Как дворовый человек Степанка "революцию" устроил⁠⁠

История бывает часто непредсказуема. В ее водоворотах бесследно исчезают сильные мира сего, но на ее поверхность вдруг неожиданно выскакивает мелкий человечек, вроде новгородца по имени Степанка, который однажды поставил Великий Новгород на грань гражданской войны.

Новгородский мятеж 1418 г., известный как восстание Степанки, – это событие, довольно хорошо освещенное в летописях, что дает широкие возможности для его интерпретации.

Прежде всего, необходимо обратиться к тому, что сообщают нам летописные источники о новгородских событиях, случившихся на исходе второго десятилетия XV в. За основу можно взять рассказ Новгородской I летописи младшего извода (НПЛ), указывая там, где нужно, пояснения и дополнения из других летописцев.

Повествование о восстании Степанки начинается с известия о тревожном происшествии накануне будущих потрясений, которое по мысли монаха-летописца, исчерпывающе объясняет все предпосылки событий читателю:

«Знамение бысть въ церкви святей мученици Ностасьи: идяше от иконы Святыя Богородица Покрова акы кровь по обе стороне ризъ ея, месяца априля 19».

Сразу после этого летописец продолжает:

«Того же месяца («в 24 день» – уточняет Новгородская IV летопись (Н4Л)) сдеяся тако в Новегороде научением дияволим: человекъ некыи Степанко изымаша боярина Данила Ивановича, Божина внука, держаши вопияше людем: “а господо (в Н4Л обращение заменено на более «демократичное» – “о, дроузи!”), пособите ми тако на злодея сего”. Людие же, видяще его вопль, влечахут акы злодея к народу и казниша его ранами близъ смерти, и сведше с веца, сринуша и с мосту».

По какой-то неведомой причине, скорее всего за долги, Степанка попал в кабалу к боярину с Козьмодемьянской улицы Даниле Ивановичу Божину, став его дворовым человеком. Какая кошка пробежала между хозяином и слугой мы не знаем, но 24 апреля 1418 года Степанка повстречал на улице боярина Данилу и вместо того, чтобы снять шапку и уступить дорогу хозяину, Степанка хватает его за шиворот словно пойманного вора и кричит прохожим, чтобы они помогли ему "управиться с этим злодеем". На его крики сбегается толпа, которая тащит уже избитого в кровь боярина Божина на вечевую площадь. На помощь Степанке бросилась его жена. Как пишет летописец, «отвергши женскую немощь и взявши мужскую крепость», она начала неистово колотить боярина, припоминая причиненные им обиды. В чем именно заключались эти обиды, мы тоже не знаем, но видимо боярин Данила Божин пользовался в городе дурной славой. Только что Новгород перенес страшную эпидемию, унесшую тысячи жизней. Можно лишь предположить, что боярин Божин воспользовался этим несчастьем для личного обогащения, давая в долг деньги под "безбожные", извиняюсь за каламбур, проценты.

Автор Новгородской IV летописи добавил к описанию расправы над боярином одну заинтересовавшую его деталь:

«Бяше жѳ сѳ дивно, или на оукорѳниѳ богатымъ и обидящимъ оубогиа, или кознь диаволя: жѳна некая, отвергъши и жѳньскую нѳмощь и вземьши моужескую крепость, воскочивше посрѳди сонмища, дасть ему раны, оукаряющи его, яко нѳистовна, и глаголющи, яко “обидима есмь имъ”. И свѳдшѳ его съ сонма, сринуша его с мостоу, аки разбоиника и зло деюща людемъ многимъ».

Однако боярин не утонул, поскольку «некто же людинъ, Личковъ сынъ, хотяше ему добра, въсхити его в челнъ, и народ, възъярившись на того рыбника, домъ его розграбиша». Спасшийся же боярин, «хотя бещестие свое мьстити, въсхитивъ супостата и нача мучити, хотя вред ицелити, паче болши язву въздвиже; не помяну рекшаго: азъ отмьщение». Это повлекло новую волну возмущения: «Слышавъ же народ, яко изиманъ бысть Степанко, начаша звонити на Ярославли дворе вече, и сбирахуся людии множество, кричаху, вопиюще по многы дни: “поидем на оного боярина и дом его расхытим”. И пришед в доспесех съ стягом на Кузмадемиану улицу, пограбиша дом его и иных дворовъ мъного, и на Яневе улице берегь пограбиша». Новгородская IV летопись говорит, что пострадавших было больше: «не токмо того, но и иныхъ крестьянъ неповинныхъ».

