Мистические новеллы. Бегство от тишины⁠⁠

К старику никто никогда не приходил. Но после полудня он начинал ждать любого посетителя. Первой, конечно, появилась дородная неухоженная женщина. Нет, вся одежда ее была опрятна, просто ни одна деталь не сочеталась с другой, а о волосах и ногтях она не заботилась. Сразу было видно - ей не до них.

-- Машуля, здравствуй, родная. Смотри, я тебе груш и черничного киселька принесла. Ты маленькой была и все просила: "Мама, дай синего киселя." Печеньице вот...

-- Ты никак, роднуля, плачешь? Дай-ка вытру личико.

-- Что поделать, врачи не всесильны и не боги. Может, за деньги иногда боги, но где эти деньги взять?

-- Скажи, как мне быть? Хозяин на рынке отдел закрывает. А кто меня, в такие-то годы, куда-нибудь возьмет? Простишь ли, если не будет ни груш, ни черничного киселя?

-- Устала я: работа на рынке, работа дома. Ночью в голове тоже работа: где и как заработать.

-- Но я не жалуюсь, нет, Машенька. Одна скорбь сильнее всех скорбей: не придешь ты больше из школы, не съездишь к бабке. Она мне звонила сказала, что ничего не хочет, только б с тобой встретиться.

-- Не побегут твои ножки к реке, не пойдут на танцульки...

-- Ой, извини, Машуля, дура я, вечно не то говорю. Бежать надо, сократили перерыв на обед. Опаздывать нельзя. Люди сочувствуют, но косятся - работать кто за меня будет?

-- В субботу или воскресенье посижу подольше.

-- Не плачь, родная. Оставлю тебе платок. Ну, до свидания, доченька.

Старик словно проживал каждое слово рыночной торговки, чувствовал соль ее слез. И знал, что зря она пообещала дочери скорую встречу. Все чаще ее запрягали работать по выходным.

Старик насторожился: тишина выползала из земли, окружала. Но вдруг отступилась.

Вот радость-то, появился мужик с многодневной щетиной, в комбинезоне, с руками, которые пахли мазутом. Старик боялся, что он может в этот день не прийти к своему сыну.

-- Здравствуй, здравствуй, сына!.. Извини батю, два раза ломался в дороге. И знаешь, такое, блин, чудо: только подумаю о тебе, как кто-нибудь поможет. Один раз Сашка с нашей автоколонны пособил, другой - вовсе не знакомые. Ты ж помнишь, как три года назад неделю стоял недалеко от Еловска. А тут... Успел, короче. С днюхой!

-- Ну хватит сырость разводить, ты ж мужик, сына! Блин, платка чистого нет. Ничего, я тебе рубашкой лицо вытру.

-- Эх, мамка наша, не видит она тебя. Как свалила в Питер с этим козлом, так ни разу к тебе не приехала. Ни подарка, ни открытки. Копейки от неё мы с тобой не увидели. Но нам и не надо, так ведь? Мы мужики...

-- Прости, сына, ничего не захватил, некогда было. Побегу груз сдавать, по докам отчитываться. А уж в субботу приду как положено. Посижу рядом, фляжку опростаю, подумаю. Мне рядом с тобой думается хорошо. А без тебя все мысли прочь гоню.

-- Да что ж ты плачешь-то, а? Ну, бывай, мужик.

Старик попытался как можно дольше удержать в ноздрях запах мазута, потного большого тела. Немногословие шофера, как ни странно, не позволяло подступиться тишине.

За спиной раздались легкие шаги, старик негромко чихнул от пронзительной волны духов. Эту посетительницу он и не ожидал.

-- Привет, мама. Еле нашла тебя. Как всегда. Шифруешься, что ли? Фу, как здесь грязно. И запах такой тяжелый. Людям вообще-то деньги платят за уборку.

