой яме...

Надо было и дальше следить за этим логовом, и, может быть, удастся понять, что здесь случилось. Может быть, наблюдение за людьми позволит ему узнать, кто же он сам, если он не волк... Ведь он похож на них, на людей, знает, помнит язык людей, пугается другого, чужого языка, хотя тоже человеческого, но никак не может вспомнить своего прошлого... Теперь он уже был уверен, что когда-то видел и помнил многое, но почему-то забыл. И если ему удастся вспомнить, то он поймет что-то очень важное, может быть, самое главное в его жизни.

Теперь в подземной пещере было тихо. Игнат и Хромой, осторожно перешагнув через проволочку, приблизились почти вплотную к логову.

Вход был закрыт тряпкой, но и через щель в полной темноте ничего не было видно. Однако и волк, и юноша ощущали, что там не пусто. Кто-то внутри есть. Хромой улавливал свежий человеческий запах и слышал тихое дыхание человека.

Довольно долго они вслушивались и внюхивались, пытаясь уловить едва слышимые звуки и запахи, которые только Игнат улавливал с трудом, а волк различал легко и мгновенно. Было ясно, что в землянке один человек — дыхание его слышалось отчетливо. Он спал.

Осторожно оба продвинулись к самому входу, и Хромой, поощряемый Игнатом, просунул под тряпку морду.

Крюгер спал тревожным сном. Снилась ему эта же самая тайга, у деревьев, серых и мрачных, вдруг на его глазах из ветвей стали вырастать пальцы, сучья превращались в руки, и эти черные руки елей тянулись к нему, к его горлу.

Он проснулся от какого-то шороха с ощущением сильной тревоги и присутствия кого-то поблизости. Быстро левой рукой включил карманный фонарик, направленный туда, где ему послышался шорох, одновременно правой рукой выхватил пистолет.

Когда вспыхнул свет фонаря, Крюгер вздрогнул, увидев в выходном отверстии между шторкой и стенкой огромную звериную, как будто волчью, морду. Он не успел вскинуть пистолет, как она исчезла. Никакой волк не всунет морду в жилище человека. И потом — контролька, он бы наверняка ее задел. Это, без сомнения, дьявол! Лесной дьявол этой страшной земли! Штурмфюрера стало трясти как в лихорадке. Он слышал, как у него стучали зубы. Это продолжалось несколько секунд, потом он усилием воли заставил себя успокоиться — тренированный организм разведчика подчинился. Крюгер достал носовой платок, обтер пот, выступивший на лбу. Молча, про себя, прочитал одну из коротких лютеранских молитв. Ему вспомнилась кирха, там, в Берлине, почти рядом с домом, и он немного успокоился. «С нами бог!» — говорил фюрер. И бог не оставит его здесь, в этой жуткой тайге.

Он осторожно, держа в руке «парабеллум», выглянул из блиндажа. Вокруг царила глубокая мгла. Выбрался на свой наблюдательный пункт, огляделся. Не видно ничего. Мгла осенней ночи плотно заполняла все пространство вокруг.

Он вынул свой сильный карманный фонарик. Никогда прежде он не нарушил бы законы разведки, где совершенно запрещено в таких случаях пользоваться фонарем. Но сейчас... Этот дьявол... Дело идет о жизни или смерти его, Крюгера... Да и не видно на море кораблей с их прожекторами.

Ему показалось, что он слышит какой-то едва заметный шорох метрах в тридцати по склону вправо,— там темнеют как будто кусты. Он направил туда фонарик и резко включил его.

Луч вспыхнул, уперся в густой куст, и между ветками куста Крюгер отчетливо увидел голову, лицо человека. Только мгновение он видел это лицо. Едва фонарь зажегся, как оно исчезло. Лицо было необычным: гладкое, молодое. Как будто женское или лицо юноши. Штурмфюрер разглядел за эти короткие мгновения длинные волосы и горящие глаза...

