Игрушечный калейдоскоп⁠⁠

Внимание всех посетителей "Ветерка" переместилось к освещенному тротуару за панорамным окном. Даже певица замолчала.

Дедушка-плясун стоял по центру круга и растерянно моргал. Кажется, он начинал понимать, что ситуация развивается совсем не так, как с пьяных глаз ему представилось в облаке испарений "Ветерка". Тем временем круг становился все теснее - по всему выходило, что от первого физического контакта с калининградской компанией дедушку отделяли секунды.

Тут, уверенной рукой раздвинув круг, к дедушке подошел Олег Заяц. Положил руку ему на плечо и оглушительно свистнул. И в свисте этом было что-то первобытное, дикое и тревожное.

Круг замер.

Заяц свистнул еще раз. Нечеловеческая боль и страшная тоска была в том звуке. Дедушка заплакал. Гопники зашмыгали носами.

Заяц свистнул снова. Боль, безумная, страшная боль как будто прокатилась по Береговому проезду от города к морю. Редких прохожих куда-то смело. Вокруг не было никого - только Олег, дед и гопники.

Олег, приобнимая деда, вышел из середины круга и встал рядом с гопниками. Положил свободную руку на плечо одному из них. Дед сделал то же самое. Гопники тоже.

Заяц в четвертый раз свистнул. Он вложил в этот свист и тоску по несбывшимся юным мечтаниям, и сострадание к измученным и убитым в Архангельске крокодилам, и горе от предательства Полинчика, и собственную, никогда теперь его не оставляющую, физическую боль, и отчаяние от предвкушения своего безрадостного будущего. Он честно отрабатывал суровый ритуал могущественной африканской магии. Ему не в чем было себя упрекнуть.

Заяц сел на корточки. Все тоже сели. Гопникам это было привычно. Дедушка лязгнул суставами, но тоже справился. Теперь рыдали все, и каждый о своем. Все громче, все горше. Слезы капали на тротуар, их нельзя было вытереть - руки у всех были заняты, они лежали на плечах соседей.

Олег встал и вернулся к столу. Он выполнил свою задачу - старому плясуну более ничего не угрожало.

Из моей новой книги. Алексей Митрофанов, "Игрушечный калейдоскоп".