-- Вот, сразу плачешь. А жизнь такая: кто не плачет, тому легче. Кладу тебе пачку салфеток. Привезла тебе всего, что было в ближнем магазине. За живые цветы заломили такую цену... Людям лишь бы нажиться. Так что я сегодня без цветов, которые ты любишь.

-- Знаю, что должна была приходить чаще. Но работа такая выматывающая. Да ещё Серёга оказался требовательным. Никаких полуфабрикатов и фастфуда. Это ему не так, другое не этак.

-- А вообще-то я пришла попрощаться. Уезжаем мы с Серёгой. Куда - не говорю, зачем тебе? В гости все равно не приедешь. Пробовала договориться с уходом, но цена просто бешеная! Чтоб им лопнуть: ситуация сложная, мать не перевезти, так как сами словно в гости едем. Непонятно, как все сложится. А им нужно заработать на чужих проблемах! Короче, прощай, мама. Говорят, Бог все видит, кому нужно, обязательно поможет. Так что Бог с тобой.

-- И ещё: разбирала старье, готовила квартиру к продаже и нашла свою детскую чашку. Прикинь: она потерялась лет двадцать назад. А тут сама точно в руки прыгнула. Оставлю её тебе.

-- Ну, пока.

Старик обеспокоился: тишина перешла в наступление. Нужно уходить. Многоречивость иногда имеет обратный результат.

Старик вытащил из потрепанного пакета полотенце и стал вытирать мокрые портреты на могилах. Ночью был дождь, и утро выдалось росистое. Но над головой ветер рвал облака в клочья - скоро припечёт солнце, фотографии сами высохнут. Лучше уйти от тишины.

Старик выбрался с участка, где не хоронили уже лет десять, зашагал к выходу. Работники кладбища, продавцы цветов видели его каждый день, некоторые даже здоровались. Кто-то думал, что он бомжует здесь, хотя никто не замечал, что он возвращается вечером.

Сегодня самый сговорчивый из охранников, за что его любили люди, спросил:

-- Отец, каждый день встречаемся. У тебя кто-то здесь лежит? Все горюешь и остановиться не можешь? Нельзя так, жить нужно.

Старик не ожидал, что с ним заговорят, поэтому ответил честно:

-- У меня здесь никого нет. Или наоборот: здесь все мои.

И пошел на остановку.

Охранник повертел пальцем у виска и тихонько пропел:

-- Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша...

-- Дурку нужно вызвать! - сказала продавщица венков.

-- Ну его, тихий он, -- отмахнулся охранник.

Старик уже не слышал гнавшейся за ним тишины. Шум шоссе, разговоры пассажиров, короче, рутина жизни заслонили все. Старик вошел в автобус последним, встал, аккуратно взявшись за поручень у заднего окна. Он знал, что сейчас произойдёт. Поворотов событий могло быть два. И он одинаково стыдился обоих. Но ничего не поделаешь, придётся терпеть.

Со словами: "Оплачиваем проезд!" -- к нему двинулась полная пожилая кондуктор.

Старик открыл древний кошелек с защелкой в виде перекрещенных шариков, долго копался в нем пальцем, выудил несколько однокопеечных монеток.

-- На следующей остановке чтоб я вас не видела! - зло и презрительно сказала кондуктор. И пошла дальше, возмущаясь:

-- Ишь ты, хитрец! Десятью копейками хотел расплатиться! Точно в другом времени живет. - Она обернулась и добавила: -- До города проезд шестьдесят рублей, запомни!

-- А это не впервой, -- поддакнула ей какая-то женщина. - Он каждый раз такой фокус проделывает! Не пускали бы его в автобус вообще.

-- Вороны, -- вдруг сказал пожилой мужчина. - Возьми деньги за его проезд. Авось не обеднею. Да и вы не обогатитесь.

-- Нет денег - пусть ходит пешком, -- буркнула кондуктор.

Женщина с мужчиной стали обмениваться колкостями, потом разговор перешел на тему жизни пенсионеров.