Он выключил фонарь, перебрался на другое место, прислушался. Кругом было тихо. Даже ветер смолк на побережье, только чуть слышно шелестело о берег море. Еще минут пять он слушал тишину леса, пытался увидеть что-то во мгле. Ничего не увидел. Но не видно и не слышно было также патрульных кораблей русских. И тогда, как только он снова уловил едва заметный шорох в кустах, уже в другом направлении, он снова включил фонарик и снова оцепенел. В луче электрического света желтым огнем сверкнули звериные глаза, и он отчетливо различил в кустах звериную голову, похожую на волчью. Голова скрылась в зарослях, и он выключил фонарик...

Долго лежал в каком-то тяжелом оцепенении, судорожно сжимая в дрожащей руке «парабеллум», из которого он стрелял без промаха. Лежал, не шевелясь и уже не включая фонаря, долго, час или, может, два часа, пока не забрезжил серый осенний рассвет.

21. ПОСЛЕДНЯЯ ШИФРОВКА

Вернувшись в пещеру, Игнат и Хромой целый день спали, будто после тяжелой и долгой охоты. Однако и на этот раз юноша неоднократно просыпался, подходил к бочке, где в воде лежали ягоды, и пил кислую розовую воду. Один раз в середине дня раздул огонь и некоторое время сидел возле алых угольев, пристально вглядываясь в их мерцание, в трепет синих и красных язычков пламени. Потом снова лег на шкуры и спал, свернувшись как волк.

Ему снились мертвые люди, но совсем не похожие на тех двух, которых Хромой отыскал сегодня ночью в расщелине скал под ветками. Он чувствовал, что эти мертвые люди, которых он видит сейчас во сне, чем-то дороги ему, он чувствовал, что это беда, несчастье для него, что они умерли. И снова вдруг взвивалось над серой землей, озаряя черное небо, яркое, алое и прозрачное пламя его воспаленной памяти.

Он вглядывался в эти видения, пытался вспомнить или понять и никак не мог это сделать. Он все время чувствовал, что эти люди, поселившиеся в подземном логове возле моря, как-то связаны с его больной памятью, с его неизвестной ему прошлой жизнью. Он буквально ощущал эту связь внутри себя, когда слышал их чужую речь, когда смотрел на их одежду — пятнистую, серо-зеленую, на их лица — двух мертвых, и одного живого, и какая-то едкая тоска сжимала его сердце. Он понимал, что что-то плохое произошло именно от них, он чувствовал, что они враги и его, и тайги, и серого брата Хромого. Но он еще не был точно уверен, не знал, в чем выражается то зло, которое они принесли ему и несут тайге. И еще — в них, как ему казалось, таится разгадка его судьбы и его прошлого. Именно поэтому он тогда остановил Хромого, когда тот готов был вцепиться в горло длинному и тощему человеку из подземного логова.

Когда прошедшей ночью тот человек зажигал фонарь, направляя его лучи туда, где прятались наблюдающие за ним Игнат и Хромой, юноша испугался. Сначала ему показалось, что это оружие, вроде карабина, что следом за вспышкой последует звук выстрела. Но потом понял, что это просто свет, нечто вроде костра, только ярче. Однако он чувствовал, что у этого человека есть оружие и длинный рано или поздно выстрелит, чтобы убить и его, и его друга Хромого. И потому был очень осторожен.

Но его все равно влекло к логову этого человека, ему было необходимо наблюдать за ним, ему нужно было что-то увидеть, понять и, может быть, вспомнить. После этой ночи у него появилось предчувствие, будто он приближается к разгадке самой главной тайны. Еще немного усилий и он вспомнит...

С наступлением сумерек он встал и снова вместе с Хромым двинулся к побережью.

По пути он уже побывал возле одинокого дома, наблюдал за ним, подходил вплотную и понял, что там никого нет. Он сообразил, что собака, которая в лесу сторожит яму, закиданную ветками, жила именно в этом доме, но где вторая собака и человек, он еще не знал, хотя уже начинал догадываться.

