Лисья тропа. Глава 4. Север. Часть 4⁠⁠

И снова вся моя работа сводилась к воде и дровам. Пусть об этом корчмарка еще и не говорила. Но тут можно и не гадать. Все идет по привычному ходу, накатанному. Но именно такая работа – монотонная, бездумная и требующая только силы, а не головы – помогала мне отдохнуть по-настоящему. Она разрешала мне молча и спокойно заниматься полезным делом, а самой наводить порядок в мыслях, выгоняя ненужные и привечая полезные.

Воды из кадок хватило лишь на один большой горшок, да на глубокую миску, в которой Беата тут же принялась месить тесто на завтрашний хлеб. Работа в кухне заспорилась с новым запалом и мешать здесь своим присутствием не стоило. Каждый был при деле и мне тоже пора взяться за свое.

Ведра оказались большего размера, чем те, что стояли в конюшне. Было здесь и коромысло, которое девицы использовали под себя. Значит, все же мужской помощи на кухне очень не хватало. Интересно, отчего же они не зазывали к себе молодцев, ну, или хотя бы конюха, который праздно шатался в это позднее время по улице без особого дела.

Переставив коромысло в угол и перехватив объемные ведра поудобней, я вышла на свежий воздух, морозящий плечи даже через рубаху. Здесь день уже закончился, уступил время и улочки прохладному северному вечеру, который клонился к своему завершению, чтобы прогуляться по городу с ночью, держась за руки и заглядывая в окна еще не спящих горожан.

У отдельных домов горели фонари, где-то все еще были открыты двери, освещая проемом небольшой кусок дороги. Месяц же, едва поднявшийся на небосвод, света почти не давал. Отчего казалось, что небо пытается обнять и поглотить землю вместе со всем, что на ней разместилось. И только эти редкие и слабые огоньки, ведущие в разные стороны города, не позволяли ему сделать задуманного.

Я подставила лицо свежему ветерку, дернула плечами сгоняя прохладу и уверенно направилась к колодцу, погружаясь в тишину вечерних улиц и наслаждаясь возможностью разглядеть все вокруг, не отвлекаясь на людей.

Город не опустел, здесь встречались молодые девицы с парнями, гулявшие, держась за руки или рассказывающие страшные истории, а то и игриво хихикающие на шутки друг друга. Старались идти уверенным шагом покинувшие корчмы и трактиры мужики, не подавая виду, что хватили лишку. Женщины торопились домой или в гости на вечерние посиделки, не глядя по сторонам, будто могут привлечь этим к себе ненужное внимание. Но было теперь на улицах еще уютней и душевней, чем при свете дня.

Земля, несмотря на позднее время, все еще грела босые ноги, а ветер не столько морозил плечи, прикрытые рубахой, сколько освежал после душной и жаркой корчмы. Здесь все помогало выветрить лишние думы из головы и просто глядеть по сторонам, как и полагается чужаку в новом городе. А темнота и редкий народ позволял делать это открыто, не поглядывая на тех, кто может подумать что-то плохое или неверное.

Я шагала мерно, будто гуляла, а не выполняла работу для гостеприимной корчмарки. И все вокруг дарило мне убеждение, что не стоит торопиться, не стоит спешить и поскорее возвращаться на кухню. Да, там была работа, да, там ждали воду, а я так любила исполнять все хорошо и быстро. Но тут и сейчас сами Светлые боги говорили со мной через стены небольших домов, через прохладное касание ветра, через редкие огоньки, что на земле, что в небе. Все твердило мне, что нужно оглядеться, притереться к этим улочкам. Мы нескоро отправимся обратно. а мне стоит хорошо подумать над тем, кому задать вопросы, чтобы, наконец, найти ответы на то, ради чего я и затеяла весь этот путь.

Какие вопросы же должны терзать меня в тишине ночного города, где так приятно играет музыка покоя и мира? О чем должна думать? Что должна спрашивать?

Здесь мысли больше путались, чем выстраивались в стройные ряды. Будто кто-то запустил котенка в корзину с пряжей. И тот путник со своими словами об ответах еще больше озадачил меня. Хотя пока мы не вошли в ворота города, они мне и не вспоминались.

