Лисья тропа. Глава 3. Срединные земли. Часть 3⁠⁠

Общий зал встретил меня шумом и жаром, как и полагается раннему вечеру, когда посетителей еще немного, а вот угощение уже готовится впрок.

Алдур был хорошим хозяином. И для этого мне не нужно видеть его лица или слышать речи. Достаточно взглянуть на то, какими чистыми были полы и стены, какими крепкими были столы и лавки, какими шустрыми и прыткими были девицы, разносившие еду и напитки по гостям. Не одна зима, проведенная в корчме дядьки, научила меня тому, как обращаться с посетителями, как вести беседы и убирать все вокруг незаметно и осторожно, чтобы не помешать отдыхать. И потому с первого взгляда видно насколько хорошо Алдур отбирал своих помощников, а по аромату, доносившемуся с кухни – как уважал гостей и вкусную еду.

Я улыбнулась и вгляделась в большое, светлое помещение, выискивая хоть и ярких, но все же неприметных среди других гостей Гадара и Арилу.

- Сюда, - звонкий голос южной красавицы, будто колокольчик из тончайшего хрусталя, разорвал весь тот гомон, что царил в общем зале и дал направление.

А их стол будто всплыл среди прочих, стал ярким пятном, той самой точкой, к которой мне и нужно было двигаться.

Губы сами собой растянулись в счастливой улыбке, а ноги понесли к южной семье, не задумываясь, что за третий человек присоединился к нашей компании за время моего отсутствия.

- Садись, мы только тебя ждали, - Арила заботливо похлопала своей изящной ладошкой по лавке рядом с собой и придвинула большую кружку с чем-то дымящимся внутри. - Выпей пока горячего чаю. Скоро принесут еду.

Я молча кивнула, уселась рядом с внучкой лекаря и потянула носом, вслушиваясь в ароматы, что она намешала в этот раз. Все было привезено с собой и припрятано по небольшим холщовым мешочкам, оттого каждый новый чай никогда не походил на предыдущий. Сегодняшним правила успокаивающая буйный разум и уставшее тело мелисса, способная заставить заснуть от хорошего трудового дня даже самого крепкого мужчину. Но она была в кружке не одна. К ней в компанию Арила добавила листья вишни для крепости, не более щепотки лимонной цедры и самую малость от коричной палочки, чтобы придать особое тепло напитку. Вкус казался таким же необычным, как и запах. Но каждый глоток снимал с меня слой за слоем те переживания, сомнения и мысли, что накопились за день.

И больше не возникало лишних вопросов – кто этот крепкий мужчина за нашим столом, почему никто не принялся за еду до моего прихода, и что будет завтра, когда мы вновь выставим лавку на обзор ярмарочным зевакам. На душе и в голове царил покой и уют. И новая семья только укрепляла эти чувства, пусть мы и оказались очень далеко от привычных нам стен.

- Что ж, можно и угостить вас чем-нибудь по-настоящему особенным, - мужчина кивнул куда-то в сторону, еще раз внимательно оглядел меня, будто до сих пор не доверяя своим глазам или словам Гадара и Арилы, и улыбнулся. - Сегодня старый Алдур предложит вам на пробу самые диковинные и вкусные блюда, что найдутся на его кухне.

К нам подбежала северная красавица с тонкими чертами бледного, почти прозрачного лица, склонилась к хозяину корчмы, выслушала его замечания и просьбы, произнесенные шепотом, оглядела нас сапфировыми глазами и скрылась за дверью, где царила жизнь полная ароматов, криков и жара, исходящего от печей. К вечеру там становилось жарче, чем в самый знойный летний день и лишь от одной мысли об этом по моей коже пробежало печное тепло.

- Помнится, в последнюю нашу встречу, - начал неспешный разговор Гадар, потягивая что-то из небольшой глиняной кружки. - Ты владел корчмой по ту сторону Северного моря.