Снова среди ночи они подошли к блиндажу, аккуратно перешагнув через контрольную проволочку, и снова Игнат показал Хромому, чтобы тот сунул морду внутрь и разведал, что делает длинный человек.

Но сегодня волк оказался более быстр, чем в прошлый раз, и когда ощутивший чье-то присутствие этот длинный зажег свет в своем логове, головы Хромого уже не было в землянке. Крюгер увидел только колеблющуюся шторку... Однако, это его еще больше взволновало и встревожило, чем звериная голова, которую он видел вечером.

Он снова выбрался из блиндажа и, уже не зажигая фонаря, долго наблюдал за склоном холма, кустами, ближними деревьями. Но никаких, даже малейших шорохов, не услышал. Только ветер шелестел в соснах, елях и осинах.

Он спустился в блиндаж, посмотрел на часы — был час его времени в эфире,— и вопреки инструкции включил передатчик.

И снова, уже в который раз, в эфир полетела его кодированная радиограмма, которая для него звучала как мольба: «Подтверждаю готовность. Жду приказа. Тридцать седьмой». Он снова подписался своим личным номером, что должно было делать в особо важных случаях. Ответ поступил через два часа. Видимо, там, наверху, все это время «переваривали» его шифровку. Раскрыв блокнот с шифром, он прочел: «Ждите приказа в контрольные часы. Без особой необходимости не выходите в эфир».

Он закусил губу и выключил радио. Ему щелкнули по носу. Он понял, что больше в эфир выходить нельзя. Эта его шифровка была последней. До получения приказа... Но дело уже было не в этом. Главное — он опять неизвестно на какое время остался один на один с лесным дьяволом этой страшной земли.

Осмотрел «парабеллум», проверил маленький браунинг в потайном кармане, два ножа, спрятанные в разных местах одежды, гранату, которую тоже носил всегда с собой, еще раз проверил подключение контрольной проволочки и немного успокоился. Потом накинул на плечо автомат и так сидел некоторое время.

Через несколько минут вдруг как бы прозрел, удивился, что так поддался панике, снял автомат и спрятал под ящик, на котором сидел.

Выбрался наружу, на свой наблюдательный пункт, и стал прислушиваться к темноте. Шуршало море о прибрежные камни. Шелестел в тайге ветер.

Внезапно с моря послышался гул мотора, из-за мыса сверкнул луч прожектора и заскользил по берегу. Приближался русский патрульный корабль.

Странно, но Крюгер вдруг понял, что он так не боится появления военного патруля, как лесного дьявола. Пожалуй, даже плена он не так боится, как этого дьявола. Может быть, потому, что никакая русская контрразведка не знает о нем того, что наверняка знает нечистая сила. Она знает все о грехах. И то, что для нации и фюрера доблесть, для этой дикой земли, конечно, грех, страшный грех. Это Крюгер понимал, он хорошо помнил все свои кровавые дела, оставленные на земле русских.

Свет прожектора удалился, звук корабля ушел в ночь. Крюгер лежал и прислушивался. Потом встал в полный рост, стоял в темноте и слушал.

И вдруг уловил даже не шорох. Чутким ухом, обостренным чувством страха он уловил почти неслышное трепетание воздуха там, в кустах, неподалеку.

Вспыхнул фонарь, и снова дьявол, теперь уже в человеческом облике возник перед ним в луче электрического света. Мгновенно Крюгер вскинул пистолет и выстрелил четыре раза подряд. Фонарь он выключил и стрелял уже в темноте. Она ему не мешала, он не мог промахнуться. Но если это и дьявол, то он, Крюгер, все равно уничтожит его! Он разведчик, он солдат фюрера! Пули одна за другой пронзили можжевеловый куст и ушли в темноту.

