История о том как я жила с бомжами или "Похороните меня под поребриком" (Часть 4)⁠⁠

Начало тут

История о том, как я жила с бомжами, или "Похороните меня под поребриком"

Продолжение поста «История о том, как я жила с бомжами, или "Похороните меня под поребриком"»

История о том как я жила с бомжами или "Похороните меня под поребриком" Продолжение (Часть 3)

Так же в профиле есть посты с ответами на вопросы, можно заходить в коменты, там ещё ответы.

Все картинки из интернетов.

Текст содержит сопли, слюни и много мата.

П.С: у меня проблемы с тегами, если нужно, добавляйте.

Пустота

Был конец мая. Мне ужасно хотелось уйти из притона у Кнопки, как и из жизни в целом. Ночами мне снился Сид с ножом в грудине, стоящий в полу-тусклом свете чердака. Я просыпалась в поту и слезах, шла снимала с крючка его косуху и ложилась с ней обратно на кровать. Мне казалось она до сих пор пахнет Сидом. В груди у меня была бесконечная чёрная дыра, такая большая пустота, так невероятно больно. Я обнимала эту косуху и орала. Кнопка просыпалась, давала мне пенделя под зад и говорила что-то вроде «Да ладно те, блять! Других мужиков что ли мало!?»

Мне не надо было других мужиков, мне вообще в этой жизни больше ничего было не надо. Вообще!

Иногда я пыталась свалить от Кнопки подальше, просто уходила. Это называлось "погулять". Бродила бесцельно по городу, по местам аска, всё ещё спрашивала Сида, иногда встречала знакомых, пила с ними, напивалась, плакала, истерила, стояла на коленях на асфальте и орала в небо: «Сиииид!!!»

Сид не слышал меня и не приходил. Небо меня не слышало тоже. Мне казалось я больше ничего не чувствую, только чёрную пустоту, холод. И мрак.

Иногда захлёбываясь в своей истерике, я так сильно сожалела что меня всё же не прирезали. Закрывала глаза, оказывалась на том чердаке, застывшем в моей памяти в одном моменте, подходила к Сиду, обнимала его, и умирала вместе с ним.

Я была уверенна что Сид мёртв, в моём сознании живой Сид обязательно нашёл бы меня и спас.

Но никто меня не спасал. Я возвращалась снова к Кнопке, мы варили гречку, стирали обосранные вещи, таскали детей на аск, курили More красные, пили портвейн и засыпали под шум очередной драки и крики. Ночами мне снился Сид и история шла по кругу. Был конец мая.

Ром

В очередной раз выйдя «погулять», я шла и думала про Сида. Про то что мне было бы всё равно какой смертью умирать, я только хотела бы оказаться где-то там, рядом с ним снова, выйти из своего колеса Сансары и закончить всё это.

На улице ко мне пристал какой-то чурка.

«Эээ, дэвущщка хороший, кута ти идёшь?» Я остановилась, повернулась к нему, и как можно твёрже сказала «Пошёл нахуй, блять!» «Эээ, що ты грубый, дэвущка!» «Пошёл НАХУЙ!» «Эээ..!» Он попытался меня схватить.

Этот чурка невероятно меня бесил! В руках у меня была початая бутылка пива. Пиво было жалко. Себя было жалко тоже, было обидно и пусто. Все такие ситуации раньше разруливал Сид. Теперь его не было. Ничего больше не было!

Со всего размаху я саданула чурке бутылкой по голове. Просто так, без предупреждения. Бутылка не разбилась. Я замахнулась ещё раз. Бутылка не разбивалась. У нас завязалась потасовка. Чурка пытался бить меня руками, я его ногами. Первую минуту наш бой был почти на равных. Но я не вывозила. Он подставил мне подножку, и я упала на спину. За секунды я успела свернуться калачиком, но несколько раз мне прилетело с ноги по рёбрам и в живот. «Пиздец!» неслось в голове.

Резким вихрем чурку снесло в сторону. Это было почти мгновенно и очень неожиданно.

«Ёбана! Сука! Блять!» Теперь уже чурка лежал на земле, но свернуться калачиком ему не удавалось. Парень который его бил, определённо умел драться. «Сука! Хач! Мудло! Тварь! Тварь! Сдохнешь!» С каждым словом он наносил следующий удар ногой. Серия руками и коронный добивающий в голову. Мой обидчик булькая кровавыми пузырями остался лежать на асфальте.

