Лисья тропа. Глава 4. Север. Часть 10⁠⁠

Кухня на все времена остается местом, где раньше других закипает работа. Если допустить, что хоть когда-то она здесь заканчивается. Даже ночью, когда все спят мирным сном, в бочонках дображивает хмель, а в кадках отстаивается тесто, чтобы по утру превратиться в ароматный хлеб.

А чтобы порадовать постояльцев и домашних добрым завтраком, свежим угощением и сытной кашей, именно женщины и девицы, кухарки и корчмари встают первыми. Они начинают свою работу тогда, когда остальные еще бродят по полям своих снов. Они приступают к делам, вычищая чаны для приготовления новых порций угощений, наносят воду для готовки и мытья, вытаскивают мясо из ледников и разливают свежий хмель по кувшинам, чтобы быть готовыми к ранним, самым первым едокам.

Оттого меня встречали здесь уже с улыбкой, будто только и ждали, когда к ним зайдет конюх:

- Надо же, уже на ногах в такую рань. – с улыбкой заметила Магда и оглядела меня с ног до головы. - Есть будешь? Мы хоть еще и не много наготовили, но хлеб есть испеченный с вечера и молоко только принесли.

Я улыбнулась и согласно кивнула. Позднее завершение работы по корчме лишило меня возможности прихватить с собой хоть что-то, чтобы позавтракать, спокойно сидя на лавке у конюшни. Оттого из живота временами доносились предательские звуки, которые так и норовили выдать мой голод.

- Тогда пошли, - кухарка махнула мне и направилась внутрь. - Нечего тут стоять на морозе. Земля еще холодная, да и воздух ему под стать. Хватай ведро, раз пришел, и идем.

Молча кивнув и ловко перехватив ношу Магды, я последовала за старшей кухаркой, ожидая распоряжений и времени, когда мне будет дозволено попросить помощи.

- Ставь здесь, - Магда махнула в сторону печи, и сама отправилась в дальний угол к столу, где уже хлопотали молодухи. - Ну что, девоньки, приветствуйте срединного конюха и накрывайте на стол. Будем завтракать, раз есть с кем.

Девицы оглядели меня с ног до головы и с игривым смехом принялись переносить на стол блюда с хлебом, нарезать мясо и сыр, разливать молоко по кружкам. Они красовались перед молодцем, зашедшим к ним на запах угощения, и каждая пыталась выделиться на фоне своей подруги.

В какие бы земли мы ни пришли, девицы всегда оставались прежними. Менялся цвет глаз, платьев и волос, кожа приобретала более светлый оттенок, да и взгляд не всегда дарил тепло. Но едва перед ними появлялся молодец, свободный и подходящий им по зимам или стати, как они переставали бросаться колкостями, тупили взгляд, улыбались и шутили, стараясь обратить на себя внимание и завладеть чужим сердцем для своих забав.

Сколькие пали жертвами их звонкого смеха? Сколькие страдали от их отказов в ночной прогулке? Скольким не досталось даже кружки с водой из их рук? А сколькие были удостоены такой чести? Они вершили судьбы не меньше и не слабее, чем Светлые и Темные боги. Отчего никто не осмеливался попадать в опалу к тем, кто стоял у печи – плевок в кашу или слабительный порошок никого еще не делал счастливым. А сколь прекрасными были молодухи, столь они были и злопамятными.

Я улыбнулась им в ответ, перелила воду в ближайшую кадку и составила ведра к двери, чтобы они не мешались под ногами. Да и пока дворовые мальчишки не поднялись, нежась в своих постелях и мечтая о быстром поцелуе или добром девичьем взгляде на вечерках, мне под силу нанести еще воды для того, чтобы конунг не был недоволен работой кухни.

- Садись, - Магда указала на лавку и села напротив, продолжая расставлять тарелки и кружки, замысловато выстраивая их. - И вы садитесь.

- Но у нас тесто доходит, - неуверенно возразила одна из девиц.

- Мимо нас не уйдет, - спокойно ответила кухарка и обернулась ко мне. - Ну, угощайся, середняк, будешь нашим ранним гостем. А если еще и расскажешь, отчего так рано не спится молодому конюху, так мы и вовсе будем рады твоей компании.

