Легенды западной Сибири 2⁠⁠

Как мы геологов выручали

Хутор стоял особняком ниже по течению Золотого Китата. Дорога, петляющая меж сопок, пересекала весь поселок, поднималась к хутору и заканчивалась плоским накатанным из бревен мостом. Дальше дороги не было, лишь полузаросшая колея уходила в глубь тайги, опоясывала Великое Болото и вела к дальней заимке. За мостом и разбили свой лагерь приезжие студенты геологи.

Геологи искали в Мурюке алюминий, заодно собирая образцы местных минералов. С геологией в Мурюке обстояло непросто, аномальная у нас была геология. Насколько я понимаю, наши сопки были частью какой-то реликтовой плиты, и встретить отпечаток какого-нибудь триглобита на самой высокой скальной верхушке было делом заурядным. Забегая вперёд, скажу, что никакого алюминия геологи не нашли, как не нашли и золота. Странное дело с этим золотом: сотни лет мыли, а потом в один день пропало, как и не было.

Приехавшим на попутке геологам предложили расположиться в клубе, школе или определиться к местным на постой, но ребята выбрали походную жизнь в палатках, и я их прекрасно понимала. Руководил экспедицией бородатый Георгий Валентинович, которого для краткости называли Доцентом.

Появление каждого нового человека в маленьком таёжном поселке целое событие, а тут четверо, да ещё и городские. Все незамужние девки Мурюка перешли на военное положение. Стоило ребятам ступить на мост, как по всему поселку объявлялась пятиминутная готовность, и у каждого плетня красовалась деваха в лучшем своем платье и с наведеными кудрями. В клубе по субботам начали крутить кино, не как обычно раз в месяц, а каждую неделю. Гальвась, заведующая клубом и библиотекой, тоже числилась в незамужних.

Мы, хуторские ребята, дневали и ночевали в палаточном лагере. Таскали геологам хлеб и переданные матерями домашние гостинцы, помогали в сборе материала, подвизались быть проводниками, слушали диковинные рассказы о городском быте, меня, приехавшую из Москвы, эти рассказы ненадолго возвращали в некогда привычную жизнь, пекли картошку в золе и подпевали весёлым песням, которые пел, аккомпанируя себе на гитаре, красивый чернывый Вовка. Лето проходило просто замечательно.

Так мы и обнаружили пропажу. Утром, придя в лагерь, нашли его опустевшим. Все вещи были на своих местах, а геологи как испарились. Ясно было, приключилась беда, и нужно спасать горожан. Выбор был невеликий. Бежать за взрослыми, ждать, пока соберут поисковый отряд из охотников, и упустить шанс совершить подвиг, или идти в тайгу самим. Тут даже рассуждать было нечего.

У каждого ребенка в поселке всегда был на готове рюкзак с самым необходимым, спрятанный так, что родители никогда бы до него не добрались. Быстро по домам, взять хлеба, что-нибудь соврав матери, воды можно набрать в любом роднике, схватить рюкзак и обратно, в лагерь. Не подумайте, что мы поступали совсем уж неразумно. Танька, чьи предки столетиями жили в этих местах, прекрасно ходила по тайге и умела читать следы. Ваньку Шварца отец с шести лет приучал к охоте, у него было свое, настоящее ружье, которое он притащил к месту сбора. Бабка Петьки Глухова была местной ведьмой, Наташа Евсеева могла нести два рюкзака и никогда не уставала, она была самой сильной и быстрой из ребят поселка, Надя и Саша родились в тайге, на шорской заимке. А я? Какая польза в тайге от городской девченки? Я слышала тайгу, что иногда могло заменить все остальные таланты.

Шли долго, часов пять, далеко успели убежать наши геологи. То, что геологи именно бежали, не вызывало сомнения. Парни ломились сквозь кусты и бурелом, не разбирая дороги, как пьяный лось, оставляя после себя едва ли не просеку шириной с бульвар. На их счастье, в этой стороне не было ни болот, ни бездонных родников-колодцев, ни зыбучих песчаных ловушек, которыми испещрена усманская тайга. Впереди послышалось невнятное бормотание, мы бросились на голос и выскочили на голую земляную поляну.

Это было странное место, подобных мне ещё не доводилось встречать, да и слышать тоже не довелось. В твердую, будто утоптанную землю полукругом были вкопаны высокие каменные столбы, с вырезанными на них суровыми лицами. Тайга отступала от поляны, отдергивая ветви, чтобы ненароком не коснуться столбов. Из мягкого полумрака леса мы ступили в яркий полуденный свет, будто пересекли некую, запретную для всего живого, границу. Даже обычный лесной шум слышался здесь как бы издалека. Под одним из замшелых каменных столбов лежал, свернувшись в клубок и заткнув руками уши, балагур и весельчак Вовчик. Вовчик плакал и говорил быстро-быстро и непонятно. Мы бросились парню, и я не сразу заметила, как замерли на черте, разделяющей светлую поляну и тень от сосен, Надя и Саша. Как вздрагивал и дёргал головой, будто принюхиваясь, Петька Глухов. Но мы, я, Ванька и Таня, уже перевернули Вовчика, тормошили его, забрасывая вопросами.

"Надо его перетащить" — сказала подошедшая сзади Надя, и мы, поддавшись уверенности, звучащей в ее голосе, перенесли Вову к ближайшим древесным стволам. Геолог затих и, кажется, заснул. Бросились искать остальных. Надя осталась с парнем, что-то нашептывая ему на ухо.

Второго, Севу, мы обнаружили чуть дальше, за поляной. Ему было совсем худо. Из ушей текли темные струйки крови. Взвалив студента на плечи, Наташа поволокла его к Вовке, почти пришедшему в себя в тени сосен.

Красивый высокий блондин, имя его, к сожалению, стёрлось из моей памяти, успел дойти до ручья. Он лежал раскинув руки, будто хотел напоследок обнять небо, и его лицо было безмятежным, а глаза открыты. Блондин был бесповоротно мертв.

В суете я не сразу заметила, что мы потеряли Петьку, как упал где-то между столбами Ванька Шварц, а Наташа сидела, раскачиваясь и прижав руки к лицу. Сама я не испытывала никаких необычных ощущений, если не считать паники и абсолютной беспомощности. Я бежала и бежала вперёд, выкрикивая имя Доцента, но тщетно, Георгий Валентинович сгинул. Его так никогда и не нашли.

Вечером прилетел вертолет из Кемерова и забрал подранков и парня без имени, но с комсомольским значком. Вовка почти оклемался, а Сева метался в бреду и, как сказала фельдшер Лариса Пална, совершенно оглох.

Все мы, хуторские, месяца на два стали героями поселка, но не раньше, чем заново обрели возможность сидеть, после порки, которую нам устроили родители. Петя долго болел, и бабка-ведьма не выпускала его гулять до самой школы. А я так и не поняла, что случилось со всеми на той странной поляне, ребята избегали разговоров на эту тему. Лишь однажды Танька, понимая, что я и дальше буду донимать ее своими распросами, грубо бросила: "Хорош придуриваться. Можно подумать, ты не слышала, как бил тот колокол!" Видимо, колокол бил не по мою душу.