- Как ты сам любишь говорить – время и ветер имеют свойство менять направление. Вот и мой ветер, - Алдур улыбнулся в сторону кухни, подумал о чем-то своем и продолжил. - Подул в другую сторону. И теперь мое дерево пустило корни на этом берегу Северного моря среди середняков и больших поклонников Неба с Землей.

Тон хозяина корчмы выдавал в нем легкую неприязнь к людям, окружавшим его постоялый двор. И пусть среди его работников больше было именно середняков, которые родились и прожили всю свою жизнь здесь, его это не приводило ни в восторг, ни в смирение. Нанимать их в помощники – вынужденная мера, а не выражение доброй воли.

Кто-то косо глянул на наш стол, в середине которого водрузилось большое блюдо с зарумяненным бараньим боком, но общий гомон и оживленность, нарастающая с каждым мгновением вокруг, поглотила это недовольство, вернув все наше внимание Алдуру.

- Смотрю, ты и здесь нашел, чем радовать свои душу и тело, - Гадар уважительно прицокнул, покачал головой и ловко вонзил нож в середину большого куска мяса. - Сочная у тебя тут скотина гуляла.

- Для дорогого гостя только самое лучшее, - ухмыльнулся корчмарь и подтолкнул к нам небольшую посуду с чем-то очень походим на отваренную репу. - Попробуйте с этим. Так будет еще вкуснее.

Старый лекарь прикрыл глаза от наслаждения, едва положив первый кусок мяса в рот. Весь его вид, улыбка, растянувшаяся на пол-лица, раздувшиеся ноздри и медленное пережевывание говорили о том, что нам и вправду предложили лучшее.

Арила изящно толкнула меня в бок и кивнула в сторону блюда:

- Может, и тебе порезать?

Я улыбнулась ее заботе, заметив пренебрежительную ухмылку на лице Алдура, и молча отказалась от помощи. Справиться с куском мяса мне было под силу и без ее помощи.

И даже испытующие взгляды корчмаря, изучающего меня, как нового работника, которого еще не принято решение взять к себе, не смущали и не настораживали. Гадар уже выказал свое доверие к этому северянину и потому нам незачем сомневаться в его решениях.

Притянув к себе пиалу с дымящейся репой, я ловко выудила оттуда небольшой кусок, завернула его в тончайше-отрезанный ломоть мяса и отправила себе в рот, настолько демонстративно, насколько могла это сделать, чтобы показать отсутствие страха или сомнений перед северным корчмарем. Тот улыбнулся моей смелости и принялся ждать, выставив локти на стол, будто собираясь устроить торги.

Сочное и ароматное мясо разорвалось под давлением моих зубов и выпустило пряный сок чего-то горячего, распаляющего язык и требующего воды. Но вместе с тем и согревающего после тяжелого и долгого трудового дня. Это не было похоже на обычную репу или коренья, что так любит добавлять в еду Арила. У этого блюда был более тонкий и в то же время пряный вкус, щиплющий язык и горло после глотка, но заставляющий улыбаться от этого чувства, будто от хорошего меда или браги, настоявшейся до пузырьков.

Судя по лицу северянина, я прошла его испытание, но не оправдала ожидания. Ему так и хотелось увидеть мои поиски воды с выпученными глазами и невнятное мычание с размахиванием рук. А вот улыбки и отправки в рот очередной порции необычного рулета он точно не ожидал.

- Силен, малец, - искренне рассмеявшись после большой оторопелой паузы, заметил Алдур. - Не все северные воины смогли осилить такое угощение. Даже твой дед не рискнул пробовать. А ты хорош. Даже добавку взял. С таким дела иметь большая честь.

Я вопросительно глянула на лекаря, хитро глядевшего на меня, но ни словом не обмолвилась, ожидая продолжения беседы:

- Ты не смотри, что мал или неказист, - заметил старик, наливая себе что-то золотистое из глиняного кувшина, поставленного специально рядом с ним. - У него выносливость хорошего вола, а силы не меньше, чем у тебя. Мальчишка себя показал и в бою, и в миру, и в торговле. И Арила полюбила его, как родного брата. Так что не косись на мальца, он тебя на пальчиках переборет на одном дыхании.