Я добродушно улыбнулась на ее слова, молча, но благодарно кивнула, придвинула к себе кружку и отхлебнула все еще теплое, парное молоко. Оно оказалось не таким жирным и более водянистым, в сравнении с тем, что уже дают срединные коровы, но его тепло позволяло на мгновение вернуться в дом, где мне всегда было не место, но о котором я все равно вспоминала с улыбкой.

- Слово из тебя вытянуть, как я посмотрю, не так уж и просто, - заметила Магда и одобрительно кивнула. - Это хорошо, мудро, не в пример нашим мальцам, у которых язык, как помело. Но и слова временами приносят не мало пользы.

Она была права. Временами стоило открывать свой рот и произносить хоть пару слов, чтобы не создавать вокруг себя столько проблем и вопросов, вот только голос не изменишь. Как бы я ни старалась, но говорить, как мужчина – глубоко и грубо, у меня выходило плохо. А для тех нескольких фраз, что приходилось все же произносить, усилий прилагалось не меньше, а то и больше, чем для наполнения самых больших кадок, что когда-нибудь стояли в корчмах.

Пока на вид мне все давали отрока, вопросов было немного. У всех к этим зимам ломался голос и каждый день звучал иначе, чем вчера. Но чем грубее становились мои руки и чем серьезней становились глаза, тем сложнее скрывать, кто я есть. Хоть все и списывали мое гладкое лицо на южную кровь.

- Эх, наше вчерашнее знакомство не сильно-то и изменило твое к нам отношение, - усмехнувшись заметила Магда и улыбнулась. - Хотя это скорее делает тебе честь, чем оскорбляет нас. Ты учтив не по зимам, осторожен, услужлив. Помогаешь, даже если и не просят о том. Скромен, не рвешь с места и не нападаешь за девичьи колкости. Любая бы такого захотела в женихи и пасынки.

Я добродушно улыбнулась и продолжила неторопливо завтракать, внимательно слушая кухарку.

- А все ж таки есть в тебе что-то, что настораживает, заставляет присматриваться к тебе, следить, что ты делаешь. И пусть не видно за тобою зла, но молчаливость твоя требует к тебе особого внимания. Ты ведь вчера за наше знакомство и больше пяти слов не связал.

Мне оставалось лишь кивнуть, делая вид, что рот набит едой. А говорить в таком виде будет равно оскорблению тех, кто сидит со мной за одним столом.

- Знаешь, мальчик, - улыбнувшись продолжила Магда. - Нам тут во дворе встречались разные гости с Южных земель. Ты ведь не срединник, не оттуда пришел. Да и девочки слышали, как твой воевода говорил про южного лекаря, про Саррунду и что-то о тебе. Значит, выходит, что ты совсем издалека. Но вот, что интересно, приходили в наши края и оттуда. И были они такие болтливые, что даже пиво с мясом не могли их заткнуть. А ты, как сыч, только молчишь и глазами повсюду глядишь, будто выискиваешь что-то.

- Я просто конюх, - прожевав заметила я и залпом допила молоко из кружки.

- А мы и не отрицаем того, что ты конюх. Вон и воевода твой то же самое говорит. Просто слишком уж ты тихий. А женщины лучше всех чувствуют, когда что-то не так идет.

- Не доверяешь?

- Что ты! Тебе в этом дворе доверия больше, чем к твоим ратникам. За весь вечер и утро ты еще ни одной девки не ущипнул и ни одну не зазывал глядеть на звезды, - Магда заливисто рассмеялась и принялась убирать пустую посуду со стола. - Лишь хочется услышать от тебя больше, чем прозвище, которым тебя все величают. Хотя нет, погоди, у вас не принято говорить свои имена. Не торопись и ты. Лишь иногда отвечай на наши вопросы и принимай благодарность за работу. На этом и разойдемся.