Теперь же, когда день подошел к концу. Когда за плечами выполненная работа для дружинных коней, помощь странной старушке, поимка воришки, угощение от самих северных стражей, а впереди лишь работа для корчмарки, да сон, позволяющий отдохнуть от переживаний и дум, мне снова стало странно оттого, что нет на улицах ни калек, ни стариков, не немощных.

Когда-то в детстве старшие рассказывали нам удивительные сказки о северных воинах, бившихся за свои земли до последнего вдоха. Они лишались рук, ног, иногда даже головы, но все равно шли вперед, зная, что это ради благого дела, ради своих краев, народа, чести. Говаривали, что на поле битвы не было им равных, не было никого, кто смог бы одержать над ними верх. Ведь их тело изукрашено необычными защитными письменами и мечи ломаются о них, а скотина в ужасе бежит прочь.

Может, то и значили слова путника? Может, здесь мне дадут ответ и лекарство от немощи брата? Может, я не видела ни одного калеки и старика потому что их нет, а не потому что их гонят отсюда прочь? Если на Юге не могут вылечить, то это не повод оставлять надежду на пороге. Возможно там, где природа сурова с людьми, где сама жизнь требует сил и еще большего стремления к ней, найдется ответ и средство от неходячих ног? Может, именно это и подтолкнуло меня сделать первый шаг туда, где люди не видят на улицах калек?

И мне стоит начать поиски того лекаря, что наносит узоры, защищающие воинов и прочих северян? Может, он подскажет мне тот самый рисунок, что поставит на ноги брата и завершит мой путь?

Но для начала нужно заработать доверие корчмарки и других жителей города. Иначе мне не найти тех, кто здесь поможет советом или даст правильное направление. Да и несмотря на всю любовь к людям, ни один знахарь не будет врачевать без оплаты. Они тоже живые, им тоже нужно есть. А я со всей силой не каждому могу пригодиться.

- Ох, уже полные, - оборвала мои рассуждения Беата. - Быстрый ты, однако. Такие ведра большие, да и кадки не малы. А ты их уже заполнил, да еще и про запас нанес. Молодец, хвалю.

Я удивленно оглядела результат своих трудов. И когда это мне удалось столько раз сходить до колодца, что все вокруг уже заполнено водой? Снова думы о том, как быть дальше и где искать ответы, заняли все мое внимание, позволяя телу выполнять насущную работу самому.

- Устал? – Анна ласково улыбнулась и заботливо протянула мне небольшой кувшин. - Выпьешь?

Я осторожно принюхалась к содержимому и радостно распознала в резкой кислинке и хлебном аромате квас, который не пила с самого Славгорода. Мои руки непроизвольно потянулись к сосуду, а голова радостно закивала, рисуя счастливую улыбку на лице.

- Но пей осторожно, - заметила молодуха, отпуская кувшин. - Он из погреба. Холодный, аж зубы ломит. Но и освежает.

Квас и вправду был хорош. Зубы, не ломил, но так приятно тек по мне, позволяя насладиться его вкусом и воспоминаниями, навеянными одним лишь запахом.

Здесь было много хлеба из белой муки. Всюду торговали булками и угощали красивыми караваями, но прежде мне не встречался квас, который ставится только на хлебных сухарях, испеченных из муки грубого помола. Будто вся суровость и грубость оставалась в людях, но не уходила в землю, давая настоящую рожь, из которой и делается самый вкусный, пусть и очень твердый, подходящий только для сухарей, хлеб.

И тут среди всех этих мягких булок, ароматных, нежных внутри, мне предлагают напиток, что погружает в дни, когда единственной моей заботой было отнести брата на крыльцо и поторопиться в корчму, чтобы помочь дядьке по хозяйству.

- Хорош, квасок, как погляжу, - Беата широко улыбнулась, перекинула через плечо полотенце и похлопала меня. - Пойдем. Дам тебе еще работы, пока стоишь на ногах и готов помогать.

