И вот он воскрес

Все случилось в конце февраля. Он умер от того, что на стройке на него упало что-то тяжелое. Сорвалось, рухнуло — бывает. Он ничего не почувствовал, не увидел, что его накрыло — просто в миг все прекратилось. Труп привели в порядок перед похоронами, нарядили во все белое и уложили в гроб. «Какой хороший был человек Иван Александрович!» — плакали по нему на похоронах родственники и друзья, утирались белыми платками, постольку-поскольку пытались говорить только хорошее.

После похорон люди ушли в дешевое кафе. Да, говорили, Иван был неплохим, но все же в последнее время много пил. Жена, Лиза, с которой их совместные четыре года развязались накануне трагедии в ссору из-за немытой посуды и опостылевших стен, сидела сама не своя. Все в ней двоилось, раскалывалось. Обида, которую она не могла выбросить из сердца, связалась с неясным внутренним горем, будто что-то оторвалось. Иван сквернел потихоньку эти четыре года, а в последнее время стал совсем невыносим. Но четыре года! Лиза сидела молча, лицо её ничего не выражало. Она слушала. Иван, говорили, был свой, ровный, хотя и не без подлости. Так говорили его друзья. Лиза кивнула словам, но не ответила. Да, эту перемену в Иване заметили все, но теперь делать было нечего.

Поминки кончились. Прошло несколько недель.

И вот он воскрес.

Завязались почки, потекло, размякло, засырело, люди начали утопать в грязи. И то ли в мире что-то перевернулось, то ли какой-то закон дал сбой, но одним воскресным утром Иван выбрался из-под земли.

Все в нем дышало жизнью.

Комки грязи посыпались с него, как тяжелый снег с тонких веток деревьев. Он посмотрел вокруг на могилы, покрытые мокрым снегом, на серый лед под ногами, на сухие деревья. Небо было темно-лиловым, а по левую руку, через низину зеленого и белого, за лесом, тянулась огненная линия восхода. Облака в виде слонов и овечек пробудили в нем какую-то легкость. Ивана будто толкнуло и сделало легким, как перышко, и вот-вот он полетит туда, откуда встает солнце, через низину и поле травы и снега, к ещё заснеженному лесу, к солнцу. Он пошатнулся на своих двоих. Вода захлюпала, зачавкала грязь.

И вдруг он посмотрел на город, и все впечатления с воспоминаниями слились во что-то единое. Иван моргнул, и — бутылка, Лиза, ссора, вяжущая злость, теплая и холодная одновременно ненависть под сердцем. И сюда же смех, который звучал между деревьями, и легкие, неслышимые шаги. Он вдруг понял, что вся его жизнь была определена до последнего момента. Все началось со смутной мечты о памятниках, о скульптуре богу Аполлону, о каких-то неясных картинах. Но бутылка, сосед по парте с пачкой сигарет и печатью преступления на лице, женщина, похожая на проститутку, как будто решили все за него.

И вот ему оставалось подкинуть монетку. Какое-то сопряжение случайности и мечты определило его сначала в колледж, потом на стройку. И хоть от этих воспоминаний он заморгал, и с век посыпалась земля, в груди у него при этом растекалось приятное тепло.

А потом Иван оступился, совсем упал в грязь, вдохнул. Он лежал так не меньше часа, звездой, пока все не пришло в порядок, и пока он не начал ощупывать себя за лицо, за одежду, за руки. «Паршивым я был». И в мыслях пьяный разгул, рукоприкладство, оскорбления. Он обманул какого-то новичка на стройке.

И тут в голове стройка, тот злополучный день. Как он кричит на Семена, держит какую-то веревку, потом со злости тянет, и темнота. Он заморгал чаще. Бо. Же. Мой. Он резко поднялся, взялся за дерево, чтобы не упасть. Мертвец, мертвец, мертвец. Но как? И Иван снова посмотрел вокруг, на могилы, увидел яму, из которой вылез, разломанный гроб. Он увидел камень, на котором значилось: «Иван Александрович Дубов, 1980-2018» Ни словом больше.

«Господи, Лиза! Я живой, я живой! Я больше не буду тем, кем был. Лиза!»

Иван сорвался с места и побежал через грязь, снег, деревья. Мимо мчались машины. Он выбежал на проезжую часть и попытался ловить их. Его чуть не сбило. Плюнув, он побежал в город, по улицам. Никакой усталости. Он бежал квартал за кварталом, люди косились на него и отходили кто куда. Все вокруг было темно-желтым.

И вот их улица, их дома. Внутри него все дрожало.

А через двор на работу шла Лиза. Она была в осеннем красном пальто, в красном берете и с черной сумочкой. Он побежал на неё. Она закричала, а он задышал ей в лицо, и — «Лиза, Лиза! Это я!» — каким-то хриплым, сорванным голосом. Лиза отшатнулась в страхе и побежала. Ивана она не узнала.

А он остался стоять на месте и смотреть вокруг, весь мокрый, в грязи, не чуя собственного запаха. Панельные дома казались такими маленькими, а он таким большим, что мог бы обнять их и пожать руку каждому жильцу. Иван на дрожащих ногах сел под дерево, в снег, и ждал.

Миновал день. Вечер. Лизы не было. Черную машину Иван сначала не признал, пока не увидел там Семена, пока не увидел Лизу, которую тот провожал от машины к подъезду. Они увидели Ивана. Их взгляды встретились. Иван вспомнил свою ссору с Семеном, с Лизой, и какие-то слова стали всплывать в голове. Серые его руки задрожали. «Нет, то был не я».

Он поднялся и пошел к ним. Лиза прильнула к двери подъезда, приложила ключ к домофону. Запикало, она — за дверь. «Лиза! Лиза! Я живой!» — и он слышал её всхлипывания, а Семён преградил ему дорогу. Его глаза округлились, когда он увидел Ивана. Он до конца не верил, что увидит именно его, а когда встретил, то только попятился и заслонил собой закрывшуюся дверь.

Иван остановился и посмотрел на Семена. «Что? Вот так?» С несколько секунд он стоял, ничего не понимая. Семен шевелил губами: «Ваня? Это правда ты? Но… черт… Ваня…»

Иван посмотрел на Семена, на его машину, на желтый в свете ночных фонарей двор, и внутри него что-то оборвалось. Он пошел с кулаками на Семена, но тот без лишних проблем оттолкнул его к машине. Иван был легким. Как перышко.

От этого толчка что-то внутри него хрустнуло, но никакой боли он не почувствовал. Иван, медленно поднимаясь, ринулся на Семена.

И он снова на земле, все в нем поломалось. Смерть истончила его кости, кожу, и Иван — «Как же я ослаб!» — просто хотел рыдать от собственной слабости и злости. Семен взял его за ноги, утащил в багажник. «Лиза! Лиза! Я живой!» — его же сломанный голос в голове и там же рядом всхлипывания Лизы. Он начал дергаться, но ничто ему не помогало.

Семен остановился с Иваном на дороге, взял его на руки и потащил. Иван понял, что его тащат на кладбище. А когда он снова оказался в могиле, снизу-вверх смотря глядя на Семена, который ногами и руками сыпал на него снег, грязь, землю, то завыл. «Семен! Я ведь живой!» — его голос на миг остановил старого друга, но тот продолжил засыпать его. А потом земля заслонила ему мир, заполнила рот. Он больше не видел, не слышал, и не мог пошевелить сломанными руками и ногами.

Умер он во второй раз или просто лежал в земле, ничего не видя, не чувствуя, не слыша — ему уже было неважно.

Сообщество автора: https://vk.com/e_amir_deus_ex_machina