Я улыбнулась ее доброте и доверию, еще не заслуженному и неоправданному. Магда была права – женщины лучше других знали, понимали и ощущали все. Они точно могли сказать, когда дело неладно. И примечали все, на что ни один воин внимания бы не обратил. Оттого и вела я себя с ними куда осторожней и осмотрительней, чтоб не попасться раньше времени.

Было достаточно и того, что в городе обо мне все знает бабушка Хильда. Ей, в отличие от других, нет до того дела. И оттого бояться, что слушок о том, что срединный конюх – девица можно было и не ждать. У других же языки помягче будут, могут и сболтнуть.

Потому я добродушно кивнула на слова Магды и, встав, уточнила:

-Помощь нужна?

На меня уставилось три пары глаз, удивленно выискивающих то ли подвох, то ли шутку. Видать, не часто гости конунга, даже такие мелкие и незначительные, как я, предлагали им помощь в работе.

- Ну, помоги, если не шутишь.

Я отрицательно мотнула головой и продолжила ждать просьб, зная, что после смогу попросить и взамен то, что нужно мне.

- Ну, - Магда улыбнулась, оглядела стены, столы и печи в кухне, пожала плечами и махнула в сторону двери. - Можешь нам воды нанести, пока наши обалдуи спят. Скоро завтрак подавать, а у нас уже кадки пустые.

Я улыбнулась и, спокойно развернувшись, отправилась к дворовому колодцу, чтобы наполнить кадки и чаны в кухне, чтобы помочь самым нужным и важным людям в этом городе.

Казалось, что вся моя жизнь связана с водой, ведь у нее мне приходилось бывать даже чаще, чем в конюшне. И как моя вторая жизнь началась с реки, так и не уходила она от меня ни на шаг, преследуя повсюду от самой капризной Степи и до сурового Севера.

Каждая корчма, кухня и конюшня, каждый двор и дом, в котором мне приходилось бывать, выставлял передо мной ведра и пустые кадки, будто только в том и была моя жизнь. Я могла даже не оглядываться, входя в гости или залы едален, а сразу брать ведра и отправляться к колодцу, ручью или роднику, чтобы набрать воды, которая, заканчивалась перед моим приходом, будто по велению Светлых богов, желавших мне так помочь.

И вот снова в моих руках покоились ручки ведер, а ноги несли к колодцу, на мою удачу, расположившемуся поодаль от кухни, которую, видать, и строили, так, чтобы можно было быстрее приносить воду для готовки и уборки. И снова мне доставалась легкая работа, в которой достаточно лишь рук и моей силы, в то время, как голова могла отправиться в дебри своих размышлений, чтобы, наконец, набраться смелости и сил, и задать вопрос или озвучить свою просьбу.

Да и какой же вопрос я должна задать бабушке Хильде? Сможет ли она дать ответ? Или отправит меня дальше, где будут знать больше, как это делали ее предшественники?

Пока вода перекочевывала из колодца в кадки, мне было, о чем подумать и послушать, что говорят вокруг.

Как и всегда, на кухне велись разные беседы. И никто не стеснялся и не оглядывался на нескладного конюха, помогающего по хозяйству. Все говорили свободно, перебрасывались шутками, едкими замечаниями, умными мыслями. И зря кто-то считал, что на кухне только и разговоров, что о молодцах, да еде. Здесь можно услышать куда больше полезного, чем за столом, заполненным самыми великими мудрецами.

- А тот молодой очень даже ничего, - заметила одна из девиц, вымешивая тесто и благодарно кивнув мне на очередное ведро воды, вылитое в рядом стоящий чан. - Эй, конюх, как его там зовут того молоденького, что с вами пришел?

Я удивленно вздернула брови и внимательно посмотрела на Ясну, ожидая других уточнений. Как по мне, в нашем отряде все казались достаточно молодыми, чтобы попасть под ее определение. Кроме Милозара и Бородума, каждый из ходящих под началом Лиха был его ровесником.

- Ну, тот, с золотой челкой, - уточнила за подругу Милолика и обернулась к нам лицом. - Еще все время нос к небу держит, будто ему помои предлагают. Уж не принимай близко к сердцу, но он какой-то задиристый очень.