- И зачем мне с сопляком бороться? – искренне рассмеялся корчмарь и тоже подлил себе золотого напитка в кружку. - Я от ратных дел отошел давно и теперь промышляю только теплом, уютом и едой. А здесь у меня помощников и без него хватает.

- А я его и не тебе привез, - ехидно огрызнулся Гадар и продолжил наслаждаться мясом. - Нам просто нужно было где-то остановиться. А то, что теперь твоя Северная роща расположилась в городе середняков я ни слухом, ни духом.

- Уже почти десять зим я потчую и даю теплую постель родному народу на этом берегу, а ты «ни слухом, ни духом»? Эх, старик! Ты там в своей степи совсем песком и пылью покрылся? Никуда не выбираешься, никаких сплетен не собираешь?

- А зачем мне сплетни? У меня своих забот полно, чтоб еще чужие собирать. Даже в мирное время найдутся дураки, получающие ранения. Думаешь, мне их мало? Надо их еще и расспрашивать, как там люди на севере живут, чем думают, куда ходят?

- С каких пор ты стал затворником?

- С тех, как ушел из ратного дела. У меня есть домик у реки, есть Степь, есть знания и есть внучка. А вот времени и не осталось. Почти все мои сверстники давно ушли в глубины степной пыли. Один я до сих пор двигаюсь, не давая этой старой бледной дуре ухватить меня за плечо. И у меня на нее нет времени, как и на сплетни с прочей людской молвой.

Алдур внимательно слушал старика, изучая его лицо с растерянной улыбкой. Они были хорошо знакомы, даром, что жили по разные стороны света. И сейчас корчмарь будто по-новому знакомился с этим лекарем, готовым стукнуть его деревянной ложкой по лбу за глупые вопросы.

Арила искренне рассмеялась на слова дедушки и перевела все внимание на себя:

- Не злись на него, корчмарь, он устал и не хочет предаваться воспоминаниям такой глубокой старины. Лучше и вправду поведай нам, как ты оказался здесь. И по какой такой превратности судьбы ноги привели меня к твоим воротам? Откуда это правило держать комнату для степняков?

Северянин улыбнулся, обратив все свое внимание на молодуху, и кивнул:

- Когда тебя еще и в помине не было, твой дед исходил и изъездил весь белый свет в поисках славы своего имени и рода. Ты, наверное, и не знаешь, но этот сморчок раньше был лучшим воином своего отряда и многому учил тех, кто казался ему достойным. И однажды ноги или судьба занесли тогда еще молодого воина в северные земли, где шла долгая и изнуряющая битва между ледяными эсонами и нами – варугами, живущими на берегу Северного моря.

История, да и он сам, умалчивает, каким ветром его занесло в наши края безоружного, почти без одежды и отряда. Но это уже и не важно. Зато куда важнее для всего моего рода то, что он принял нашу сторону и встал плечом к плечу с воинами из моей деревни. Научил нас хитрому рукопашному бою, невиданному нами прежде, и даже поделился парочкой рецептов отличного хмельного напитка, который я до сих пор подаю самым дорогим гостям, - корчмарь поднял кружку, будто произнося тост, и залпом опустошил ее. - А после, когда над деревней, выросшей сейчас до большого города, воцарился мир, твой старик попросил лодку, чтобы отправиться обратно на юг. И несмотря на то, что он понятия не имел, как далеко ему идти под парусами, остановить бравого воина было невозможно.

Нам удалось оставить его на несколько дней, чтобы собрать отряд таких же лихих и отчаянных ребят, готовых отправиться вместе с ним. А за это время он помог нам восстановить дома, уклад и внес в жизнь что-то новое. И на прощание я поклялся, что всегда буду держать для него комнату в своей корчме, если он вдруг снова забредет в наши края.

- Так ты был обычным корчмарем? – уточнила Арила, округлив глаза от изумления.