Игнат был настороже, он ждал беды от этого длинного, ожидал выстрела, и когда вспыхнул этот, казалось бы, безобидный свет, юноша молниеносно метнулся в сторону. Это спасло его от точных выстрелов фашиста.

22. СТРЕЛА С КАМЕННЫМ НАКОНЕЧНИКОМ

Вместе с Хромым Игнат уходил. Они возвращались в логово. И всю дорогу до места, и всю ночь, и весь последующий день в его ушах звучали эти почему-то знакомые, глухие и мощные, пугающие выстрелы из «парабеллума». Перед его глазами продолжал стоять длинный и тощий человек, озаренный желтыми вспышками пистолетных выстрелов. Это была до ужаса знакомая картина...

И вдруг снова призрак алого пламени запылал перед ним. Уже опять настала ночь, Игнат сидел в пещере возле красных угольев, но ни пещеры, ни угольев он не видел. Он видел бушующее гудящее пламя, в котором горел дом. И вот в этой картине стали появляться люди. Он отчетливо слышал их речь, такую же гортанную, лающую, чужую, как у тех, что были в землянке на побережье. И он вдруг увидел все.

Рядом с пылающим домом стояли люди, его родные люди: мать, сестра, два брата. Потом зазвучали выстрелы. Он все вспомнил. Немцы расстреляли всех его родных, кроме отца, который уже ушел на фронт. Это было под Ленинградом. Он вспомнил, как наяву снова увидел въезжающие в село мотоциклы с фашистами, пылающие дома и длинную фигуру немца с пистолетом в руке. Точно такими же глухими и раскатистыми выстрелами убивающего детей, подростков, женщин. Он вспомнил все, даже свою фамилию. Вспомнил, как его ударили прикладом и, видимо, думали, что убит. Он потом ночью ползал среди трупов, захлебывался от слез и задыхался от рыданий.

Вспомнил, как скитался по лесам, пробираясь на север, по старому отцовскому компасу. Он слышал, что там есть глухая тайга, и это казалось ему спасением. Вспомнил, как взял карабин и патроны у убитого солдата возле какого-то моста после бомбежки... Вспомнил, как где-то на дороге незнакомая старуха с очень добрыми заплаканными глазами и распущенными седыми волосами подошла к нему, дала ему большой кусок черного хлеба и рюкзак, который был почти полон и завязан. Старая женщина говорила ему добрые слова, по ее темным, морщинистым щекам текли слезы. «Ты должен жить, сынок,— сказала она ему,— вы все должны жить, чтобы убивать их, чтобы прогнать их с нашей святой земли...»

Когда же он забыл все это?.. Случилось это по дороге. Вспомнил, как вдруг упал в лесу и очнулся ночью. С той поры, с той самой ночи, он жил уже новой своей жизнью — без прошлого...

Огляделся. Хромой спал у стены пещеры. Это теперь его друг. Серый брат его дикой жизни. Что же делать? Как быть теперь? Голова у Игната так болела, словно его опять ударили прикладом в лоб... И вдруг усталость, тяжелая, вязкая, липкая усталость стала слепить ему веки. Он подошел к бочке, попил кислой воды, лег на шкуры и уснул, словно провалился в темноту.

Утром после рассвета юноша снова пошел на побережье. Хромой не удивился, он, как всегда, был рядом. И раньше случалось, из-за мокрой погоды или ночной грозы, что они отправлялись на охоту днем, хотя и очень редко.

Игнат хотел еще раз посмотреть на фашиста, хотел увидеть его днем. Теперь он знал, кто перед ним. Он ненавидел долговязого как врага, принесшего на эту землю кровь, огонь и страдания, принесшего несчастье в его родной дом. Но не месть звала его туда, на встречу с фашистом. Он хотел посмотреть, убедиться, что этот немец так же смертен, как все люди и животные. И еще он хотел его уничтожить, чтобы избавить от него землю, а вовсе не из мести. Он хорошо понимал, что тот вооружен и опасен. Но Игнату и в голову не могла прийти мысль, что можно бояться этого немца. Теперь Игнат был уже не тем беззащитным юношей, как два года назад...