Это было быстро, резко, и неожиданно. Я стояла хлопая глазами. «Давай! Пойдём отсюда!» Парень тянул меня за руку. Торопливым шагом мы уходили в сторону Витебского вокзала. «Нормально ты его бутылкой приложила! Я вон от туда бежал,» – тыкал он рукой в конец улицы – «думал не успею. Как ты? Часто так делаешь?»

Так я познакомилась с Ромом.

Рома звали Ромой, он был из тех кому "нравятся руны и свастики" (Бахыт Компот (с)). Высокий, худой, из той породы людей, которых называют - жилистый. Холерик по натуре. Он был невероятно живой, активный. Шагал гордо, ровно, прямо, расправлял плечи. Говорил громко, внятно, доходчиво. Жестикулировал много, активно. Оглядывался на место от которого мы уходили, разворачиваясь корпусом в пол оборота. Я за ним не успевала.

Мы как-то очень быстро зацепились языками. На почве ненависти к гостям культурной столицы Ром опознал во мне родную душу. Наверное, его должен быть смутить мой внешний вид, но меня спасало то, что совсем недавно я валялась на земле и опиздюливалась. В плане внешнего вида Ром был для меня человеком другого круга. По нему было видно что он живёт дома, ну или в каком-то относительно приличном месте. На нём были чистые, не мятые вещи, он был гладко выбрит, и даже пах дезодорантом или одеколоном. А может быть тем и другим одновременно.

"Куда ты шла? Давай провожу, вдруг ещё кто доебётся!" Я шла никуда.

"Гуляю просто" - ответила я ему.

"Я тоже, пойдём туда, на набережную" - он махнул в сторону Обводного канала.

Мы гуляли по Обводному, Ром купил пару беляшей и пива, говорили о разной фигне. Точнее в основном говорил Ром, мне особо нечего было ему рассказать. А если ещё точнее, то мне не хотелось рассказывать ему о себе. Хоть Ром и был классическим правым, я чувствовала, что это может быть мой шанс.

Колесо Сансары давало трещину.

Мы гуляли до самого вечера. Ром подвязался меня проводить, но я не знала во что это может вылиться, мне страшно было признаваться ему кто я, и уж тем более в каком месте живу. Домой я пошла одна, но мы договорились встретиться в городе на следующий день.

Закрыв за собой дверь Кнопкиной квартиры я снова провалилась в ад, которым была моя жизнь. Грязь, мразь, алкоголь, чужие дети и вонючий притон. Теперь стоя на засраном полу этой квартиры, Ром казался мне чем-то далёким, и совсем не реальным. Но шанс был.

Я как могла привела себя в порядок, помыла голову и постирала джинсы. Кнопке я ничего не рассказала.

На следующее утро я красила глаза огрызком карандаша в осколке зеркала. "На свиданку чтоле собралась?" "Ну вроде того." "Если там это, перепадёт чё, гречи купи." "Лады"

Я ждала его, а он не приходил. Мне уже казалось что Ром - моя алкогольная галлюцинация. Слишком неожиданно он появился в моей жизни. Был слишком ярким и живым. Я прождала где-то полчаса.

"Блин, извини, там это, ну короче тема была, прости."

Ром всё-таки пришёл. Мы снова гуляли, пили дешёвое пиво, курили Ромов Лаки Страйк, говорили. Ром очень много знал о городе. Все истории Рома начинались примерно с " А это памятник Грибоедову... " и содержали "и вот прям тут, короче, мы этого чурку отхуячили".

Жизнь Рома била ключом. Кричала стадионами, горела фаерами, шагала по улицам правым маршем. Ром бежал по этой жизни сквозь вагоны электричек, через вокзалы и тёмные улицы. Бил в прыжке, с ноги, рукой, кастетом, цепью, оставляя за собой изломаные жизни и трупы.

Ром рассказывал весело, шутил и сам смеялся. Такая жизнь была для него обыденностью, как и для меня наркоманский притон.

Он был из тех, кто считает себя волком, но Ром не был волком - он был как молодой пёс. Это ощущалось и в его прямой горделивой походке, и в том как он говорил, словно лаял, и в том как Ром ненавидел весь мир.

У нас было вроде как свидание. Ром как мог строил из себя джентльмена. Травил шутки, подавал руку, сорвал мне цветок с клумбы. Ром был единственным человеком в этом мире, кто желал обо мне позаботиться, даже если со своими целями. А я его боялась.

Мы снова гуляли до вечера.