-Я был лучшим в своем деле! Мой мед славился на много дней пути во все стороны света и каждую зиму к нам приходили полакомиться засоленным телячьим боком даже жители снежных земель!

- Но ты был и воином?

- А то. В наших краях без этого никуда. Мужчина должен уметь постоять за себя, семью и род. И неважно как – делом, медом или в бою. Да и времена в годы моей молодости были лихие – каждую зиму эсоны устраивали набеги и разоряли окрестности наживы ради. Думаешь, кто-то остался бы в стороне или начал оправдываться, что он мирный медовар и ему нет дела до воинственных племен с севера? Нет, девочка, каждый защищал то, что ценил. И чаще делал это секирой, а не кружкой горячего напитка или ароматной рулькой на вертеле.

Я усмехнулась его замечанию, зная, как к воинам относились в нашей деревне. Мы давно отошли от привычной военной дисциплины, что все еще уважалась и бытовала в краях севернее нас. Но это не значило, что наши охотники, пастухи, кузнецы, пахари и даже корчмарь не дали бы отпор вражескому набегу. Каждый знал, с какой стороны подступиться к мечу или другому оружию, чтобы защитить дорогих им людей.

И его слова проникли в самое мое сердце, вызвав в нем глубокое уважение к северянину, познавшему вкус ратного дела.

- Это сейчас мое тело обросло жирком, прикрыв отличное жилистое мясо, которое не так-то просто переварить врагу, - похлопав себя по слегка виднеющемуся брюшку, заметил корчмарь. - А в годы молодости твоего деда, когда мне было пятнадцать зим от роду, немногие могли сравниться с моей силой и статью. Да за мной вся деревня табуном ходила, чтоб засвататься!

- А ветер все равно пригнал твою ладью сюда, - Гадар оборвал бравую похвальбу корчмаря и улыбнулся, глядя на статную красавицу из земель, расположенных чуть западней моей деревни, вышедшую из кухни с полотенцем, повешенным на фартук.

- Ветру виднее куда дуть, - Алдур махнул рукой и погладил женщину, подошедшую к нам, по спине. - Знакомься, это Олинна, моя жена, мать моих сыновей и дочери, новые корни моей Северной рощи, новый дом и та, кто делает лучшее мясо в этом срединном городке.

Она действительно была прекрасна. И оттого всякие вопросы, почему такой знатный корчмарь, чьи угощения славились на все северные земли, просто покинул родные края и начал все сначала на чужбине, больше не возникали на языке. Острый разрез глаз заставлял всех смущаться, глядя на нее, будто она видит что-то внутри собеседника и ждет, когда же он откроется и перестанет играть с ней. Выдающиеся скулы, слегка бледная кожа, отточенный нос, больше похожий на каменный уступ, но такой гладкий, будто сделан из лучшего гранита, ее тонкие губы складывались в ниточку, называемую среди людей улыбкой, но даже этого было достаточно, чтобы смутиться и почувствовать себя малым ребенком, нашкодившим за входной дверью.

Вытерев руки, хозяйка положила их на плечи корчмаря и встала за его спину, как и полагается доброй жене:

- А ты и есть тот друг, для которого хранилась комната?

Гадар кивнул, привстал и учтиво поклонился женщине, заставившей северянина сдвинуться с нажитых мест, чтоб познать новую жизнь:

- Меня зовут Гадар, степной лекарь, но твой муж и его род знают меня, как Юркий Го.

Арила, разинув рот, уставилась на деда, после перевела взгляд на корчмаря. Судя по ее выражению лица, она и не знала, что у этого прыткого лекаря, обросшего историями, опытом, знаниями и бородой, была молодость с необычными прозвищами, приключениями, которые не расскажешь внучке долгим степным вечером, и знакомствами, которыми стоит гордиться.

- Го? – уточнила молодуха, стараясь прикрыть рот. - Юркий Го?

Мужчины единодушно кивнули и улыбнулись ей в ответ.