Я молча кивнула и последовала за корчмаркой, зная наперед, что меня ждет за дверью, скрывающей корчму от посторонних глаз.

Дворик в темноте вечернего города казался необычным, узким и совсем маленьким. Будто здесь и было-то всего три шага в длину и два в ширину. А все потому, что во мраке неосвященного двора стояла та самая темнота, что пытается поглотить все вокруг, не обращая внимания на попытки живого от нее избавиться.

Беата скрипнула старой лампой, висевшей на краю крыши крыльца, и зажгла в ней свет от лучины.

- Вот, - она махнула на колоду с топором и прошлась до поленницы. - Полюбуйся. Гостей сегодня, как яблок на земле осенью. А дров наколоть некому. А мне надо на ночь тесто поставить, прогреть дом хорошенько, чтоб гости не перемерзли к утру, да и по утру каши наварить, а не бегать с топором. Так что, вот тебе последнее на сегодня задание, – хозяйка прошлась до дровницы, взяла оттуда ветку и прикрепила к перекладине. - Заполнишь до сих пор и можешь рассчитывать на горячий завтрак и, может, не самую мягкую, но точно теплую постель.

Я отрицательно мотнула головой и улыбнулась.

- Устал? Работать не хочешь? Или вдруг деньги появились?

- Не нужно.

- О! – корчмарка хлопнула открытыми ладонями по юбке и округлила глаза. - Два слова! Так к завтрашнему дню я тебя и говорить научу, - Беата заливисто рассмеялась и снова посерьезнела. - А чего не нужно-то?

- Постели, - я перехватила топор поудобней и оглядела заданную меру.

Работы здесь было пусть и много, но руки чесались до нее. Оттого управлюсь я с нею скоро. Заодно и разомну плечи после ходьбы с ведрами до городского колодца и обратно. А раз и мне польза будет с такой работы, то чего просить больше положенного? Помощь хорошим девицам всегда за радость.

- А где ж ты спать будешь тогда? Или хочешь что-то другое попросить?

Я улыбнулась хозяйке широкой и искренней улыбкой:

- Стойло для меня и моего коня.

Беата с интересом оглядела меня, с удовольствием перехватывающую топор покрепче, слегка сощурила глаза и одобрительно кивнула:

- Договорились, малец, есть два свободных стойла. Ставь в дно своего коня, в другое сам ложись. Холодные у нас ночи. Так что по утру решим, что делать с тобой дальше, если не замерзнешь к тому времени и сам не переберешься, где теплей. Как управишься, заходи к нам. Познакомлю тебя с Аарном, он тебе покажет, где взять все необходимое и расположиться в каких стойлах можно. Ну все, хватит тут разговоры разговаривать. У меня у самой работы по хозяйству немерено, а месяц, - она взглянула в небо и вздохнула. - Уже и так высоко поднялся.

Я вновь осталась наедине со своими мыслями и работой, которая в радость. Гадар учил браться за все, что подворачивается на моем пути. Если это не угробит, то сделает сильнее и умнее. А главное, чему меня научил старый лекарь и бывалый воин – если для тебя нашлась работа, которая тебе по плечу и позволит стать хоть чуточку сильнее – берись за нее безоговорочно.

Топор оказался очень удобным. Он хорошо ложился в руку и взлетал, будто перышко, но рубил, как лучший колун, что можно повстречать на заднем дворе простой корчмы. Первые дрова разлетались от колоды в разные стороны так прытко и далеко, что пришлось приноровиться и бить слабее и аккуратней, чтобы после не бегать по всему двору, а то и за его пределами, чтобы собрать все для дровницы.

В тусклом свете лампы пространство расширилось и открыло мне больше места. Нашелся здесь и небольшой заборчик, ограждающий и защищающий от неосторожных прохожих скромный огородик, на котором пока торчали едва заметные ростки, слабо походящие на что-то съедобное. Нашлась и дорожка до калитки, которую я приметила лишь один раз – когда выходила по воду. И даже ворота в конюшню открывались с двух сторон, позволяя выводить лошадей не только на дорогу, где их могли забрать хозяева, но и сюда, чтобы выпасти на небольшом лугу, способном уместить лишь пару лошадок, или впрячь в телегу, преграждающую те самые ворота.