Ее честные слова вызвали во мне лишь улыбку. Я спокойно кивнула и ответила на их вопрос:

- Светлогор, - и немного помолчав добавила. - Светик.

Этот мальчишка и тут уже смог выделиться своими повадками и норовом. Даже девицы заметили его, хоть и выходили по вечерам лишь для того, чтобы помочь разнести еду по столам. И уже каждая решила для себя, каков он на самом деле.

- А имя-то какое, - прыснула Милолика, забыв про руки в муке и обелив все вокруг мелкой пылью. - Прям ему под стать. А то я и гляжу, все на небо косится. Видать, обратно хочет. Хотя, судя по его поведению, туда ему дорога закрыта, может, выперли или пинком под зад на землю отправили.

Я не смогла не улыбнуться на откровенные шутки молодой кухарки. Вот уж и вправду, как много можно узнать о человеке по его смеху. Милолика смеялась искренне, чисто, звонко и заразно. Так и хотелось повторить за ней, прикрыть глаза и рассмеяться от души, чтобы задобрить Светлых богов и позабыть о всем плохом. И делал этот смех ее еще краше, чем была она от рождения.

- Ладно тебе над всеми насмехаться, - обиженно оборвала девичий смех Ясна. - Все б тебе других высмеивать, а на себя не глядеть. Молодец просто очень хорош, не твоего полета птица. Вот ты и насмехаешься. От обиды.

- Ой, да кому нужен молодец, что кроме себя и своего воеводы никого не видит? Или он тебе чего-то пообещал в то единственное мгновение, что вы глазами встретились, пока ты воды напиться выносила? – Милолика скрестила руки на груди, снова позабыв о муке и раскатке теста, и выпрямилась готовая в любой момент защищаться от нападения, а не простых словесных нападок.

- А может и так. Тебе что с того будет? Тоже приглянулся?

- Нет, мне такого добра и с вареньем не надо и в меду горько будет. Он с Элтуром одного поля ягода, бед не оберешься.

Я улыбнулась на их перепалку и оглядев все кадки и чаны, спокойно составила ведра в сторону, не пытаясь разнять спор двух разгорячившихся девиц.

- И долго мне еще кладку в печь ждать? – раздраженно поинтересовалась Магда, оборвав спор самым резким способом. - Вы чего раскудахтались? Работы нет, чтоб стоять тут руками в бока упершись? Хлеба напекли? Каши наварили? Готовы накормить на восемь ртов больше, чем обычно? Солнце уже показалось, а у нас еще ничего не готово. Скоро за тарелками прибегут, а мы что им туда сложим? Ваши слова? Так они и ими подавятся, - кухарка обернулась ко мне и внимательно оглядела пустые ведра. - А ты уже справился? Ну, хоть кто-то тут способен все делать без споров и перепалок. Зовут-то тебя как, конюх? Уже можешь и сказать, как к тебе обращаться.

Я оглядела троицу раскрасневшихся от работы и споров женщин, смущенно улыбнулась и, одернув жилетку, накинутую поверх рубахи, выпрямилась:

- Лис.

- Это мы и вчера слышали. Что ж за имя такое для мальца? Будто зверек прибившийся.

- Другого не знаю, - мне оставалось лишь пожать плечами.

- Хм, Лис, ну, значит будешь Лисом и у нас. Ничем не хуже других имен.

- Раз он пришел на Север с животным именем, - заметила Ясна, обходя меня вокруг, будто диковину. - То и имя мы можем дать ему новое.

- Он тебе не пес, чтоб отзываться на твои прозвища, - раздраженно заметила Милолика и строго посмотрела на свою товарку.

- Пес, не пес, а вот имя можно было подобрать и получше для такого доброго малого. И у нас лисы зовутся иначе. Так отчего ж не сделать и его северным лисом? – Ясна на мгновение замолчала, еще раз смерила меня с головы до ног, на мгновение задержала взгляд на босых ступнях и, ухмыльнувшись, вскинула голову, глядя мне в глаза - Будешь Рэв. Тот же Лис, но по-нашему, по привычному.

