Мой брат не выходит из своей комнаты уже третий день. Родители не дают мне его увидеть
Джейкоб уже третий день не выходил из комнаты. Я все-таки решился спросить у мамы, в чем дело.
«Людям не свойственно спать так долго», – сказал я.
Она готовила кассероль уже шестой раз за неделю. Холодильник уже ломился от еды, но она все готовила и готовила. Иногда я наблюдал, как она скрючившись стояла на кухне, ее поседевшие волосы висели над блюдом. Я подошел к ней и потянул за рукав, но она никак не отреагировала. Она смазывала маслом верхнюю корочку кассероли.
«Мама, - попробовал я еще раз. – Ты меня слышишь?»
«Он набирается сил, – сказала она. – Оставь его в покое».
Не успел я ответить, как на кухню зашел папа. Несмотря на улыбку, я видел, что его глаза были опухшими и покрасневшими. В руках он держал три баночки колы.
«Я ужасно голоден, – сказал он. – Во рту до сих пор остался привкус той дряни, что нам дают в столовой».
«Уж учитывая, сколько они дерут с людей за лечение, можно было и организовать нормальное питание для работников», – ответила мама.
«И не говори», – согласился папа, поставив банки на стол.
Мама не хотела, чтобы мы беспокоили Джейкоба, но я слишком волновался за брата. Я посмотрел вглубь дома. Его комната находилась в самом конце коридора, словно заброшенный маяк. И только плакат «Нью-Йорк Янкис» указывал на то, что кто-то жил в этой комнате. Я пытался разглядеть, есть ли под дверью полоска света, но тщетно. Все тот же мрак, что и три дня назад.
Я снова повернулся к маме.
«Может нам стоит спросить его, как он себя чувствует?» – спросил я.
«Не понимаю почему КФС или Макдональдс не хотят открыть там небольшие точки, – продолжил папа как ни в чем не бывало. – Там каждый день находятся просто тысячи человек в любое время суток. Очень прибыльно».
«Сам понимаешь, – сказала мама. – Они подписывают крупные контракты с определенными договоренностями».
«Да-да. Точно. Ты права».
Папа подошел к маме и склонился к блюду. Он довольно вдохнул аромат кассероли.
«Мммм, – протянул папа. – Пахнет просто невероятно».
«Не хочешь съесть вчерашние остатки, пока эта доготавливается в духовке? – спросила она папу. – Кстати, как тебе та, что со шпинатом и рикоттой?»
«Было очень вкусно. Просто пальчики оближешь, – довольно ответил папа. – Объелся так, что еле встал со стула».
«Джейкоб просто проглотит целую форму целиком, когда поправится», – сказала мама.
Я отвернулся от них и снова посмотрел в коридор. Ощущение, будто расстояние между мной и его комнатой все увеличивалось. Я почувствовал, как приятный аромат кассероли перебивает что-то иное. Как будто где-то лежат чьи-то грязные носки. И даже сквозь запах всех ароматических свечей, которые так любила мама, я все равно его чувствовал. Такой резкий запах тяжело перебить.
Последний раз я видел Джейкоба, когда мы ехали домой после очередного визита к врачу. Его бледное лицо приобрело зеленоватый оттенок, глаза закатывались назад. Мама попросила меня занять Джейкоба разговором, чтобы ему было проще оставаться в сознании. Я рассказал ему о том, как мои одноклассники прикалывались над учителем, подкладывая ему на стул кнопки. На самом деле ничего такого не было (я видел такое в каком-то сериале), но мне нужно было что-то рассказывать. Хотя рассказывать я мог что угодно, ведь Джейкоб совсем на меня не реагировал. Он лишь периодически заходился в приступах кашля. Розоватая слюна запятнала всю футболку.
«Дэнни, – окликнула меня мама, – почему бы тебе не разогреть вчерашние остатки? Думаю, мы все не против кассероли со шпинатом и рикоттой».
«Весь день о ней думал, – сказал папа. – Она мне даже снилась сегодня».