И как я не заметила всего этого днем, когда носила воду? Неужели сказывалась усталость от долгого пути и думы, что занимали все мое внимание? Прежде за мной такого не водилось. Так отчего же сейчас, в чужом городе, где стоит быть осторожней, я перестала оглядываться по сторонам, выходя из домов?

В тусклом свете лампы сложно было находить дрова, разлетавшиеся в тень. И потому, прежде, чем оглядеть результат своей работы и отправиться к Беате, чтобы получить оговоренную плату, я решила еще раз проверить – все ли собрано. Не хотелось, чтобы по утру дрова оказались на и без того слабых ростках или помешали кому-то выйти за калитку в целости и сохранности.

Лампа на крючке, вбитом в крышу крыльца, висела достаточно высоко, чтобы ее нельзя было легко снять. Оттого пришлось оглядеться по сторонам в поисках небольшой лавки или притолоки, чтобы ухватиться за кольцо и приподнять его выше крюка.

Ни того, ни другого рядом не оказалось. Хитро улыбнувшись лампе и еще раз глянув по сторонам, чтобы никто не приметил, я ловко забралась по столбу, используя перилла, как опору, ухватилась за кольцо и спрыгнула с трофеем на землю.

Дрова оказались именно там, где и ожидалось их найти. Непривычный топор сделал свое дело и разбросал пару поленьев по хилому огородику, примяв и без того побитые ночными морозами всходы. Они прильнули к земле, будто к материнской груди, старясь найти у нее защиту и понимание. Словно она в одно мгновение даст им сил, чтоб выпрямиться и сбросить с себя такие тяжелые и большие куски неживого дерева.

Вздохнув и отрицательно покачав головой на результат своих дел, я поставила лампу на землю, а сама перелезла через заборчик, чтобы убрать дрова. Мало того, что их место в дровнице, а не на огородике, за который я могу получить по утру по шее. Так еще и был какой-то особый стыд за то, что навредила беззащитным и таким слабым росткам, которые, возможно, дадут жизнь чему-то большему, а после помогут корчмарке и ее работникам выжить следующей зимой.

И у каждого ростка я просила прощения, нежно проводила пальцем по слабым листикам и улыбалась, вспоминая поля вокруг Славгорода, в родной деревне и попытку Арилы вырастить что-то позади одинокого домика у реки. Все это было живым и давало жизнь другим. Оттого просить прощения у всходов не казалось зазорным.

Дровница наполнилась наполовину, перешагнув метку корчмарки на три ряда. Отчего последние расколотые поленья я собрала в охапку и занесла внутрь, на кухню, чтобы оставить их там.

- Уже управился? – Анна сидела за высоким кухонным столом, поставив одну ногу на лавку, а второй болтая в воздухе, будто камушком на веревке, как в детской игре. - Ловкий какой.

Девица улыбнулась моему любопытному взгляду, поставила обе ноги на пол и прикрыла их длинной юбкой. Несмотря на работу в таком месте и постоянные попытки мужчин в зале облапать или иначе проявить свое внимание к ней, она оставалась скромной и воспитанной в строгих порядках северной семьи. Ее глаза оставались игривыми и улыбчивыми, в то время как все тело, повадки, выглаженная на коленях юбка говорили о правилах, царивших вокруг.

Анна все еще ходила в девках. Хоть и была ладной красавицей, к которой уже должна очередь выстроиться из сватов и женихов. Но она сама еще не знала ни цены своей красоте, ни тому, что есть кто-то готовый свернуть горы ради одной ее улыбки. Такие всегда позже других находят свое женское счастье. Особенно, если работают по хозяйству в местных едальнях.

- По душе он тебе, как погляжу, - улыбнувшись, заметила Беата и махнула рукой в сторону печи. - Складывай здесь. Они нам сейчас пригодятся. Анна, напои и накорми нашего помощника. А если ему что понадобится и он даже скажет об этом, не пугайся, помоги. Только не переходи границы, помощник, моя работница только с виду хрупкая, а заехать может так, что ты с ног свалишься.