- Он хоть и молчаливый, а все ж не нам давать имя тому, у кого оно уже есть, - спокойно заметила Магда, разворачивая девиц по своим рабочим местам. - Вы тут не котенка завели, а молодца поприветствовали. И, если уж на то пошло, он куда больше других достоин сам выбрать себе имя, если старое надоело, - кухарка внимательно поглядела на меня и улыбнулась, - Верно, малец?

- Пусть будет Рэв, - коротко ответила я и кивнула на слова Магды.

От самого Юга и до Северных краев я оставалась лисой, куда бы ни пришла. Ноуна в Степи, Лис в Славгороде, теперь Рэв в Дорогосте. Они все принимают меня такой, какой увидела мать, лишь меняют имя под свой язык и привычку, оставляя ту же суть, что пришла вместе с моим рождением. Не это ли можно было назвать задумкой Светлых богов, направлявших меня все время вперед?

- Тогда на том и сойдемся, Рэв, - Магда одобрительно кивнула и махнула в сторону лавки, приглашая присесть для дальнейшей беседы. - Давай немного поболтаем, пока все спят. Расскажешь, как живется на Юге, что привело тебя сюда. Сможешь ли подарить нам немного историй, чтоб было, о чем вести беседы по вечерам?

Я удивленно поглядела на кухарку, на любопытно обернувшихся на меня девиц и отрицательно мотнула головой:

- Работа ждет, нужно идти.

- Так ведь твой отряд еще спит.

- Но не кони.

Магда внимательно поглядела на меня, на то, как держусь, не опуская плеч и не теряя уверенности во взгляде, хмыкнула и кивнула:

- Верно. Тебе не позволена та вольность, что есть у ратников. Тогда мы отпускаем тебя с обещанием, что заглянем в гости к обеду, чтобы пригласить на трапезу в нашей компании.

- Благодарствую. Это будет честью, - я учтиво поклонилась и, выпрямившись, непроизвольно сложила ладони перед собой, как это всегда делал Гадар, начиная неудобный разговор. - Мне нужно попросить вас о помощи.

Руки, будто намазанные свежей смолой, прилипли друг другу, не разрываясь и не опускаясь ниже, но и не поднимаясь к груди, как полагалось у степняков в мольбе. С чего вдруг посреди Северного города, переполненного морозными взглядами и таким дорогим моему сердцу молчанием, мне вспомнились уловки старого лекаря, всегда помогавшие ему получить свое?

Я не собиралась просить ради себя и своей корысти. Мне была нужна помощь с тем, кто жил здесь задолго до моего прихода. Но почему-то ладони сами сомкнулись и придавали уверенность в том, что мне не будет отказано.

- Какая? – лицо Магды озарилось любопытством, списавшим с нее тут же пару зим.

Теперь передо мной стояла не грузная, опытная кухарка, способная любого поставить на место ударом поварешки в лоб. Она вдруг стала моложе, глаже кожей, светлее глазами. Даже волос вдруг перестал пестрить сединой, и будто вернул себе равномерный русый цвет.

Она еще не знала, что я попрошу, но то, что кто-то нуждается в ее помощи искренне, по-настоящему, без приказов, делало ее вновь молодой и всемогущей.

То ли слипшиеся ладони сделали свое дело, то ли изменения в Магде, но стало ясно – мне не откажут в просьбе. И это будет не ответной услугой за мою помощь, а чистым ответом на вопрос:

- Мне нужна плотная, длинная материя.

В кухне на мгновение воцарилась тишина. Даже каша в горшках перестала недовольно булькать, так и норовя приподнять крышку, чтобы начать свой лихой побег из сосуда. Все изумленно смотрели на меня, не зная, то ли рассмеяться на мои слова, то ли попробовать понять, зачем босому, неказистому конюху нужна ткань.

- На портянки? – уточнила Милолика, оторвавшись от раскатки теста.

Я лишь отрицательно мотнула головой:

- Плотнее.

- На запястья? – включаясь в рассуждения, предположила Ясна.

- Жестче.

- Так для чего ж тогда тебе такие грубые ленты? – пресекая новые догадки, поинтересовалась Магда, продолжая освещать все вокруг своей красотой и возвращая всех к своей работе.