Такого звонкого смеха я не слышала давно. Он не походил на тот, каким она одаривает торгашей и юнцов на базарах, или на тот, что достается мне от случая к случаю. Этот смех был искренним, настоящим и абсолютно детским. Она узнала о своем деде нечто новое, не рассказанное ей ранее, сокровенное и необычное.

У старого лекаря были прозвища. И мы знали их все, поскольку слышали с разных сторон, приходя в город, встречая новых просителей и ищущих врачевания в его домике. Но этого имени не произносил никто из них. И оно казалось нам чем-то настолько древним, настолько невероятным, что сложно поверить – старый лекарь когда-то был юнцом со смешным прозвищем – Юркий Го.

- Как мало твоя внучка знает о тебе, бравый воитель, - отсмеявшись, заключил корчмарь и положил обе руки на стол. - Вот, что, девочка. Я расскажу тебе все, что знаю о нем и его молодости. А ты взамен подаришь мне еще немного своего заливистого смеха.

Арила улыбнулась его предложению и кивнула. В ее глазах плясали озорные искорки, будто ей открывается новый мир, где ее дедушка еще молод и продолжает биться с врагом, путешествовать по чужим землям и не знает, что ждет его впереди, кроме возможной погибели. Не было еще в его судьбе достаточно ударов, чтобы заставить остановиться, осесть в Степи, поблизости от города Саррунда, и посвятить себя тому, чтобы ставить на ноги таким же молодых и отчаянных воинов, каким он был сам.

- А вы пока угощайтесь, - Олинна провела рукой над столом, где расставили новые блюда ее юные помощницы. - Вечер будет очень долгим.

- Ох, Алдур! – только и смог воскликнуть старый лекарь, наблюдая за тем, как на поверхности выставляются новые блюда с дымящимся мясом, овощами, ветками диковинных фруктов, мягчайшим хлебом и сырами, от которых щекотало в носу. - Твоя жена – истинное сокровище! Такую надо крепко держать, чтоб никто не смел даже глянуть в ее сторону.

- А я и держу, - усмехнулся корчмарь. - Боюсь из кухни выпускать в светлое время, чтоб никто на нее глаз не положил.

Он приобнял жену за крепкую талию, прильнул к ней головой и отпустил, не задерживаясь на ласку, столь чуждую грубому северному мужчине.

- Вы угощайтесь, - поклонившись, продолжила Олинна. - А у меня дела на кухне, - она оглядела переполненный общий зал, где гомонили гости, требуя еды, питья и внимания. - Ярмарка всегда приводит к нам новых людей. А нам не стоит обходить их стороной. И пара дней может накормить в долгую зиму.

Хозяйка была права. В дни, когда мед из подвалов тек рекой, а печь за день выпекала хлебные караваи десятками. Когда люди волнами накатывали и отходили из корчмы, нужно было хвататься за каждого из них. Они несли не только хлопоты, но и деньги, которых иногда хватало на месяц пустого простоя. Особенно зимой, когда никто не заходил в город, а люди предпочитали после захода солнца отправляться домой, где их ждала горячая еда и постель с любимой женщиной.

Оттого сейчас у нее был на счету каждый человек, каждые руки и глаза становились на вес золота. Гость должен достаточно облегчить свои кошели здесь, чтобы не оставить голодными жителей постоялого двора в дни затишья.

- Я помогу, - встав из-за стола и направившись в сторону кухни, пояснила я на немой вопрос Олинны.

Хозяйка удивленно перевела взгляд с меня на лекаря, одобрительно кивнувшего ей в ответ, улыбнулась и последовала за мной.

Кухня встретила нас жаром и беготней нескольких поварих от сковороды к горшкам и обратно. Здесь гомонили, бросались бранными словами, иногда по воздуху пролетала скалка или большая ложка, но не добравшись до цели, падала на пол, мешая кухонным обитателям работать еще быстрее.

- Знаком с заботами корчмы? – уточнила Олинна, подняв очередную ложку и бросив ее в большой чан с грязной посудой.