"Куда тебе? Опять уйдёшь? Может это, на чай?" Учитывая то что мы пили пиво, слово "чай" звучало неуместно, и я прекрасно понимала что значит "чай".

Глубоко внутри себя я возвела огромный монумент черного мрамора с мёртвым Сидом на пьедестале. Мне не надо было ничего, кроме одного единственного в мире человека. Но сейчас я выбирала между "чаем" и притоном. И я согласилась на "чай".

Ром жил в большой коммуналке того же Адмиралтейского района. Это была убитая в хлам квартира, в которой у Рома была большая просторная комната. Вся мебель была старая, обтёртая, явно видела ещё Брежнева, некоторая Ленина, а некоторая может быть и Петра. По обстановке это был  бабушатник. Ром жил один, комната досталась ему по наследству от деда.

Было видно что Ром готовился к "чаю" и холостяцкую берлогу как могли прибрали.

На моё удивление под словом "чай" действительно имелся в виду чай. На столе появились две разномастные кружки, сахар и заварка. Мы выпили чаю, а потом снова перешли на пиво. Вечер становился томным. Ром не был каким-то отвратительным - высокий, стройный, худой, с правильными чертами лица, чистый и побритый. Но я не могла. Меня трясло. Монумент Сида не давал мне не обнять Рома, не проявить какой-то ласки. Ром явно остался не доволен.

"Пиздец, блять!" - заключил он. "Посплю на диване!"

Ром ушёл спать на диван, я осталась спать на софе, которая служила Рому кроватью.

Ночью мне снился Сид. Я проснулась как обычно в крике, заходясь в истерике и рыданиях. Ром оказался рядом прыжком. "Тихо ты!" "Тихо, тихо, детка! Тихо, я рядом!" Он обнимал меня, я плакала. Ром тянул из меня по слову. А я рассказывала. Про всю свою судьбинушку, грязь, вписки, алкашку и притон. Момент про Сида я пропустила, сказала "Аскала с чуваком."

Ром натягивался как струна. В полумраке комнаты я видела как ходят скулы у него на лице. Ром видел в жизни много дерьма, и даже часто сам его организовывал. Но моя история была для него трэшем, обратной стороной жизни.

"Это пиздец, блять!" сказал он. "Завтра мы пойдём туда, заберём твои вещи, и всех там отебошим!"

Мы уснули вместе, на софе, в обнимку. Ночью мне снился Сид.

Выдох

На утро мы пили чай, ели дешёвое печенье, Ром замутил бутерброды.

У меня не было каких-то вещей которые нужно было забирать, только косуха. Я нежно её берегла, это был мой островок нормальности, память, надежда. И чёрный монумент.

Дверь Кнопкиной квартиры как всегда была открыта, я зашла первая, Ром за мной. Стоя в прихожей притона, Ром снова казался чем-то не реальным, хотя теперь он и был тут. Я снова видела какой он живой, яркий, среди всей грязи, на фоне живых трупов, среди мусора и шприцов.

Такого говна Ром явно раньше не видел. С минуту он стоял молча, у него надувались ноздри, играли скулы, он снова весь натягивался. От него физически ощущались ненависть, ярость и злость.

Ром прошёл по квартире ураганом. С удара открывал двери, бил с ноги, в прыжке, кастетом с замаха. Он был - ярость! За ним оставались брызги крови, сломанные носы, поломанные рёбра, и кровавая юшка.

Я стояла на пороге Кнопкиной комнаты, Ром стоял за спиной, в кроватке улюкала Яночка. Кнопки и Янчика не было. Яночка тянула руки. Я подобрала с пола замызганную погремушку и дала ей. Забрала косуху и мы вышли.

Ром стоял у входа в парадную, спиной. Молчал долго, у него снова ходили скулы. Закурил.

На улице был тёплый, редкий для Питера солнечный день, но в глазах у Рома ломался весь серый лёд Невы.

Ни слова. Шли минуты, я боялась хоть что-то ему сказать, теребила косуху, ждала что сейчас он просто уйдёт оставив меня здесь.

"Постой тут."

Ром выдохнул и зашёл обратно в парадную. Я боялась что он ушёл их добивать, мне и так казалось в квартире осталась пара трупов. Но через минуту Ром вышел с Яночкой на руках.

"Пошли!" И мы пошли.

Я и Ром только что украли ребёнка.

...

Продолжение будет.

Не забывайте задавать вопросы, следующий пост будет с ответами.