- Для коня.

- Коня?! – тут уже каждая развернулась ко мне в полный оборот и округлила глаза до медного пятака, будто и не ожидали, что конюх попросит что-то для лошадей.

- У вас конь в стойле, больной. Ему нужно помочь, - осторожно подбирая слова, пояснила я, все еще не отпуская рук.

- Так ты про Леонира! – радостно воскликнула кухарка. - Я и подумать не могла, что ты до него доберешься. Девоньки, он знает про несчастного конька. Неужели, хочешь ему помочь?

Я молча кивнула и улыбнулась тому, как изменились в лице хозяйки кухни. Все они широко и благодушно улыбались мне, ожидая ответов на еще не озвученные вопросы и готовые помочь, чем смогут.

- Знал бы ты его историю, раньше бы начал просить все, что нужно для него, - Магда прошлась до неприметной двери, открыла ее и погрузилась в поиски чего-то на полках. - Этот конек столько пережил, а про него забыли почти сразу после смерти его хозяина. Тебе кто-нибудь уже рассказывал, что наш конунг потерял сына этой зимой? – не дожидаясь ответа, она начала рассказ - На его отряд напали полярные дикари, когда они патрулировали северные границы. Эти варвары схватили в плен нашего Свейна вместе со скакуном, пытали, выжигали свои знаки на его теле, стараясь закрыть защиты, наложенные нашими вельвами. Они спилили Леониру копыта вполовину, чтобы тот не смог сбежать. А после убийства его хозяина привязали к нему его тело и выставили посреди поля, чтоб каждый смог подойти и нанести удар.

Магда вновь оглядела меня, ожидая увидеть что-то на моем лице, выложила пару лент на стол и продолжила свои поиски, а вместе с ними и рассказ:

- Но конь не остался на месте. Несмотря на боль и тягость передвижения, он понес тело своего хозяина туда, где его смогут похоронить с почестями. Он шел обратно в Дорогост не один день, земля морозила его до самой гривы, у него не было еды, а вода лишь та, что растапливалась от прикосновения губами к снегу. Но его это не останавливало. Он шел, нес своего хозяина, будто тот еще жив.

Она снова выложила несколько полос на стол и оглядела находки:

- Но вместо благодарности за помощь, за то, что конь, превозмогая свою боль и забывая о себе, принес хозяина туда, где ему отдадут последние почести, его отправили в стойло, позабыв о нем, как о постыдном пятне в жизни, - кухарка фыркнула и обернулась ко мне. - Этого будет достаточно?

Я подошла к столу и принялась разбирать плотные шерстяные ленты материи. Они были достаточно грубы, чтобы не порваться от частого трения о землю и достаточно упруги, чтобы обмотать их вокруг ноги плотно, туго и крепко. Для первого раза, достаточно и таких онучей, пока не придумаю хорошую «обувку» для конька и не найду травника, способного предложить мне хороший набор порошков.

Арила и Гадар редко занимались скотиной. Все больше к ним приходили люди со своими увечьями и жалобами на вздувшийся живот. Но все же встречая на своем пути тех, кто нуждался в помощи, они не проходили мимо, отказывая в мелочи, которая им под силу. Потому южная красавица и делилась со мной своими знаниями, как вывести блох у собак, как залечить плеши от лишая или вытащить клеща, ушедшего под кожу. Но кроме простых хитростей, умели эти живущие в отшельничестве степняки и лечить зубы, кости, копыта братьев наших меньших. Хоть никогда и не кричали об этом, стоя на улицах Саррунды, как обычно делали шарлатаны.

Спиленное не вернуть, это я знала не хуже других и обещать такого чуда не могла. Но укрепить оставшееся, чтобы поставить коня на ноги, наряженные в подковы, мне под силу. Нужно лишь найти травы, что использовала Арила для лечения зубов и костей.