Я улыбнулась ее замечанию и выложила дрова в указанное место. Корчмарка заботилась о своих работницах, не подпуская к ним тех, кто может обидеть. И мне стоило постараться, чтобы доказать – от меня вреда ее молодухам не будет.

- Нет, этого я не боюсь, - помогла мне Анна и спрыгнула с лавки. - Этот мне ничего плохого не сделает.

Беата лишь повела плечом и оглядела меня со всех сторон, будто впервые увидела.

- А чего так? Ладный малый, вроде не урод. Чего это ты решила, что приставать не будет? – она хитро улыбнулась и прищурилась. - Или у тебя невеста на Юге осталась?

Я улыбнулась в ответ и отрицательно мотнула головой. Пусть это сняло бы недоверие ко мне, пусть облегчило бы общение, но лгать в моей семье не принято. Даже если эта кривда будет во благо и никому не навредит.

- Так отчего ж тогда ты ему так доверяешь? – Беата усмехнулась и скрестила руки на груди, будто собралась допрашивать каждого из нас, а не просто вести разговор.

- Он мне помог, не дал упасть у входа, после сам вызвался посуду унести и столы выбирает, где у гостей взгляд понаглей. Он защищает, но сам ни разу даже не глянул на меня, как на девицу.

- А молодец ли ты после такого? – корчмарка задумчиво оглядела меня и широко улыбнулась. - Не обижайся, я тебя задеть не хотела. Вижу, что не девица. Давно к нам такие добрые и чистые не захаживали, вот и удивляюсь, - она хлопнула в ладони и повернулась к печи. - Ну, поболтать мы все охочи, а работа никуда не денется. И если ты уже со всем справился, нам еще есть, над чем похлопотать. Так что отправляйся спать, а утром ждем тебя сюда на завтрак. Аарн! – из-за печи показалась голова с копной пшеничных волос. - Проводи нашего нового помощника в конюшню. Все ему там покажи и расскажи.

Малец широко улыбнулся, согласно кивнул корчмарке и вышел из-за печи, будто из своего убежища.

Ему было от силы семь зим, не больше. Крепкий мальчишка с детским лицом казался невероятно взрослым, хоть и выглядел еще совсем ребенком. Еще немного и он станет красивым, статным молодцем с голубыми, почти синими, ясными глазами, удивительной копной волос цвета золотой пшеницы и большими руками. В нем росту уже сейчас, как во мне. Но все равно в кухне корчмарка ему придумала нетяжелую, но грязную работу. Видать, пока мальцу доверяли лишь мытье посуды, на большее он, по мнению хозяйки, не годился.

- Аарн, - юный помощник приветственно кивнул мне, представившись, будто я с первого раза не услышала его мнения.

- Лис, - улыбнувшись, я последовала его примеру.

- Будем знакомы, - он бросил прощальный взгляд за печь и направился к выходу. - Пойдем, расскажу тебе все и покажу.

Малец шел уверенно и важно, будто ему поручили задание, которого не каждый воин достоин. Отчего на лице рисовалась добродушная улыбка и хотелось следовать за ним, чтобы узнать, что будет потом.

Мы вышли в большой зал, где уже царила ночная тишина. Здесь еще горели свечи и лампы, освещая собой пустое помещение и одинокие столы. Анна уже убрала всю посуду и смела сор, оставив в углу, чтобы не выносить его ночью. Отчего сейчас использование такого большого числа свечей и лучин мне казалось пустой тратой.

- Могут спуститься гости, чтобы попить или поесть на ночь, могут еще прийти гости из-за ворот, которым потребуется ночлег, - пояснил Аарн, будто прочитав мои мысли, и вышел на большое крыльцо. - Потому мы и не экономим на свечах. Пока сами не спим, значит, готовы любого приветить, угостить и приютить.