Я лишь кивнула ей в ответ и огляделась. Еще дров наколоть – печи начинают остывать. Нанести воды в чан, чтобы перемыть ложки и прочую посуду – гостей еще будет много, на всех чистой не хватит. Бочонок пуст, нужно поднять еще один из погреба или наполнить кувшины, стоявшие на полу у стены. И много не вынесено в зал, есть те, кто ждет. Это плохо. Не не переделанного здесь на троих, и даже тех, кто сейчас мешал друг другу в тесной кухне, было недостаточно для спорой работы.

- Только одно хочу сказать тебе прежде, чем ты начнешь помогать, - Олинна сложила руки на фартуке, прикрикнула куда-то на родном языке, дала затрещину мальцу, споткнувшемуся об очередную скалку, и едва не уронившему кувшин. - Пусть ты и вызвался помочь, особого отношения к тебе не будет. Людей много, голодных и злых тоже, поэтому не обессудь, будешь ошибаться, получишь все то же, что и мои работники.

Я оглядела испуганных, торопящихся, неуспевающих все собрать помощников по кухне, Олинну, краснеющую от жара и кивнула. Пусть Северная роща и не была маленькой корчмой в деревеньке, через которую ходят торговцы, но и здесь главное – все делать правильно и вовремя.

- Топор и поленница? – я мотнула головой к задней стенке кухни, где красовалась слегка распахнутая дверь, впускающая внутрь немного свежего, вечернего воздуха, позволяющего охладиться работникам внутри.

Хозяйка одобрительно улыбнулась и кивнула мне.

- Как управишься, найди себе другую работу. Здесь, в Славгороде, в дни ярмарки, мы поздно ложимся и рано встаем. Нам лишние руки будут в помощь.

Я молча кивнула и покинула жаркую, переполненную ароматами, криками, бегающими девицами и мальцами кухню.

Задний двор встретил меня первой прохладой. Редкой для этого времени, как заметил стражник у ворот. Казалось, что осень торопилась в эти края, выгоняя лето дальше на юг или на покой. Оттого по ногам пробежал легкий холодок, вернув мне ясность ума и улыбку. Снова можно просто заняться трудом, таким, что не требует ломать голову над вопросами и загадками.

Можно просто наколоть дров, нанести воды, помочь добрым людям и почувствовать себя лучше после тяжелого дня среди торгов, ярких товаров, криков и необычного погружения в тихий быт срединных земель. И это было лучшим лекарством от всего, что прежде терзало меня и требовало излишнего внимания и сил.

Увесистый топор оказался неудобным для моей руки, но хорошим, добротным и крепким. Отчего дрова разлетались в разные стороны, заставляя поглядывать на дверь, чтобы кто ненароком не вышел и не получил результатом моих трудов по голове. Работа спорилась, поленья раскалывались с одного удара. А когда рука привыкла к длинной и толстой рукояти, они и вовсе перестали разлетаться, падая по обе стороны колоды, не угрожая никому внезапным ударом.

Но все хорошее кончается. Так и поленница опустела, оставив перед собой хорошую гору дров, что теперь можно сложить, а часть унести в кухню, для поддержания огня в печах.

Здесь все было больше – и топор, и кухня, и количество посуды, и людей, конечно же. Это был Славгород – славный город, принимающий гостей со всех сторон света и готовый всем подарить приют, угощение и новости. Оттого всего требовалось больше, чем в деревнях. И людям здесь жилось сложнее, но и изобильнее.

Две больших печи в одной кухне – для меня прежде было слухом. Как и несколько поварих, десятки столов в общем зале и постоялый двор, а не простая корчма, расположенная у дороги. Здесь все жили по-своему, по правилам, которые могли сильно отличаться от того, что происходит на улицах города. И даже колодец у них был свой, а не тот, что расположился с краю площади, и у которого всегда собирались девицы по утру, чтобы поделиться сплетнями, покрасоваться перед приезжими молодцами и таки принести воды в дом.

- Эй, гость, тебе мало воды на кухне? Решил сам себе набрать? – разорвал мои раздумья молодой конюх, все еще бродивший у ворот в ожидании новых жильцов в его владения.