Я никогда не собиралась стать лекарем, как Гадар, или травницей, как его внучка. Да и сама искала того, кто умеет врачевать, ставить на ноги, помогать немощным. Но именно сейчас мне досталась участь той, кто может спасти кого-то от смерти в забытьи. И пусть это лишь конь, но ноша, возложенная мною же себе на плечи, тяжелее и важнее любого больного человека. Конек не мог встать и потребовать помощи сам, не мог отправиться на ее поиски или напомнить о себе. Не мог найти крепкое плечо, на которое оперся бы в своих поисках и лечении. Его уделом стало стойло, прелое сено вместо лежака и корм, бросаемый ему, как умирающей скотине.

- Если потребуется что-то еще, - заметила Магда. - Говори, не стесняйся. Мы найдем. Леонир – очень смелый и верный конь. И каким бы глубоким ни было горе Хальвдана, его решение так поступить со скакуном сына слишком жестоко. Но ему такого в лицо не скажешь. Кто с кухни осмелится возразить конунгу? Потому, видать, Светлые боги решили привести помощь извне.

- Не слишком ли ты надеешься на пришлого конюха? – уточнила Ясна, глядя на расцветшую кухарку. - Даже местные не захотели им заниматься. А тут пришел хилый южанин и ты ему все выложила про коня, про конунга, про порядки, будто сыну родному. А вдруг он – засланец? Вдруг, его к нам с севера прислали?

- Ты за языком-то следи, негодница, - строго взглянув на девицу, ответила Магда и, вручив мне всю охапку лент, продолжила. - Да и тебе нужно поспешить. Коней надолго без присмотра оставлять нельзя. У нас тут хоть и загон для них, а все же скоро воины проснутся и нам надо работать, и тебе к своим делам возвращаться.

Я понимающе и благодарно кивнула в ответ на доброту кухарки и, не останавливаясь по пути к выходу, принялась сматывать материю, чтобы удобней ее нести до конюшни. Она была права, так к доброй скотине не относятся даже в Степи. Никто не станет обрекать коня или даже ишака на верную и долгую смерть только из-за того, что тот принесет дурную весть или тело умершего сына. Ему скорее отдадут хорошие почести и либо отправят в последний путь с покинувшим нас, либо позволят жить в достатке и заботе до последнего вдоха.

Северяне теряли то уважение и восторг, что вызвали сначала. Их суровое молчание стало скрывать от окружающих и меня тяжелые мысли и замыслы. Их тяжелый взгляд больше не казался умным и глубоким, а скорее походил на взор палача, рассуждающего о новом оружии. Но, как и в любых краях, среди северян встречаются разные люди. Есть и те, кто походил на Исилдура, и те, кому сродни повадки Элтура, и те, кто молча наблюдал за всем, что происходит вокруг, как Вардан. Все мы делились на разных людей, со своими повадками, знаниями, умениями и событиями за спиной. И я, когда-то была девчонкой, мечтающей стать мудрой и великой Василисой Благомил, вот только Богам всегда виднее, куда дальше идти их детям. Они уготовили нам дорогу задолго до нашего рождения.

У конюшни меня уже ждали все, даже самый отстраненный от простых забот и переживаний Снежок перетаптывался с ноги на ногу, иногда поглядывая в сторону казарм. Всем хотелось поскорее узнать, что придумал их маленький братец или просто знакомец.

Леонир – красивое и сложное имя для простого коня. Видать, его хозяин по-настоящему ценил и любил своего скакуна. Отчего еще большей жестокостью казалось решение конунга позабыть о нем после смерти сына. Но куда срединному конюху до дум, что терзают северного владыку? Я могу лишь помочь теперь коню снова встать без страха и боли и подарить ему немного заботы, которой он не видел с самой зимы.

На мой свист с призывом разойтись, чтобы дать возможность пройти внутрь и дать мне больше света, и близкие, и чужие кони отреагировали послушно и спокойно. Будто сами до того собирались разбрестись по двору, чтобы заняться более важными делами. А конюх просто не кстати рассвистелся, словно кто-то тут его слушает.

Перунчик игриво ткнулся мне в плечо, проходя мимо и мотнул головой в сторону ворот. Нужно все сделать до прихода ратников за своими лошадьми, чтобы все остались довольны началом дня.