Я улыбнулась его стройной речи и тому, как легко он понимает, какие мысли и вопросы могут возникнуть у чужака. Видать, работа за печкой с грязной посудой в такой корчме – не хуже любой другой. Там ведь и разговоры ведутся и люди обсуждаются. Девицы всегда готовы лясы поточить в свободное время. А где это лучше делать, если не на кухне?

- Пойдем, - малец ловко зажег лучину от лампы и направился к конюшне. - Биорн уже спит, наверняка, так что мешать никто не будет. Ты своего коня уже завел в стойло?

Я молча кивнула и последовала за мальцом, доверяя ему, но не переставая внимательно следить за каждым его шагом и жестом. Мы были в чужом городе, где успели показать себя с разных сторон перед разными людьми. Оттого не было во мне полной уверенности, что внутри, в конюшне или здесь, во дворе, нас не поджидает никаких сюрпризов.

- Поилки и кормушки ты уже видел, - Аарн поднял руку с лампой повыше и провел ею вдоль небольших сооружений, которые сложно не приметить. - Стойла, как и везде, в два ряда. Все уже спят, - он понизил голос и направился к дальней стене. - Только кухня бодрствует, да ты.

Малец остановился у последнего стойла, заваленного сеном и приподнял руку с лампой выше головы:

- Это обычно пустует. Мы его прежде держали под свою лошадь. А теперь нанимаем кого-нибудь для перевозки. Так выгодней. И стойло освободилось – можно больше принять.

Я понимающе кивнула и вошла внутрь, ощутив пятками жесткое сено, лежавшее здесь уже не первый день. Видать, его чаще использовали для хранения чистой и сухой травы на случай дождя. Да и в снежные дни такой запас пригождался. Но когда на улице стало теплеть, а мокрое время еще не пришло, про стойло и его запасы забыли, оставляя эту заботу на потом.

- Сено можешь убрать отсюда, если пахнет или мешает, - Аарн продолжил стоять с поднятой рукой, сдерживая в ней дрожь, чтобы не показаться слабым, и огляделся по сторонам. - В том углу, - он кивнул к задним воротам. - Найдешь старую попону. Она чистая. Можешь ее взять себе, как подстилку. Больше ничего дать не могу – Биорн убьет, если узнает. Тут без его ведома даже лошади не дышат.

Будто возражая словам молодого Аарна, Перунчик громко фыркнул, напугав тем самым мальца и заставив меня улыбнуться. За ним последовали и другие дружинные кони, а напоследок Дажденка ударила копытом в денник, прекращая тем самым продолжение забавы.

- Какие непослушные лошади у твоего отряда, - стараясь сдерживать дрожь после легкого испуга, заметил Аарн и направился к выходу, махнув мне рукой. - Я пойду. Еще не вся посуда перемыта. А ты располагайся. Завтра ждем тебя с утра на угощение. Может, задержишься у нас подольше, будет не так скучно. А то Биорн только красоваться горазд, а как помочь или подсказать, так тут его и след простывает.

Я улыбнулась откровенности юного помощника и кивнула ему вслед, зная, что в воцарившейся темноте он этого и не заметил. Пусть и так, но все же малец рассказал много интересного, о чем стоит помнить по утру.

Вместе с темнотой пришла и тишина. Каждый постоялец здесь погрузился в раздумья, а то и сон, отдыхая после долгой дороги, наездников на спине и снаряжения, натирающего бока, каким бы хорошим и удобным оно ни казалось со стороны. Они устали не меньше своих хозяев.

Я еще раз кивнула, но уже своим мыслям, и улыбнулась, поняв, что мой день, как и день на кухне еще далек от завершения. Потники так и остались лежать на лавке нетронутыми. А учитывая, как давно я их туда убрала, то сейчас их можно поставить на землю, и они не потеряют форму.

Что ж, теперь мне есть, где спать, и уверенность в завтрашнем дне тоже имеется, так что пора заняться и своими делами, так внезапно отложенными в сторону.