Ему было скучно и это читалось в его глазах, ищущих компании. Видать, местным уже надоело отмахиваться от разговоров взрослеющего мальца, незнающего жизни внешнего мира.

- Или, может, тебе надо воды больше, чем есть там? – он махнул головой в сторону неказистого, но добротного (как и все здесь) домика, смахивающего на баню. - У нас тут даже знатные гости парятся. Говорят – так и у них не бывает хорошо. Алдур растапливает баню так, что копоть идет во все стороны, а там, как у самого солнца, - конюха пробила мелкая дрожь, а на лице заиграла блаженная улыбка. - Ух, еще немного подождать и можно идти греться туда. Ночи стали рано холодать.

Я молча набрала воды в ведра, внимательно оглядела мальца, все еще ожидающего от меня ответного разговора и отрицательно покачала головой, коротко ответив:

- Помогаю.

- Странный ты, южанин, - конюх снова осекся, опустив глаза с неба на меня, едва зарделся, будто девица, и поправился. - Извини, степняк. Говоришь мало, делаешь много. Особенно того, что можно было бы и не делать. Ты заплатил за крышу, постель, стойло и еду, а сам помогаешь хозяину? Тогда они сами тебе должны платить, раз им своих рук не хватает. Я б на твоем месте так и сделал, - он расставил ноги пошире, будто собираясь поднять что-то тяжелое, заткнул большие пальцы обеих рук за пояс и продолжил. - Сказал бы – хотите помощи – платите. Не буду таскать вам воду за благодарность. Давайте мне еду и крышу бесплатно, а я так уж и быть – дров наколю и воду потаскаю. У нас тут каждую ярмарку такие приходят. И их берут в дни наплыва.

Я внимательно оглядела мальца, старающегося с важным видом учить меня жизни, усмехнулась, снова отрицательно покачав головой, и отправилась прочь – на задний двор корчмы.

Каждый дает то, что имеет. И взамен просит ровно столько, на сколько ценит свой труд. Мне дали все, что нужно, зачем просить больше? А если помощь добрым людям подарит мне немного покоя и тепла в сердце, зачем требовать за это плату?

Вода из колодца была ледяной, хоть он и находился на светлом месте, где солнце светило большую часть дня. Видать, воды текли так глубоко под землей, что лучи не доставали и не согревали ее даже в самые жаркие дни. Девицы резко отнимали руки от чана, где лежала посуда, ожидавшая срочного мытья. Мальчишкам и вовсе было не до того – от них требовалась скорость и юркость, чтобы разнести еду и собрать деньги за угощение. И потому сиротливый чан раз за разом привлекал мое внимание, оставаясь одиноким и заполненным водой, не нагревающейся в жаркой кухне.

Даже в погребе, заставленном большими и крепкими бочонками, было теплее, чем в том чане. Отчего, наполнив кувшины медом и другим хмелем, я все же вернулась к посуде, не думая о том, что это должен сделать кто-то другой. Здесь все были заняты делом. А чан стоял и ждал. Видимо меня.

Я улыбнулась своим мыслям и все же взялась за него, снова забыв о суете, творящейся вокруг. Не было ни криков, ни брани, ни летающих ложек и угольков, выскакивающих из печи вместе с очередным кругом хлеба. Все занимались своей работой, а я тщательно отмывала блюда и пиалы от жира, смахивала крошки в большую кадку, предназначенную для скота, и наводила чистоту, наслаждаясь этим в едва потеплевшей воде, как детской забавой.

Труд возвращал меня к временам, когда мне было радостно и легко. Не появлялись вопросы, отчего старый лекарь привез нас на север – ярмарка казалась слабой для того причиной, все отлично продавалось и в Саррунде, а кому надо было, приходил за всем и в домик у реки. Не мучило меня и чувство вины, что ушла из деревни, оставила семью с только что сосватавшимся Велимиром, а сама отправилась в неизведанное, лишившись тех сил, что были на момент ухода. Не крутились и мысли, что я слишком осела в Степи, став обузой для южной семьи. Вдруг мой постой стал для них в тягость?