Леонир все еще озирался на открытое стойло и вздрагивал от теней, выглядывавших из-за денника. Видать, те полярные дикари и вправду были жестоки настолько, что могли запугать даже боевого коня. Значит, стоило излечить не только его тело, но и вернуть ему веру в тех, кто ходит рядом, но отличается от него и его рода.

Слегка прицокнув языком, я протянула руки с лентами, медленно присела рядом, сложила свою ношу на землю и выпрямилась, несильно подталкивая конька последовать за мной. Вертя ушами, как шапкой на палке, мерин застыл на мгновение, но все же решил последовать моему примеру, фыркая от каждого прикосновения вычищенного пола о его голые копыта.

- Верно, - заметила я, ласково погладив его по морде и запутав пальцы в гриве. - Больно. Но нужно терпеть иначе не помогу.

Леонир внимательно поглядел мне в глаза, ища в них подвох или хитрость. Но не найдя ничего, кроме заботы и ласки, на которую может быть способен только настоящий любящий человек, он кивнул, стараясь стоять на одном месте, чтобы упростить мне задачу.

- Молодец, - похлопав по холке конька, похвалила я и спокойно села у его копыт.

Усевшись, как это всегда делал Гадар, собираясь заняться долгой, но очень серьезной работой, я принялась разматывать ленты и тихо мурчать южный мотив, которому меня научила Арила. Конечно, в этой песенке были слова, которые легко мне давались и на южном, и на родном языках. Но солнце уже встало и в любой момент сюда могли войти люди, которым не стоит слышать моего пения.

Леонир послушно стоял и ждал действий. А мне оставалось только спокойно разглядывать копыта, осторожно приподнимая их над землей и размышлять, почему мне сразу не были видны грубые надпилы на его крепкой кости. Это были не кузнечные, точные инструменты, это неаккуратные спилы, грубой, жестокой руки. Она не щадила ни человека, ни скотину. И ее хозяин не желал добра коню, которого все же можно было переучить, усмирить, сделать своим. Но вместо этого полярник решил уничтожить его честь, отобрать силу, что хранится в ногах, и выставить на показ для унижения.

- Я помогу, - только и оставалось приговаривать мне, когда руки касались ног. - Ты – воин, ты выдержишь.

И он терпел, он стойко ждал и молчал, когда я приподнимала очередное копыто, разглядывала внимательно спилы, трещины, направленные вверх, чтобы продолжить разрушения и сделать его жизнь невыносимой. Конек послушно и терпеливо держался на трех ногах, пока на четвертую плотно наматывалась портянка, заходящая на подошву, чтобы сделать его шаг мягче и безболезненней.

Наконец, я смогла выпрямиться и оглядеть результат своих трудов. Леонир стоял ровно, удивленно разглядывая меня и пытаясь понять, что не так, почему ему не хочется снова упасть и лежать на старом сене, ожидая своей смерти. Ноги еще слабо держали конька, предательски вздрагивая под весом его тела. Но он не сдавался, сопротивлялся своей слабости, желая насладиться тем, что может смотреть на мир не снизу-вверх, а наоборот. Его глаза больше не утыкались в нижнюю часть денника, а могли глядеть поверх него, изучать меня, мою макушку, конский хвост, туго затянутый на затылке для удобства и повиновения традициям южной Степи.

И глаза его светлели, яснели от того, что впервые за долгое время ему не больно стоять. Он неуверенно сделал шаг, замер на мгновение, прислушался к себе, к своим ощущениям, тому, как не чувствует холодной земли, мелкой соломы, оставшейся на полу, боли от очередного движения.

Я улыбнулась ему, его осторожности, и удивлению. Конек еще сам не верил своему счастью, возможности покинуть стойло, ставшее его тюрьмой или последним пристанищем. Наконец, он мог увидеть белый свет, почувствовать солнце, ветер, путающий его и без того всклокоченную гриву, ощутить ароматы приближающейся весны.

- Можешь идти, - похлопав его по боку, подтвердила я мысли конька и осталась наблюдать, как Леонир на шатающихся ногах медленно и осторожно движется к воротам, чтобы там быть встреченным его товарищами и новыми друзьями.