Но я их не слышал. Стоял и смотрел на дверь брата. К сожалению, мне кассероли не снились. Во снах я видел, как брат забегает в мою комнату и щелкает меня по уху. Это была наша особенная игра. Нужно было тихо стоять под дверью, дожидаясь удобного момента, а потом забежать в комнату, щелкнуть по уху один-два раза и убежать обратно к себе.
В моем сне Джейкоб забегал ко мне в комнату и щелкал меня по уху, но я не двигался. Просто стоял на месте. Он щелкал еще раз, смеялся, а потом снова щелкал и щелкал. Иногда он щелкал так сильно, что мое ухо отлетало.
«Земля вызывает Дэнни», – сказал папа, щелкая пальцами у меня перед носом. Он стоял передо мной, закрывая проход к комнате Джейкоба. «Можешь подогреть четыре порции кассероли? Вдруг твой брат тоже захочет поесть. Доедим сначала вчерашнюю, чтобы Джейкоб тоже попробовал. Мне кажется, ничего вкуснее мама еще не готовила».
Я посмотрел отцу прямо в глаза. Я не мог выразить словами свои ощущение, поэтому надеялся, что папа сможет их почувствовать. Может, если я буду долго смотреть ему в глаза, то он все поймет.
Но папа смотрел на меня буквально секунду и сразу же отвернулся. Однако во время нашего мимолетного зрительного контакта, я увидел в его глазах то, что вызвало у меня дрожь по всему телу. Я словно смотрел в пустоту глубокого туннеля.
«Ну давай уже», – сказал он. Он схватил меня плечи и развернул в сторону кухни. Его голос стал строже: «Разогревать нужно по порции за раз, потому что, если разогревать их вместе, то они частично останутся холодными либо вовсе перегреются. Ты же не хочешь испортить Джейкобу прием пищи?»
Папа отпустил меня и ушел на кухню. Я остался стоять в коридоре. Я последний раз взглянул на дверь в комнату моего брата. Я представил, как подхожу к ней и открываю. Но я слишком боялся маминого гнева.
Если честно, мне всегда было тяжело находиться в его комнате. Около кровати стоял тазик, забрызганный розовой рвотой, на подушке лежали клоки его выпавших волос. Перед нашим последним походом к врачу, мама заставляла меня заходить в комнату брата и общаться с ним. Но я всегда придумывал какие-то отговорки лишь бы не видеть все это. Если же мне все-таки не удавалось придумать хорошее оправдание, то я просто стоял у его кровати пару минут и смотрел, как поднимается его грудная клетка, когда он пытался вздохнуть. Я рассказывал ему о новом эпизоде своего любимого сериала и убегал из комнаты.
Я оторвал глаза от пола. Мне казалось, что я шел на кухню, но мои ноги вели меня к комнате Джейкоба. Я пытался сопротивляться, но мое тело, будто не слушалось меня. Я взялся за дверную ручку. И повернул ее. Запах грязных носков ударил мне в нос.
Даже в темноте я мог разглядеть бледное лицо моего брата. Свет заходящего солнца падал на него из окна. Его открытые глаза смотрели в потолок. Его руки лежали по швам, словно гири, скрюченные пальцы были похожи на края пенного гребня.
Я приблизился к кровати. В уголках рта пузырилась красная пена. Он был похож на грустного клоуна.
Я щелкнул его по уху.
Оно было твердым.
Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Дойдя до кухни, я уже и забыл, как выглядела его комната. За закрытой дверью могло быть все, что угодно. Может Джейкоб отжимается, читает комиксы или продумывает следующее покушение на мои уши.
Вернувшись на кухню, я поставил в микроволновку четыре порции кассероли со шпинатом и рикоттой. Когда они подогрелись, я завернул порцию Джейкоба в фольгу и поставил в духовку, чтобы она не остыла. Потом мы с родителями сели за стол и начали есть, не проронив ни слова.
Перевод мой. Оригинал