Колыбельная для покойника⁠⁠

«Спят усталые игрушки, книжки спят…» — слова детской песенки среди зловещих могил произвели на Гришу Бурочкина жутчайшее впечатление. И это на него, бомжа с десятилетним стажем. Кусок ржаного хлеба выпал из дрожащей руки. Может показалось? Он всмотрелся в ночную пелену, из которой неслась песенка. Звуки были чуть слышными, но текст колыбельной Гриша знал хорошо, помнил с детства. По грязной потной коже побежали мурашки. Это были именно мурашки, а не чесоточный клещ, который мучил его последние полгода, к нему он давно привык и почти не замечал. Гриша перекрестился и, не поднимаясь, попятился на карачках к калитке ограждения.

— Пшшшрр, — зашелестело где-то совсем рядом, и над головой тенью промелькнула летучая мышь.

«Ты ей пожелай, баю-бай».

Гриша вскочил и, прошмыгнув калитку, засеменил прочь от наводящего ужас голоса. Прыти не хватало, ослабленные голодом и водкой ноги не слушались, пару раз он падал на колени, пытался ползти, снова подымался, снова падал, полз. Пока не услышал над ухом:

— А ну стой!

Команда прозвучала как «отбой воздушной тревоги». Быстрые шаги и перед носом Бурочкина нарисовались два серых кроссовка фирмы «Ника». Гриша поднял глаза и заплакал.

— Не убивайте!

— Ты чего, дед? — Сергеев присел и заглянул в светящиеся страхом глаза. — Вставай, поедем в отделение.

Ужас в глазах сменился радостью.

— В отделение! — нутро Гришы Бурочкина возликовало. — Да, да, в отделение, — прожевал беззубым ртом. — Шкорее, отщюда, шкорее.

— Чего это ты так торопишься, — напарник Сергеева стрельнул в сторону сигарету и подошел к распластавшемуся по земле бомжу. Брезгливо поморщился. — На фиг он там нужен. Грязный весь, вонючий, еще заразу какую-нибудь притащит.

— Допросить надо.

— Так здесь и допросим.

— Ни надо шдесь, ни надо. — Гриша обхватил ноги Сергеева. — Жаберите меня отщюда, не брошайте.

— Да в чем дело? Что тебя так напугало?

— Там… Там… — Гриша тыкал трясущимся пальцем вглубь кладбища.

— Что там? Ты что-то видел? — Вадим присел, и запах мочи врезался в нос.

— Нет… Не видел… Шлышал.

— Что ты слышал, дед?

— Пешню.

— Да он пьяный… — напарник дернул Сергеева за плечо. — Ща он тебе наплетет. Песню он слышал.

— Подожди, Егор. Что-то здесь не то. — Вадим склонился ниже. — Ты откуда выполз?

— Вон оттуда… Я… Там у дуба могила… Я щидел, поминал, и шлышу голос… Щпят ушталые игрушки.

— Ага? — хохотнул Егор. — Спокойной ночи, мертвецы!

— Вот… Да… — Бурочкин захныкал.

— И что красиво пел? — Развеселился напарник.

— Погоди, Егор! — Сергеев высвободил ноги и отступил на шаг. — Побудь здесь с ним, а я прогуляюсь к дубу, посмотрю, кто там песни распевает.