История Гули⁠⁠

Студентами старших курсов мы позволяли себе снимать комнаты недалеко от института, так сказать, добровольно лишали себя поднадоевших прелестей студенческого общежития. Так вот, очередной учебный год мы с товарищами начали с подбора жилья.

Без долгих раздумий, по совету старшекурсников, остановились на варианте комнаты на троих в двушке, рядом с учебным корпусом института. История, переданная старшими поколениями, гласила, что комнату в квартире сдает одинокая старушка без вредных привычек.

Знакомство с хозяйкой было коротким и деловым. Вид квартиры и комнаты соответствовал цене и навевал воспоминания о суровых годах строительства социализма. Бабушка представилась Таисией Ивановной и сразу сообщила, что проживает не одна, а с голубем Гулей и просит отнестись к этому факту, как сейчас у нас говорят, с пониманием. Нас это вполне устроило. Но все оказалось не так просто и однозначно.

Гуля был ушлый по жизни голубь неизвестной породы. Постоянно проживал в ванной комнате. Холеный, обласканный и зацелованный в жопу голубок, неограниченно используя наивность и доброту старушки, имел полную свободу. Пользуясь статусом неприкосновенности, вечно был недоволен и всюду гадил. Мало того, он являлся смыслом жизни бабули, центром ее внимания, заботы и душевного благополучия. Но как оказалось, эта идиллия никак не сочеталась с нашим присутствием в квартире. А порой доводила нашу жизнь до абсурда.

По утрам на умывание и прочее каждому отводилось не более пяти минут. Если лимит был исчерпан, Таисия Ивановна под одобрительное гульканье пернатого гаденыша, стучала в дверь и взывала о милосердии к бедной птице, которую уже насмерть запарили. Мыться в ванной, стираться или принимать душ запрещалось категорически. Форточки и окна в квартире не открывались во избежание проникновения особей семейства кошачьих. Ко всему Гуля, со слов старухи, не любил запахов одеколонов, лосьонов, брызг и шума льющейся воды, чихания, сморкания, сквозняков и еще кучи всего прочего.

Конечно, такое существование было бы однозначно невозможно, если бы не одно но. Каждую пятницу старушка уезжала на выходные к родственникам. Перед отбытием, на общем сборе личного состава, она грозно предупреждала нас об ответственности, которую мы несем перед птицей. Обостряя внимание на том, что за последние годы, несмотря на смену квартирантов, Гуля всегда пребывал в полном здравии, светлом уме и никаких эксцессов с ним не случалось. После инструктажа, она насыпала в ванну дробленого зерна и отбывала. И тогда.

С первыми лучами солнца, субботнее утро, начиналось с поэзии А.С. Пушкина: « В чужбине свято наблюдаю. Родной обычай старины. На волю птичку выпускаю. При светлом празднике весны».

Жирного, ошалевшего голубя выволакивали из ванны. Без суда и следствия ему инкриминировали статью по категории нанесение «морального вреда». Приговор тройки обжалованию не подлежал. Несмотря на то, что деяния Гули приносили физические и нравственные страдания, причиненные бесправным студентам. Пернатый, по душевной доброте судей, в полной мере получал право быть свободным. После этого освобожденного, с чистой совестью, отправляли на волю. Ванна была свободна.

Как обычно напряженный субботний парко - хозяйственный день заканчивался уже к вечеру торжественным застольем посвящённому гуманному освобождению товарища Гули, символу Мира с древних времен. Так, как еще в Ветхом Завете описано, как Ной выпустил именно эту птицу из ковчега, чтобы убедиться в окончании Великого потопа.

В воскресенье ближе к вечеру нас начинал преследовать исполненный укоризны незримый дух Таисии Ивановны, и мы, испытывая сильные нравственные мучения совести, лезли на чердак, ловили очередного Гулю и торжественно запускали его в ванную комнату.

Таисия Ивановна подмены не замечала. Да и как можно было отличить голубей, живущих на чердаке ее дома, связанных одной родовой ветвью многих десятков поколений, большая часть из которых в разные времена побывала у нее дома стараниями сердобольных студентов.