ЛЕС ПРИВИДЕНИЙ (сказка)

На окраине густого Леса стояла небольшая деревня. Людей там было мало, но все друг друга знали и жили очень дружно. Работали вместе: женщины смотрели за детьми и хлопотали по хозяйству, а мужики ходили в лесные чащи, откуда возвращались с запасами еды и дров.

В лес уходили засветло, как только тонкая полоска рассвета коснётся полевой травы. Мужики выходили из домов на дорогу, сонно потягиваясь и поправляя рюкзаки и корзины, в молчаливом приветствии (чтобы не будить женщин и детей) поднимали руку и вместе отправлялись в сторону Леса.

Прямого входа туда, конечно, не было. Лес вздымался над входящими мрачной стеной высоких сосен, опоясанных лоскутами утреннего тумана, и только привыкший глаз мог различить между стволов, камней и мха тонкие речки тропинок, разбегающихся вглубь чащи. Изредка где-то далеко за лесом, почти неслышно бежала одинокая электричка, но её звук разбивался о старые стволы деревьев и не мог разрушить утренней тишины.

Местные очень любили электрички. Раз в месяц они всей деревней снаряжали двух-трёх счастливчиков, которые, собрав заказы от жителей, надевали свои лучшие рубашки, закидывали на спину пустые рюкзаки в полроста высотой и отправлялись в город. В основном же жителей кормил Лес. Походы в чащу были обычным делом и своего рода ритуалом: каждый мальчишка на своё десятилетие отправлялся в первое серьёзное путешествие вместе со взрослыми мужиками, что почиталось за честь и событие. Ребята возвращались грязные, уставшие, волоча за собой корзины грибов, - а если повезёт, то и тушку какого-нибудь лесного зверя – и ещё неделю ходили, задрав нос от распирающей гордости. За ними бегали пацаны помладше и умоляли рассказать про Лес, что только подстёгивало чувство начинающего добытчика.

Но жил в той деревне мальчик Опушка. Деревенские ребята прозвали его так, потому что в свои одиннадцать они ни разу не смог зайти в Лес. Подходя к опушке, он останавливался, смотрел вглубь таинственной и молчаливой чащи и замирал так, что только дрожь в коленках выдавала в нём жизнь. В эти моменты он сам становился подобен дереву и оставался неподвижным, пока прибежавшая на помощь сердобольная бабушка Опушки не разворачивала его к Лесу спиной. Тогда мальчик резко выдыхал, долго кашлял и, вжав подбородок в грудь, брёл домой под улюлюканье бывалых добытчиков-сверстников.

У Опушки были веские причины бояться Леса. Древняя старуха Эхэх, что жила на окраине деревни, по слухам, не одну сотню лет, часто приходила к общему костру и долгие вечера рассказывала детям о причудах и опасностях лесной чащи. Жители считали её сумасшедшей, но впечатлительный Опушка ловил каждое её слово:

«Послушай меня, мальчуган. – Говорила старуха, вздыхая через слово. – Лес опасен, и только дураки идут туда за его дарами. Это пристанище погибших душ, что бродят меж деревьев и живут в гнилых пнях. Они слабы на свету, но лучи солнца не проходят через кроны дерев, поэтому в лесу они сильнее всего. И горе тому, кто наткнётся на тех духов, ведь в тот же миг они утащат бедолагу в своё болото, обрекая долгие столетия бродить среди таких же мертвецов.»

Опушка ёжился от страха, а по спине и рукам его пробегали видимые глазу мурашки. Каждую ночь после таких вечеров он лежал, накрывшись одеялом с головой и будто бы прячась от привидений. Но всё равно в мыслях его рисовались тёмные лесные тени, выходящие из Леса. Их чёрные лапы ползли по скрипящим доскам дома, их быстрые шаги походили на стук спелых яблок по крыше, а замогильный шёпот слышался в каждом дуновении ветра. Наверное, больше всего на свете Опушка боялся этих духов.