И никто не заметил, как старик вышел. Ему было рано это делать, но не было сил слушать перебранку. Стыдно, ах как стыдно! Неудобство за себя и людей, пожалуй, было самым острым чувством, которое он не мог сейчас пережить. Ни боль, ни гнев, ни жалость уже давно его не мучили.

Вдоль шоссе стремилась прямая натоптанная тропинка. Рядом высились заборы садоводства. Старик заковылял по замусоренной траве, но потом вдруг остановился, словно запнулся. Из-под крашеного профлиста выглядывали изумрудные листья, похожие на лисьи уши и тонкие стебельки с мелкими белыми чашечками.

У него тоже когда-то росли на даче ландыши. Посадил возле забора, а они, неслухи, расползлись кто куда. Он не боролся с ними. Сами исчезли в тот года, когда он остался совсем один.

Послышался лай. Пес стервенел с каждой минутой. Вышел пузатый хозяин, крикнул:

-- Вали отсюда, бомжара.

Старик еле оторвал взгляд от непорочной белизны цветков, в последний раз вдохнул сладкий и деликатный запах, поплелся дальше.

А вот и автостоянка, неподалеку - мангал, несколько столиков. За одним насыщались двое дальнобойщиков, с завистью поглядывали на соседний столик с пластиковыми стаканчиками и бутылкой водки.

Старик стал топтаться возле.

Один дальнобойщик оказался знакомым. Он окликнул старика:

-- Эй, отец, перекусить хочешь?

Старик отрицательно помотал головой.

-- Мож, подвезти тебя?

Старик с удовольствием бы дал отдых ногам и душе, но отказался. Пусть этот отец снова приедет к своему "сыне". Не один раз приедет.

-- Тебе ваще-то куда? - спросил другой шофёр.

Его фура стояла на другой стороне, через дорогу от площадки.

И старик молча показал пальцем в ту сторону.

Шофер вытер рот пучком салфеток, отодвинул пластиковую тарелку с желто-оранжевой жижей, оставшейся после мяса, кивнул знакомому - "Ну, бывай!" -- и коротко бросил старику: "Пошли!"

Старик почувствовал, что шофер пожалел о своем приглашении, но закон дороги есть закон, да и перед товарищем было бы неудобно. Водитель помог забраться на сиденье, почти втолкнул старика, врубил шансон и стал подпевать.

Музыка рвала старика унынием и однообразием, ввинчивалась в голову, словно бы его пытали. Но это лучше, чем говорить с человеком, которому не нужно твое присутствие

О чем было беседовать шоферу с этим бедолагой, который словно пропах плесенью и нафталином? Денег не клянчил, и ладно.

Через полтора часа езды мимо предприятий, полей показалась табличка с названием другого города, еще заправка и гостиница с окнами, открытыми теплу летных дней. Вечером зажгутся наглые и призывные огни, зашумят голоса и фальшивая радость бытия обманет приезжих.

Шофер выключил музыку и сказал:

-- У меня планы поменялись. Выходи.

Старик покорно вышел, то есть просто вывалился из кабины. Встал на четвереньки, с трудом поднялся и зашагал прочь.

Вскоре показался частный сектор пригорода. Старик присел на лавочку, потому что ноги просто отказывались идти. В окно дома на противоположной стороне выглянула пигалица лет двенадцати с разноцветными волосами. Второй раз выглянула, третий. А потом вышла из калитки и вынесла старику ужасную булку с котлетой и всякой ерундой, натолканной внутрь:

-- На, дед, поешь. Я в микроволновке разогрела.

Старик не мог глянуть на милостыню без стыда за то, что заставил пигалицу отвлечься от чудесных моментов беззаботной юности, но все же взял и сказал: "Благодарствую". Теперь оставалось только уйти, иначе бы девочка удивилась.

Возле высотной новостройки жилого комплекса вызывающе разлеглась импровизированная свалка. Несколько людей, с виду поприличнее, чем старик, копались в ней.