Были только вода, посуда, я и мелкие заботы, в которых можно раствориться, чтобы не чувствовать себя лишней за столом, где хозяин корчмы рассказывает о приключениях Юркого Го, а ныне старого и мудрого Гадара.

Когда рука легла мне на плечо, заставив тем самым не дернуться, но сгруппироваться и резко развернуться, будучи готовой принять бой? Когда работа поглотила меня настолько, что чан опустел, а рядом стояла высокая стопка чистой посуды? Все исчезло, как тогда – в Степи, во время бега за повозкой и до неумелой засады, сделанной горе-разбойниками.

- Отдохни, - ласково глядя на меня, Олинна улыбнулась и придвинула кринку с теплым молоком. - Ты сделал больше, чем батраки, приходящие на честные заработки.

Я благодарно кивнула и отпила молоко из кринки, вытерев рот закатанным рукавом:

- Еще не все сделано.

- Ох, мальчик мой, - хозяйка кухни рассмеялась моему ответу и похлопала по плечу. - Все уже с ног валятся, а ты хочешь работать. Иди в зал, послушай истории моего мужа, отдохни с семьей. А мы тут все сделаем уже сами. Твоя помощь бесценна – каждый гость получил еду и внимание, а мы заработали достаточно, чтобы уйти сегодня спать спокойно. Твой дед и сестра тоже уже устали – им тоже нужен отдых. Поэтому прими молоко в знак благодарности и иди. Тебе завтра предстоит трудный день.

Она силой вытолкала удивленную меня из кухни, заставив обнять крынку, чтобы ее содержимое не расплескалось по свежевымытому полу.

В зале и вправду уже почти никого не осталось. Уставшая от рассказов и яркого дня Арила подпирала подбородок рукой и старалась внимательно слушать Алдура, все еще не иссякшего на истории и байки времен его боевой молодости. Гадар будто преобразился в его обществе – помолодел и забыл о том, что «бледная дура» стоит у него за плечом в ожидании нужного момента. Он звонко смеялся, поддерживал рассказы корчмаря и иногда дополнял их своими замечаниями.

Старые друзья были счастливы встрече. И внучка не хотела им мешать.

Зато стало ясно, почему Олинна настояла на том, что и мне пора на покой. Не ради меня самой, а ради тех, кому с самого утра торговать диковинами и отбиваться от ненасытных покупателей.

Я поставила крынку на стол, положила руку на плечо внучки лекаря и ответила на ее немой вопрос:

- Пора.

- Уже? - стараясь скрыть неподдельную радость от того, что рассказам на сегодня пришел конец, уточнила Арила и округлила глаза.

- А ведь мы и половины не рассказали, - разочарованно заметил Алдур и всплеснул руками. - Как же время летит! Не ухватишь.

- Еще бы, жена, дети, новая Роща – время бежит быстрее, чем мы успеваем его заметить, - поддержал Гадар досадное замечание корчмаря.

- Да я про сейчас, старый ты пень! – возразил Алдур и махнул на лекаря рукой. - Я про сейчас тебе говорю. Только же сели за кувшином меда, а твой пасынок уже тянет нас спать. Эх молодежь, что ж вы такие дохлые? Вечер в самом разгаре, а вы уже на боковую. Помню в мою молодость нас палкой в постель загнать нельзя было.

- Ну да, - ехидно улыбнулся Гадар. - Зато девкой можно было заманить.

Мужчины переглянулись и громко рассмеялись такому острому замечанию. Видать, им было что вспомнить и об этом.

- Третий кувшин, - убирая со стола посуду, уточнила Олинна и многозначительно поглядела на мужа. - Он был третьим.

- Надо же! Вот это да, - Алдур перевел добродушный взгляд на Арилу и улыбнулся. - Тогда ясно, отчего у тебя глаза уже похожи на щелочки. Что ж, вам точно нужно отдохнуть.