Днём же мальчик помогал оставшимся в деревне женщинам или, если работы не было, уходил в поля за хворостом. Там он долгое время мог слушать сверчков, сидеть на камне и смотреть вдаль, где за долгими полями медленно текла широкая река. Опушка возвращался домой и помогал деду колоть дрова. Когда всё было готово, дед садился на веранде дома, доставал свою старую гармонь и играл песни, которые помнил только он.

- Дурак ты. Все в Лес ходят, нет бы помог людям, а? Трусом растёшь. – неизменно повторял дед, пробегая сухими пальцами по клавишам. Опушка, надувшись, брал охапку дров и тащил их в за дом, в дровницу. Бабушка выносила квас и ругала деда за то, что он снова ворчит на внука.

Вечерами дед топил баню, после которой все ели бутерброды с сыром и укладывались спать. Дед снова ворчал про внука и Лес, а бабушка снова его ругала. Она никогда не злилась на Опушку, но перед сном, когда звонили родители, бабушка брала телефон, долго слушала, уходила в кухню, где тихо и грустно говорила: «Нет, он пока не решился». Потом она возвращалась, зачерпывала большую ложку варенья из одуванчиков и опускала Опушке в чай. То было его любимое варенье.

Но дни шли, и однажды бабушку и деда унесли болезни. Опушка долго ходил по дому, и каждый шаг его отдавался маленьким плачущим эхом. Банки варенья из одуванчиков стояли на полке, траурно завешенные куском старинной скатерти. Дедушкина гармонь забилась в угол, бесхозная и пыльная оттого, что никто кроме дедушки не умел на ней хорошо сыграть. Расчёски и очки, исписанные кроссворды и газеты с тысячей пометок, кружки с маленькими трещинками – все замерли на своих местах, пытаясь остановить мгновение, которого уже никогда не будет.

Мама и папа Опушки растерянно бродили по участку, перенося в машину какие-то вещи в пакетах. Когда родители приехали, они долго обнимали мальчика и много-много раз целовали в макушку.  Опушка посмотрел на них через окно. Он знал, - если в машину несут вещи в пакетах, значит скоро нужно будет надолго уехать. Мальчик снова оглядел дом, и так тоскливо стало ему на душе, что он тут же выбежал во двор и помчался куда-то дальше, через деревню.

Опушка бежал с закрытыми глазами, разрезая босыми ногами лужи и спотыкаясь о камни. Казалось, он бежит бесконечно долго от чего-то огромного и страшного, что нависло над ним и не отстаёт ни на шаг. Очнулся мальчик прямо на самой опушке леса. Он открыл глаза и вновь перед ним выросла стена из непроглядной темноты старых сосен. Вновь тени, шепча, потянули к нему свои руки. Опушка застыл, словно сам стал деревом, и снова лишь дрожь в коленках выдавала в нём жизнь. Руки духов были всё ближе, их шаги были слышны всюду, а шёпот уже подобрался к самому уху.

Но вдруг Опушка подумал о том, что если Лес – дом для погибших душ, то и бабушка с дедушкой отправились туда? И как же они теперь там, среди чёрных теней? Станут ли они кровожадными призраками?

И мальчик представил, как на лесной поляне, сквозь которую едва пробиваются лучи утреннего солнца, бабушка угощает теней чаем с одуванчиковым вареньем. Дедушка на призрачной гармони поёт песни, которые тени помнят, а живые забыли. У них, наверняка, есть свой новый дом, и в нём наверняка уже поселились свои очки, расчёски, газеты и кроссворды. Бабушка сидит на призрачном крыльце и слушает радио, а дедушка бродит тенью по лесной чаще, но ищет не новые души, а грибы, собирать которые он так любит. Он принесёт бабушке много грибов и они вместе засолят их в старом эмалированном ведре. Можно же, наверное, душам засоленные грибы?

Опушка снова вгляделся в лесную чащу. Тропинки разбегались вглубь мелкими ручьями и где-то там, между деревьев, виднелся солнечный луч на стволе сосны. Мальчик вздохнул и сделал шаг в Лес.

Он вернулся поздно. Невредимый, здоровый и немного другой. В Лесу он не нашёл никаких теней, только две красивые птицы сделали над ним круг и улетели куда-то далеко за деревья. Опушка оглянулся на Лес, помахал ему рукой и пошёл домой.