-- Эй, Кощей, возьми плащ. Люди натащили с переездом всего, а теперь вот избавились, -- крикнул ему совсем молодой мужик, который с жадным интересом перебирал мусор.

Старик подковылял поближе, протянул руку к плащу, и вправду, очень чистому и неношеному. И тут же ощутил цепкую хватку сильной ладони.

-- А заплатить за обновку? - спросил мужик. - Небось побираешься? Баблос всяко разно есть.

-- Отпусти его, Кривой, -- прокуренным басом сказала женщина.

-- Ага, щас!

Кривой обхлопал старика, нашел бутерброд, полотенце, кошелек с мелочью, высыпал ее в грязь.

-- Ты, Кощей, только людей от дела отвлекаешь, -- сказа мужик и набросил на голову старика плащ.

Старик развернулся и пошел с плащом на голове.

Его догнала, судя по шагам, женщина, сунула ему в руку кошелек. Он был легкий, без мелочи. Но старик знал, что там несколько бумажных денежек.

-- Благодарствую, -- сказал он и обернулся.

Но работница свалок стремительно удалялась, боясь осуждения подельников.

Стемнело. Старик знал, что сейчас с ним произойдут изменения, и стал прятаться в тенях деревьев.

Наконец он прислонился к тополю. И сам стал высотой с тополь. Зато смог заглянуть в окно крохотной однушки. Ее ободрали для ремонта.

Его ли это бывшая квартира? Нет, его ли это город вообще? Старику было бы приятно, если бы он добрался до своего бывшего дома.

Дом... Когда-то старик думал, что он у него есть. Сначала - большая квартира. Но она опустела. Ушла в мир иной любимая жена. Сын женился и предложил разменяться. Старику досталась крохотная угловая однушка, темная от гигантских тополей. Сын с невесткой уехал в другой город и вроде забыл о нем. А потом позвонил и предложил однушку продать, деньги переслать ему на карту. И все срочно, очень-очень срочно. Сейчас у него проблемы, но, когда отец приедет, они закончатся. И сын звонил чуть не каждый день.

Старик знал, что он снова оказался неудачником. Но это ладно. Невестка подала на развод, вот что показалось страшным. Нужны были деньги для размена. И старик продал квартиру, деньги перевел на карту. Только вот потом опомнился: а ехать-то куда?

Не стал обращаться ни в банк, ни в полицию. Решил сам найти сына. Или что-то другое решил. Какая разница?

Старик вытащил полотенце и стал протирать окна однушки, как портреты на могилах. А потом понял, что больше не может, оставил полотенце на карнизе.

Он уже возвысился выше крыш домов, слился темным небом. Скоро он сможет обнять весь город, а потом и другой. Ему нравилось это состояние, когда можно было обнять весь мир.

Зато утром он вновь зайдёт на кладбище, и многие поздороваются с ним. Это будет ещё приятнее. А потом кто-нибудь из посетителей появится у его знакомых -- хоть какой-то заслон, оборона от всепобеждающей тишины. Старик подумает о том, как счастлив он был вчера, прожив целый день, каким бы он ни показался на первый взгляд. Ведь жизнь - это когда ты не один, когда можно спросить и получить ответ, когда возможно прикосновение к самым обычным вещам.

Увы, мечтам и планам старика не суждено было осуществиться. Утром стали рыть котлован под новую автозаправку и дорожную гостиницу очень далеко, в другой области. Ковш экскаватора вывернул человеческий скелет. Приехала полиция, осмотрела место. Сразу стало ясно что какой-то бомж скончался не меньше десяти лет назад возле дороги, ведь следов преступления-то не обнаружилось: ни ломаных костей и расколотого черепа, ни повреждений подъязычной кости - значит, его не задушили. Но почему распадавшиеся фаланги пальцев сжимали пакет с почти новым, чистым плащом, кошелек с тремястами рублями и почти свежий гамбургер? Чудеса какие-то...

А это вовсе не чудеса, а любовь к жизни, которая сильным духом помогает убежать от тишины.