Ледяная вода в кадках тут же взбодрила меня. Лохань для чистки лошадей оказалась неглубокой и оттого стирать потники приходилось отдельно друг от друга, развешивая их после на привязь, чтоб те успели хотя бы стечь прежде, чем я разнесу их по стойлам и определю на денники. И каждая новая стирка давалась тяжелее и холоднее прежней. Но все же вселяла в душу особый задор. Будто теперь задачей было не только поскорее справиться с работой, но еще и окрасить руки в нужный цвет. Пусть его и не видно из-за ночной темноты.

Здесь, в Северном городе, ночь оказалась еще темнее, чем в Степи, где мне думалось, что она и вовсе пожирает мир на время сна всего живого. Тут же стирать приходилось едва ли не наощупь, и только ледяная вода подсказывала, где лохань. Потому хотелось поскорее все закончить и отправиться в теплую конюшню, где каждый был готов согреть меня своим дыханием и присутствием.

Последний потник лег на привязь, когда я уже не чувствовала пальцев. К тому времени и земля отдала мне последнее тепло, стараясь теперь забрать его у меня обратно. Она морозила пятки и заставляла двигаться быстрее, а ноги поднимать выше.

За спиной послышался неуверенный скрип и все вокруг вновь озарилось тусклым светом лампы – на крыльце стояла Анна и вглядывалась в дальнюю темноту, надеясь увидеть там что-то очень важное и нужное ей.

Не найдя ничего, девица ловко проскакала по ступенькам и направилась к воротам конюшни, шепча что-то про себя и перехватывая какой-то тюк. Она знала, что делает и даже без света смогла бы пройти эти пару шагов. Но все же в конюшне царили чужие правила, и она боялась нарушить их своим присутствием.

Я тихо последовала за ней и остановилась лишь в паре шагов от нее.

- Эй, Лис, - громким шепотом позвала меня молодуха, продолжая вглядываться в темноту.

И несмотря на свой шепот, она все же разбудила коней, только успокоившихся и решившихся насладиться заслуженным отдыхом. Они снова зашуршали сеном, выстеленным по полу для тепла и стали переминаться с ноги на ногу, ожидая, что последует за девичьим призывом.

Я улыбнулась их беспокойству и едва слышно прицокнула, давая знак, что бояться здесь нечего и можно снова предаться сну, так нахально оборванному чужаком.

- Лис, ты где там? Спишь уже? – не услышав моего сигнала и продолжая вглядываться в темноту, продолжила молодуха, не отпуская неудобный тюк.

Ей стоило помочь, уж очень тяжелой казалась ноша, да и одной рукой держать ее неудобно. Отчего ей приходилось изгибаться и класть ее на бедро и бок. А это делало ее стойку кривой, да и лампа в другой руке не облегчала задачи, а лишь заставляла еще больше и сильнее уставать.

Как удивительно устроены люди. Каждодневный бег по общему, людному залу, таскание пустых и полным мисок, уворачивание от сальных взглядов и тянущихся к юбке рук были проще и легче, чем простое стояние в проеме с тюком наперевес.

Я спокойно сделала оставшиеся пару шагов и перехватила скатку чего-то теплого и объемного, освобождая девицу от лишней тяжести и неудобства.

- Так ты здесь, - резко обернувшись и разглядев меня позади себя, радостно воскликнула Анна и выпрямилась, расслабив плечи. - А я тебя там ищу. Беата поручила принести тебе одеяло, чтоб ты не замерз ночью. Оно хоть и колючее, как залежалое сено, зато очень теплое и тяжелое. Так что теперь тебе не будет холодно ночью. Не простынешь и сможешь порадовать нас своим присутствием по утру.

Я благодарно кивнула и улыбнулась девице, обеспокоенно глянувшей на мои все еще красные от ледяной воды руки:

- Ты чего тут творишь в такую позднюю и холодную ночь? У тебя руки на две ледышки похожи, - она потянула ко мне свои изящные ладони, но вовремя опомнившись, одернула себя. - Тебе нужно что-нибудь горячее. Иначе ты так без пальцев останешься. Стой здесь, я сейчас вернусь.

Молодуха развернулась и бегом отправилась обратно к крыльцу, чтобы скрыться за дверью в общем зале, где так щедро жгли свет по чем зря.