То есть, после расправы над лодочником, конфликт мог быть исчерпан, поскольку повторную казнь новгородский закон запрещал. Но на свою беду боярин Божин воспылал жаждой мести. Он приказал своим челядинцам схватить Степанка и пытать его. Узнав об этом тысячные толпы меньших людей с Торговой стороны кинулись на Софийскую сторону громить боярские усадьбы. За своих господ вступились слуги. Ударили колокола, на волховском мосту началось грандиозное побоище. Число убитых множилось с каждой минутой.

Новгород разбушевался не на шутку:

«И от того часа нача злоба множитися: прибегше они на свою Торговую сторону и реша, яко Софеиская страна хощеть на нас въоружатися и домы наши грабити; и начаша звонити по всему граду, и начаша людие сърыскывати съ обою страну, акы на рать, в доспесех на мостъ великыи; бяше и губление: овы от стрелы, овы же от оружиа, беша же мертвии аки на рати».

К тому же разразилась страшная гроза, усилившая панику и общий психоз и Н4Л нагнетает обстановку:

«Того же дни, в лютую тоу брань, бысть громъ великъ, и мълниамъ блистание, и дождь, и градъ, или того ради или строениемъ Вышняго на потребу живоущимъ народомъ». «И от грозы тоя страшныя и от возмущенна того великаго въстрясеся всь град и нападе страх на обе страны» (НПЛ), «и от лютыя брани и от оусобнаго гоубительства начаша животы свои носити въ церкви» (Н4Л).

Неизвестно чем бы все кончилось, если бы не архиепископ Симеон, который появился среди разъяренной толпы с поднятым крестом. Появление владыки отрезвило новгородцев. Побоище прекратилось, и народ отправился по домам…

"И пришед святитель ста посреде мосту и, вземъ животворящий крест, нача благословляти обе стране; ови, взирающе на честный крестъ, плакахуся. Услышавши она страна святителево пришествие, и прииде посадникъ Федоръ Тимофеевич съ иными посадникы и с тысячкыми, поклонишася владыце. Владыка послуша молениа их, посла анхимандрита Варлама и отца своего духовнаго и протодиакона на Ярослаль дворъ, да подадут благословение степенному посаднику Василью Есифовичю и тысячному Кузме Терентеевичю, да идут в домы своя».

В 1962 г. вышла монография В.Л. Янина «Новгородские посадники», составившая золотой фонд новгородоведения. Восстание Степанки было выделено в ней в отдельную подглавку. В.Л. Янин констатировал: «Антифеодальная, антибоярская направленность восстания очевидна до такой степени, что его следует признавать крупнейшим классовым столкновением за всю историю республиканского Новгорода». Но учёный предостерегал считать его «проявлением классового антагонизма, так сказать, в чистом виде, когда на одном полюсе борьбы оказались все бояре, а на другом – весь чёрный люд». Сам В.Л. Янин видел «в ходе восстания 1418 г. повторение обычной расстановки сил внутриполитической борьбы Новгорода, когда классовая борьба причудливо переплетается с внутрифеодальной борьбой», но «сложное переплетение задач боярской и классовой борьбы лишает последнюю чёткой перспективы, затрудняет ясное понимание классовых целей восстания, разобщает чёрный люд уже самим противопоставлением соперничающих территорий». Причины новгородского мятежа историк связывал с произошедшей в 1416–1417 гг. реформой посадничества, которая и вызвала взрыв недовольства в 1418 г.

В итоге, новгородские беспорядки 1418 года можно, во-первых, характеризовать как классовое противостояние, принявшее форму борьбы городских сторон под руководством бояр-феодалов, в результате чего «столкнулись низы и верхи, бедные ополчились на богатых». Во-вторых, как внутриобщинный конфликт, проходивший по привычному для вечевого Новгорода сценарию традиционного столкновения соперничающих городских сторон.

https://vnnews.ru/culture/81532-novgorodskie-istoricheskie-z...

https://philologist.livejournal.com/10003360.html