Неподалеку от немецкой землянки снова увидел одинокую собаку. Пес злобно рычал. Шерсть его стояла дыбом, он готов был погибнуть в пасти волка, но не подпустить никого к своему хозяину.

Хромой стоял в стороне, он понимал, что вожак запретил трогать собаку.

Игнат долго смотрел на рычащего пса, потом достал из-за пазухи кусок мяса, специально захваченный для него и бросил голодному животному.

Пес сначала настороженно зарычал, но Игнат спокойно сказал ему:

— Возьми, ешь...

Была в этом голосе доброта, которую понял Помор. Он снова услышал знакомую человеческую речь, такие же слова говорил ему хозяин. Он осторожно понюхал мясо и тут же мгновенно проглотил его, почти непроизвольно. Ведь он уже третьи сутки ничего не ел...

Долговязого Игнат поджидал невдалеке от подножия холма. Притаился за камнями, наблюдая за выходом из подземного логова. Чуть в стороне залег в камнях его серый брат.

Едва стало светать, как немец осторожно выбрался наружу, присел на корточки и стал неторопливо осматривать в бинокль побережье-Игнат не спеша снял с плеча лук. Вложил стрелу, на всю ее длину натянул тетиву, прицелился и так же не спеша пустил стрелу.

Тонко запев, она рванулась к цели, острый каменный наконечник глубоко вошел в грудь штурмфюрера, немец рухнул навзничь, не естественно подогнув ноги, и его «парабеллум», который он успел выдернуть судорожным движением, отлетел далеко в сторону. Крюгер смотрел пустым бессмысленным взглядом мертвых глаз в чужое холодное небо, и из груди его торчал хвост стрелы с оперением из тетеревиных перьев.

Игнат повернулся и пошел прочь. Снова подошел к одинокой собаке, бросил ей второй кусок мяса и двинулся обратно к своему логову. Врагов больше не было на побережье.

Море слегка волновалось, выбрасывая на камни бурлящие волны и белую легкую пену. Тайга привычно гудела под ветром. Игнат шел, Хромой не отставал от него. Юноша думал. Он не знал — как быть? Куда идти? Как поступить с серым братом, ведь он никуда не может уйти из тайги? Теперь Игнат знал все и не мог дальше жить одиноко в лесу. Он был человеком. Он хотел быть с людьми. Он хотел прогнать врагов со своей земли. В его памяти теперь снова и снова звучали слова той плачущей старой женщины: «Ты должен жить... Чтобы прогнать их с нашей святой земли...» Он думал. И не знал, с чего начать... Как он найдет людей, и поймут ли они его? Но ему теперь было ясно одно: его дикая жизнь в тайге кончилась.

Он сидел на камне и смотрел на Хромого. Волк тоже глядел ему прямо в глаза. Казалось, он понимал, что вожак скоро покинет его.

Что же будет с ним, с серым другом, вместе с которым Игнат зимовал, мерз, голодал, охотился, рисковал жизнью, бок о бок с ним принимал бой, встречая с ним чужую стаю? Волк был его верным товарищем, надежным, неутомимым и все понимающим помощником. Что же будет с ним, когда юноша оставит его одного? А ничего. Он прекрасно проживет и без человека. Он волк. Сильный и умный.

А собаку, оставшуюся без хозяина, надо взять с собой. Она не сможет жить без людей и погибнет в лесу.

Игнат всматривался в глаза серому брату, долго глядел на него и понял... Понял, что ему легче будет уйти из тайги именно потому, что здесь остается Хромой. Не только часть его жизни, но и часть души остается здесь с его волком. И где бы он, Игнат, ни был, Хромой всегда будет ждать его. Он заведет свою семью, стаю, будет водить ее по тайге, выращивать волчат. Он — это сама тайга, он ее часть, ее жизнь.